Андреевская энциклопедия
Андреевская энциклопедия
– русский прозаик, один из самых значительных и известных в мире русских писателей и мыслителей, в Розе Мира – гений-вестник.
на тексты Д. Андреевацитата (2: 26).
цитата (2: 70).
О Небесной России: Возрастает блаженство самих гамаюнов и сиринов, когда они видят те эпопеи, которые творят там великие души, прошедшие в последний раз по земле в обликах Державина и Пушкина, Лермонтова и Гоголя, Толстого и Достоевского, Рублева и Сурикова, Глинки и Мусоргского, Казакова и Баженова (2: 136).
Из числа просветленных, взошедших в Небесной России на особенную высоту, мне известно несколько имен: Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Лев Толстой, Алексей Константинович Толстой, Достоевский, Аксаковы, Витберг, Кутузов (2: 138).
цитата (2: 148).
цитата (2: 177).
цитата (2: 211).
цитата (2: 251).
цитата (2: 259).
цитата (2: 269).
вся душевная раздвоенность, все созерцание и эмоционально-жизненное переживание обоих духовных полюсов, свойственное как Лермонтову и Гоголю, так – в еще большей степени – Достоевскому, Врубелю и, наконец, Блоку, являются не чем иным, как следующими этапами этого процесса (2: 317).
цитата (2: 318).
цитата (2: 333).
Художественные гении того времени – Тютчев, Лев Толстой, Достоевский, Чехов, Мусоргский, Чайковский, Суриков, позднее Врубель и Блок – не выдвигали никаких социальных и политических программ, способных удовлетворить массовые запросы эпохи, увлекали разум, сердце, волю ведомых не по горизонтали общественных преобразований, а по вертикали глубин и высот духовности; они раскрывали пространства внутреннего мира и в них указывали на незыблемую вертикальную ось (2: 369-370).
цитата (2: 374).
цитата (2: 376).
цитата (2: 379).
цитата (2: 380).
цитата (2: 387).
цитата (2: 389).
цитата (2: 393).
цитата (2: 397).
цитата (2: 398).
Как художник-этик, пробуждающий наше сострадание к несчастным и падшим, Достоевский велик – так велик, что этого одного было бы достаточно, чтобы упрочить за ним навсегда одно из первых мест в пантеоне всемирной литературы. Не менее, вероятно, велик он и как художник-вестник Вечно Женственного; только искать веяние этого Начала нужно не в замутненных, душевно искалеченных, внутренне потерявшихся, снижаемых собственной истеричностью образах Настасьи Филипповны или Катерины Ивановны, а в том варианте общечеловеческой темы, на Западе разработанной в лице Маргариты и Сольвейг, который у нас создал именно Достоевский. История Сони Мармеладовой и Раскольникова – это потрясающее свидетельство о том, как das Ewig Weibliche zieht uns heran.
Но еще более велик Достоевский именно тем, что проводит нас, как Вергилий проводил Данте, по самым темным, сокровенно греховным, самым неозаренным кручам, не оставляя ни одного уголка – неосвещенным, ни одного беса – притаившимся и спрятавшимся. В этом и состояла главная особенность его миссии: в просветлении духовным анализом самых темных и жутких слоев психики. В этом отношении он является не только великим, но, пожалуй, глубочайшим писателем всех времен. Дальше перед ним начиналось другое: пронизывание таким анализом и светлых слоев, но на этой дороге он едва успел сделать первые шаги.
Во всяком случае, если для тех конечных целей демиурга, о которых я говорил в предыдущей главе, нужно предельно расширить границу личности и включить в зону, ею охваченную, самые кромешные слои инфрафизики (ибо пока они не изведаны, они не могут быть и просветлены), то никто не сделал для этого так много, как Достоевский. <...>
Работа даймона над Достоевским сосредоточивалась преимущественно на развитии его способности высшего понимания других человеческих душ; другие его духовные органы оставались только приоткрытыми. Поэтому в его творениях заключены не прямые, не открытые образы иноматериальных реальностей, как у Данте, но их функции в слое человеческой психики, человеческих деяний и судеб. Человек, сохранивший о подобных спусках воспоминание более отчетливое, мог бы различить функции таких слоев нисходящего ряда в психике и деяниях многих героев Достоевского (2: 399-400).
Галерея человеческих образов, созданных Достоевским, не имеет себе равных, и не в одной только русской литературе. Недаром ни один русский писатель, кроме Толстого, не пользуется такой незыблемой всемирной славой. Каждому известно, что идеи философские, религиозные, нравственные, психологические, социально-исторические, культурные, выдвинутые Достоевским, поистине неисчислимы. Я ограничусь указанием лишь на две из них, имеющие, с метаисторической точки зрения, значение совершенно особое.
Первая, это – та трактовка революционного движения того времени, за которую Достоевский получил впоследствии прозвание «пророка русской революции». В «Бесах» можно обнаружить массу деталей, верно подмеченных Достоевским у народовольцев, но не передавшихся их историческим преемникам (2: 400).
Другая идея Достоевского имеет не менее прямое отношение к конечным целям демиурга и вообще к нашему и общечеловеческому будущему. Идея эта изложена в известном диалоге Ивана Карамазова с иноками в монастыре (глава «Буди, буди!»). Заключается же идея в уповании на то, что в историческом будущем осуществится нечто, противоположное римской католической идее превращения церкви в государство (так, по крайней мере, понимал католическую идею Достоевский): превращение государства в церковь. Семьдесят пять лет назад такая идея казалась каким-то утопическим анахронизмом, двадцать пять лет назад – бредом мистика, оторванного от жизни; сейчас же она заставляет призадуматься; через десять или двадцать лет она начнет свое победоносное шествие по человечеству. Естественно, что задачу эту Достоевский возлагал не на Розу Мира, предвидеть которую в XIX веке не мог даже он, а на православие.
Явственными признаками провиденциальности отмечена и судьба самого Достоевского. Конечно, страдание есть всегда страдание, и сердце может сжиматься от жалости и сочувствия, когда мы читаем о бесконечных мытарствах и мучениях, из которых была соткана внешняя сторона этой жизни. Но, как ни ужасны с гуманистической точки зрения даже тягчайшие ее события, они были абсолютно необходимы, чтобы сделать из человека и художника того великана, каким он стал. Таковы – его эпилепсия, аномальный облик его сексуальной сферы, безудержность и страстность его натуры, минуты его на эшафоте, пребывание его на каторге и даже, по-видимому, его бедность.
Но почему-то почти не отмечается в литературе о нем факт исключительной важности: а именно то, что в последние годы своей жизни Достоевский освобождался, одна за другой, от страстей, требовавших преодоления и изживания: для него наступила пора очищения. Великое сердце, вместившее в себя столько человеческих трагедий, исходившее кровью за судьбу стольких детей художественного гения, опрозрачнивалось от мути, и вместе с тем возрастали силы любви. И когда читаешь некоторые страницы «Братьев Карамазовых», например главы о капитане Снегиреве или некоторые абзацы о Димитрии, охватывает категорическое чувство: чтобы так любить, так обнимать состраданием и так прощать, надо стоять уже на границе праведности.
Конечно, в своем посмертии Достоевский получил такие возможности к спасению и подъему своих метапрообразов, каких мы не можем знать. И в этом отчасти и заключалось, во всяком случае в известный период, его посмертное творчество. Скоро начался и другой труд: быть Вергилием спящих по кругам инфрафизики (2: 401).
цитата (2: 405).
цитата (2: 408).
цитата (2: 418).
цитата (2: 467).
цитата (2: 559).
цитата (2: 564).
цитата (3.2: 19).
цитата (3.2: 60).
цитата (3.2: 116).
цитата (3.2: 118).
цитата (3.2: 124).
цитата (3.2: 171).
цитата (3.2: 204).
цитата (3.2: 262).
цитата (3.2: 319).
цитата .
на тексты А. Андреевойцитата .
на сопроводительные материалы к текстам Д. Андреевацитата (3.2: 373).
цитата (3.2: 386).
цитата (3.2: 395).
цитата (3.2: 422).
цитата (3.2: 432).
цитата (3.2: 467).
цитата (3.2: 506).
цитата (3.2: 509).
цитата (3.2: 511).
цитата (3.2: 514).
цитата (3.2: 523).
цитата (3.2: 536).
цитата .
Белгородский БЕ1, 2; Журавлев БЕ; Роднянская; Ненашев БЕ1, 2; Померанц БЕ1, 2; Протоколы сион. мудрецов. §1.
.
по Ф.М. Достоевскому
Вересаев В.В. Живая жизнь. – М., 1991. – 336 с. – Пер.
Галкин А. Пространство и время в произведениях Ф.М. Достоевского (1996). – http://www.philology.ru/literature2/galkin-96.htm
Лаут Р. Философия Достоевского в систематическом изложении. – М., 1996. – 448 с. – Пер.
Мария, мать (Скобцова). Достоевский и современность. – Париж, 1929. – 74 с.
Флоровский Г.В. Религиозные темы Достоевского (1990). – http://www.philology.ru/literature2/florovsky-90.htm
Франк С.Л. Достоевский и кризис гуманизма (1990). – http://www.philology.ru/literature2/frank-90.htm
Фудель С.И. Наследство Достоевского (1991). – http://www.philology.ru/literature2/fudel-91.htm
.
Русская литература
Достоевский Ф.М.
Andreev encyclopædia
was a Russian novelist, short story writer, essayist, journalist and philosopher. Dostoyevsky’s literary works explore human psychology in the context of the troubled political, social, and spiritual atmosphere of 19th-century Russia.
|
Text of the article
. |
to D. Andreev’s textsquoting .
to A. Andreeva’s textsquoting .
to accompanying materials to D. Andreev's textsquoting .
.
on F.M. Dostoevsky
Notes from Underground / Tr. M. Katz. – Norton.
Crime and Punishment / Tr. J. Coulson. – Oxford UP.
A Collection of Critical Essays / Ed. Rene Wellek. –
The Notebooks for Crime and Punishment / Editor and translator Edward Wasiolek. – Chicago: University of Chicago Press, 1967.
Bakhtin M.M. Problems of Dostoevsky’s Poetics / Ed. and trans. Caryl Emerson. – Minneapolis: University of Minnesota Press, 1984.
Brasol, Boris. The Diary of a Writer. – New York, 1949.
Frank, Joseph. Nihilism and Notes from Underground // Sewanee Review (69). – 1961. – Pp. 1-33.
Frank, Joseph. Dostoevsky: The Seeds of Revolt, 1821–1849. – Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1976.
Frank, Joseph. Dostoevsky: The Years of Ordeal, 1850–1859. – Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1983.
Frank, Joseph. Dostoevsky: The Stir of Liberation, 1860–1865. – Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1986.
Ivanov, Vyacheslav Ivanovich. Freedom and the Tragic Life. – London: Harvill Press, 1952.
Jackson, Robert Louis. Dostoevsky’s Quest for Form. – New Haven: Yale University Press, 1966.
Jackson, Robert Louis. Twentieth Century Interpretations of Crime and Punishment: A Collection of Critical Essays. – Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, 1974.
Jackson, Robert Louis. The Art of Dostoevsky: Deliriums and Nocturnes. – Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1981.
Mochulsky, Konstantin. Dostoevsky: His Life and Works. – Princeton, N.J., 1967.
Terras V. The Young Dostoevsky (1846–1849): A Critical Study. –
Terras V. A Karamazov Companion: Commentary on the Genesis, Language, and Style of Dostoevsky’s Novel. – Madison: University of Wisconsin Press, 1981.
Terras V. F.M. Dostoevsky: Life, Work, and Criticism. – Fredericton, N.B., Canada: York Press, 1984.
Wasiolek, Edward. Dostoevsky: The Major Fiction. – Cambridge, Mass.: M.I.T. Press, 1964.
.
.
Russian literature
Dostovsky F.M.