Даниил Андреев Железная мистерия (3) Акты 9-12; полесловие.

Здесь читайте: Акт 9. Низвержение. Акт 10. Пепелище. Акт 11. Возможности. Акт 12. Роза мира. Послесловие.

Предыдущие: (1) Вступление; акты 1-4. (2) Акты 5-8.

Акт девятый Низвержение

Голос одного из депутатов

Друзья! Мы пролетаем Над вашим славным краем – Взглянуть, как строит дом Ваш сво-бо-до-любивый Народ трудолюбивый, Талантливый притом.      Другой депутат Привет и пожелания     приносим мы, как братья        от вашего собрата –                от нашего народа Народному собранию     народных депутатов        народной демократии                великого народа.      Опять первый Народ ваш очень древен И в то же время – молод; Наш – тоже: юн, но мудр. И скоро в серп и молот Поверят с нами вровень Сто миллионов шудр*. * Шудры – низшая из четырех основных каст Индии. -200- В Цитадели по-прежнему бубнит голос Автомата Я учил и учу: скверно Вскачь по кочкам нестись бурно. Покорять надо мир – мирно, Пядь за пядью, тишком, мерно. Вдали показывается колоссальная бабочка ярко-розового цвета. Это – на самолете новейшей  отечественной  конструкции  государственная  депутация возвращается из заграничного турне. Бабочка, странно порхая, приземляется на аэродроме.      Оба депутата перед микрофоном      Первый Феноменальнейшее турне! От слез восторга – туман в пенсне. Мы убедились, спеша бегом, Как обожают нас все кругом.      Другой Мы были приняты, как отцы. Там даже принцы – смирней овцы... Что принцы! даже товарищ шах Нас обнял, звякнув серьгой в ушах!      Первый Но важен, впрочем, не шах, не принцы, А то, что в нас величали принцип. Пляс... шутки... горы конфет, триумф: За сутки – города по три... Уф! Депутаты  скрываются  в  Цитадели,  чтобы  сделать  отчетный   доклад ареопагу. Отдыхая от железной дисциплины при покойнике,  олигархи  сидят, непринужденно развалясь в креслах.      Докладчик Друзья! От почестей –                      вальс в мозгу. Но... враг ярится. Я не солгу, Признав, что изредка наш комфорт Смущали выкрики пьяных морд. Как плетка, свищущая клевета, Шнурами фактов перевита, Хлестала с бешенством наш престиж. Ну как тут выдержишь? как простишь? Из-за прикрытия глянув к нам, Мерзавцы видят и шлак и хлам; А жертв какой-нибудь миллион Любой писака-хамелеон Возводит нагло в квадрат и куб, Чтоб верил всякий, кто прост и глуп. -201-      Содокладчик Теперь нам ясно, как день, друзья, Что гуманистами слыть нельзя, Пока шпионы с рубежных гор Следят за жертвами наших нор.      Председатель Значит, так: за ряды гор Вдоль границ спрятать весь сор, А по склонам – картин ряд: Пусть докажут, что враг врет. Накладная: краплак,                    крон, Кобальт, охра... 500 тонн; А чтоб вышла прочней смесь, Выбор тем          обсудить                  здесь.      Члены ареопага      Один Я предлагаю: на снежном пике – Картина: в центре – все наши лики, А вкруг – строители гидростанций, Закончив труд свой, несутся в танце.      Другой Чтобы язык прикусил нахал, Я предлагаю: под грузом хал Стол подогнувшийся, а вокруг – Ряды мозолистых, честных рук.      Третий Ну, это бледно. Острее – так: Столетний старец пошел в гопак; За ним старушка, восторг... галдеж... Рукоплескающая молодежь.      Четвертый Еще: вернулся к родной бригаде Тот, кто безвинно страдал при гаде: В тюрьме он гладок стал, сыт, ядрен, Зазноба аннушек и матрен.      Еще один Да, да, покажем, как мы нерях Перевоспитываем в лагерях: Кто был вчера социальным гнидом, Всех поражает культурным видом. -202-      Члены депутации      Первый Отбросив ветошь – чадру, калым – Народ гордится своим былым. Покажет, сколь глубока культура, Вид: экскурсанты и гроб Тимура.      Другой Еще эффектней такой сюжет: Гигантский колокол древних лет; Вкруг – жизнерадостный вальс республик, Причем у каждой – цветок и бублик.      Члены ареопага – Потом картина еще такая: Веранда, столик, бутыль Токая, Грузин и чукча (вдали ландшафт) Пьют, улыбаясь, на брудершафт. – Шпион пронюхал про казнь за веру. Панно, чтоб в корне пресечь химеру: Епископ молится в алтаре, А дьякон вторит мажорным ре. – Нет, русских мало. Пусть и другие Свершают якобы литургии; Фигура ксендза... шелка... батист... Мулла в тюрбане... Вдали – баптист. – А в заключенье – пейзажик рая, И ребятишки, в цветах играя, Наветам взрослых в противовес Кричат: спасибо, ка пэ эс эс! Директивы проводятся в жизнь. Тысячи художников  расписывают  внешнюю сторону рубежных гор фресками на указанные темы.      Ученики в школах, репетируя Да здравствует мирное завывание...      Педагог, поправляя За-во-е-вание.      Ученики, скандируя Выдь, не трусь! и пхай! пхай! -203-      Педагог, ударяя линейкой по кафедре Хинди – руси, бхай, бхай!! По  кольцевой  трассе  столицы  установлено  круглосуточное  движение войсковых частей. Нарастает гул их очередного приближения.      Голоса атомных батарей     В ночь циклотронную –     С душою урановою –     С кровью плутоновою – Двигаемся! да, двигаемся!      Голоса летательных машин Пространство осваивая, берем                          мир                      в плен. Время оседлывая, кривим                     бег                    лун. Смертью беременная, вершим                       твой                      план: Ускориваем! да, ускорившем!      Голоса сухопутных машин новейшей конструкции Тому, кто нас вынянчил, В геенне нас выклянчил –                Скрорщ!                Скрорщ! Кому наши гусеницы – Внучата и крестницы,                Скрорщ!                Скрорщ! Кто вдунул в нас заново Монаду бензиновую –                Скрурщ!                Скрурщ! Чьим именем грезили, Пыхтя, наши дизели –                Скрурщ!                Скрурщ!      Церковный политик, с тротуарной тумбы Неодолимые! Необходимые     В атомном веке! Неумягчаемые! несгибаемые     Стальные боги! -204- Скрежет металлических существ сменяется мерным шагом пехоты.      Гимн Мы защити-им       последней каплей крови Наш мир, наш холм       из булок, туш и сдоб...                 Топ-топ. Мы говори-им,       сурово хмуря брови: Прочь руки, враг! Мы – буря, мы – потоп.                 Топ-топ.      Запевало Ох уж, ох уж... ох уж, ох, Этаких не видано: Каждый – сокол, каждый – жох, Всем атомки выданы.      Пехота – хором        Нам        сам    черт не брат: Им – могила, нам – парад.      Запевало Проутюжу, растопчу Фукалку да фыкалку: Арарат нам по плечу, Океан по щиколку.      Пехота Перепрем, как на парад, Эверест да Арарат! Световой  зигзаг  прожектора  выхватывает  из  огнистого  марева   на горизонте шпили высотных зданий в  городах  присоединенных  стран,  глыбы крепости на отдаленном Востоке и, метнувшись вдаль, уже не прожектор,  но луч других миров – ширяет в нижние слои мистерии. Там – не в Друккарге, но в иных  шрастрах  античеловечества,  на  миг озаряются друг за другом разъяренные морды чужеземных уицраоров.      Уицраор Стэбинг, увенчанный золотым кубом Гагтунгр! Ты требуешь               моей содружественности                              с врагами, Но Жругр подтачивает мне,               обескровливает                              естество, -205- Лай-Чжой беснуется               под бронированными                              берегами, Он воет в бешенстве               от мироводительства                              моего!                     Ненавижу его, Гагтунгр,                                   Ненавижу.                     Унавожу им грядущее!                                   Унавожу.      Уицраор Устр, в короне из темно-фиолетового камня Его распластываемыми                   щупальцами                          уже подорваны Стальные проволоки,                   соединявшие                          материки, Он хочет сделать              своими всасывающими                         органами Мои, отторгнутые им от туловища                         порожняки. Я сам отторгну у него порожняк,                         о, отторгну? Я ниспровергну его, Гагтунгр.                         Ниспровергну.      Уицраор Укурмия, еще не коронованный, со львиным лицом Он сделал призраком               воссоединение                      моего народа, Он, колпаком своим перекрывающий                      треть страны; Он здесь, в Мудгабре моем,               уже осмеливается                      для парада Являться в мантиях               героической                      старины. Ты груб и тверд со мной, Гагтунгр,                    очень грозен уж, Но я не раб тебе, Гагтунгр,                    рву союз наш. Световой зигзаг гаснет. -206-      Тревожный голос жреца в черном кристалле Цитадели Прикрой металл свой цветами рая,     Дюраль ли, медь ли; Основу, светлую, как солнце мая,     Надень! не медли!      Шепот в ареопаге – Уже закончено. Иглу отбросили. – Уже завинчено. Фату привесили. Низкие  басовые  гудки  заводов. Кажется,  будто  органист  пытается изобразить мелодию вальса  на  самой  низкой  из  октав. Высотная  часть Цитадели раздвигается, опять являя Автомата. Лицо его укрыто маской цвета беж. Рот растянут в неподвижной улыбке. На  голове  –  венок  из  красных цветов чудовищной величины, похожих на пятиконечные звезды. На площадях – возгласы удивления и даже некоторой тревоги.      Автомат, сладким голосом На сегодня закон в том (Тили-тим! Тили-лим! Тим!), Чтоб слегка помогать тем, Кто пустил нас к себе в дом. Этим мы обличим ложь, Будто строй наш хорош лишь Нам самим... Внезапно все кругом вздрагивает от толчка, не  сравнимого  ни  с  чем предыдущим. Видно, как оседают горы пограничных рубежей. Несколько зданий в городе дают трещины. Часть механизмов  останавливается. Через  проемы, образовавшиеся в горах, начинает  вливаться  блистающий  поток,  подобный лаве.      Автомат, шатнувшись вместе со всей Цитаделью Как! Ворвались?! уж прут вброд... Но ведь это же сон, бред! Быть не может! Тевтон... бритт... Как? Француз?! Здесь и ты, Брут?! Вместе со всем городом вздрогнула  и  крипта. В  эту  минуту,  кроме Экклезиаста, там находятся Ректор, Девушка и Молодой интеллигент. – Что это, взрыв?     – Стенобитный таран?.. – С Землею столкнулся Марс?      Ректор Очевидно, надумал проклятый тиран     Какой-то нелепый фарс. -207-      Экклезиаст Нет. Рулевые западных стран     Переменили курс.      Голос Даймона Взгляни на Жругра. Он в мета-уран     Забронировал свой торс. Действительно: в центре того слоя, что служит  ареной  уицраориальных битв,  высится  Жругр. От  его  тела  и   пульсирующей   головы   мчатся красноватые,  мелко  вибрирующие  волны. Извне   вторгаются   чужеземные уицраоры – четыре,  пять,  шесть. Их  волны,  мутно-оранжевые,  рыжие  и коричневые, напирают на сферу, охваченную волнами  Жругра,  заставляя  ее окружность прогнуться внутрь. Пульсация Жругра усиливается, цвет его волн становится винно-красным.      Голос Жругра К оружью, игва и раругг!                   Враг                     прет! Перехитрил, опередил...                   Вскачь,                     в бой!.. Экстракт гагтунгровых лучей                   Прячь                     в грот... На помощь, Демоны! Вставай,                   Лай-Чжой! Срок великого сражения настал. В слой Друккарга врываются войска  игв из других шрастров. Они рвутся к кольцевой крепости, окружающей  столицу. Навстречу  устремляются  существа,  схожие  с  кентаврами,  но  крылатые, буро-черные. Это  –  раругги,  разумная  конница  Друккарга. Следом,  на механизмах, напоминающих вертолеты, несутся мышино-серые  игвы. Мелькают измышления техники, развивавшейся в других  условиях,  чем  наши,  но  по схожим путям. Начинается  световая  какофония. Огнеметы  скрещиваются  с огнеметами. То вертясь друг  вокруг  друга,  то  переплетаясь  в  борьбе, раругги  и   летательные   машины   превращают   пространство   в   арену неистовствующих множеств, как бы взметенных усилиями двух бурь. На улицах среднего слоя – замешательство. – Черт... А мы-то рассчитывали... – Якобы дом заплатывали... – Все об отсрочке сетовали... – Разум врагу запутывали!      Главнокомандующий Вальс отменить. Предельно сжать                       темп                         сроков. На пост, к оружию – любой                       чин,                         ранг. -208- Пять мигов дам: по проводам                       пуск                         токов; По городам – в рог! в рупора!                       в медь!                         в гонг! Со всех сторон  вздымаются  завывающие  голоса  сирен  и,  поднимаясь хроматическим ходом почти до визга, спускаются до бушующего рева.      Наместник, выскакивая на балкон Цитадели Предводитель орд Нагло разорвал Напрочь договор     С ним. Этим еще раз Вытравлен и стерт С хищных его черт     Грим. Братцы! Пепеля Кровли и дворы, Рвется истребить     Он Мирные поля, Ясли детворы, Утварь и стряпню     Жен...      Тайные голоса человеческих мыслей      Оптимисты Тем лучше: напали первыми, Да мы-то покрепче нервами: Там – козлища, здесь – овны, Обижены, невиновны.      Скептики Никого винить нельзя; Сами перли, всем грозя, И спугнули всех кругом... Загорелся кошкин дом. Шум отдаленного сражения по всему полукругу горизонта. В гомоне на улицах с трудом различаются отдельные вопли, крики гнева, злобы, иногда – странной радости.      Наместник, собравшись с духом Пусть дробит народ Скулы вражьих рож В студень... или в беф,      В плов!.. -209- Ухо насторожь, Глаз прикуй сюда: Ждите огнемет      Слов. Фанфары.      Энтузиасты – Посрамит упирающихся! – Пригвоздит усмехающихся! – Вдохновит задыхающихся! На этот раз Автомат показывается в остроконечном  шлеме,  с  мечом  в одной руке, с автоматической винтовкой – в другой.      Автомат Нынче, братцы, задач пять. Стать столбом; ни на метр вспять; Пункт второй: расчищать путь; Третий пункт: нагнетать прыть. Пункт четвертый: шагать вдоль Всех руин, по пятам, вдаль; Пункт последний: дождем пуль Шваркнуть тушу врага – в пыль. Глухие аплодисменты.      Благонамеренные – Будто покойник воскрес. – Мудростью мир потряс... – Это, скажу вам, сюрприз!      Люди-циферблаты, люди-авиабомбы, люди-громкоговорители Программа – ясней ясного! Заряд для ума косного, Восторг для бойца честного... Капут для врага гнусного! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .      Голоса чужеземных уицраоров – Равно сильны,             равно упорны армии... – В лаво-морях –             бой кораблей                         шрастр... – Ты жгучей всех,             ты – впереди, Укурмия! – Но без тебя              я бы погиб,                         Устр! -210-      Голос Жругра Я вашу мощь            мерю на вес.                    Знай: Вниз миллиард            сброшен до вас                    мной. Всех захвачу,            как в старину                    змей... Сам заточу            вас в равелин                    мой!      Голоса игв – Кто-то гигантский веет над ними. – Сзади – второй, как левиафан... – Вон еще третий... Блещет, как знамя, Как светожар! световой тайфун! Голоса демиургов – Братья! Он верен гагтунгровой школе      Всех побежденных                      метать на Дно... – Все его туловище – в ореоле      Волн,           пурпуровых,                      как вино. -Да,     но парализующим полем     Тело чудовища окружено. – Пламенность     целенаправленной воли –     Наше оружие – только одно! На помощь Друккаргу взмывают Ангелы мрака  с  рубиновыми  крыльями  и темно-серыми ликами. Им преграждают путь Даймоны и Серафимы.      Голос Яросвета Следом, мои просветленные,                           следом, Через кипящее озеро смол!      Голос Императора-искупителя Мы прорубаемся к кариатидам,      Спуск расширяем                     в первый шеол. -211-      Голоса Синклита – Древним грехам                 и новым обидам Испепеляющий миг пришел! – Демон порога пал! Над проходом Тысячелетний базальт задрожал!      Яросвет Вырвать из ножен мечи волевые! В путь –         невесомо, по пламенам.      Голоса Синклита – Благословенны труды вековые, Это оружье творившие нам! – Вон они – те,                чьи спины и выи Давит багрово-красный портал! – Слышите, слышите – в крепости словно Стал голубее, синей цвет скал! – Видим сиянье пресветлой Навны Сквозь циклопический свод, сквозь вал!      Голос Императора-искупителя Ярус над ярусом – точно гроба... Ряд исполинов – справа и слева... Вижу вас, великаны-рабы!      Вижу вас! Слава!      Голоса кариатид – Внук! – Сын! – Правнук... дед,             о нас         сетующий! – Брат! – друг, второй век            за нас         ратующий!      Император-искупитель Сбросить, расторгнуть, разъять вашу цепь,      Ношу страданья – -212- то мечта моя, долг, моя цель,      Смысл, оправданье! То, что немыслимо было вчера,      Карму любую, Цепь Иоаннов, узел Петра      Я       разрубаю. Оковы кариатид рассыпаются в прах. Руки  приподнимают  циклопические плиты и предоставляют их воздействию собственного груза.      Голоса Синклита – Рушатся глыбы с шумом туманным, Оползнями осел архитрав. – Блики лазоревые по колоннам Брызнули изнутри, заблистав. – Игва Верховный в капище тронном Вздрогнул, двурогую чашу прикрыв. – Он, как и встарь, при спокойствии стройном, Мнит,      что в служенье Гагтунгру                              был прав?      Голос Яросвета Разбрасываю.      Опрокидываю.          Наконец-то Я достиг до тебя, любимая,                      я вхожу! Большая  часть  крепости  распадается,  ликующее,  голубое,  звучащее сияние взмывает и развивается над Друккаргом.      Голос Навны Здесь я, здесь я...            Сестрой ли, невестой ли Я звеню, я струюсь... я кружу... С вами, дети Небесной России, В вашей радости, в вашей душе!.. Но телесные жгучие силы Еще замкнуты в темном ковше. Помогите им...      Яросвет             Страж обезоружен, Опрокидываю и разбрасываю                          устой... -213-      Голос Афродиты Всенародной, глухо и смутно Мне погибельно               совершающееся снаружи... Мои раны кровоточащие успокой! Все терзания истребляемого                    народа Мчатся искрами обжигающими                    в крови... Дай дожить мне до обещанного                    восхода! Слой приюта, меня ожидающего,                    назови. На месте крепости слабо помавают красноватые покрывала кароссы.      Экклезиаст Сонмы даймонов, схожих с нами, Но крылатых – таких, как ты – Поднимают,           как мутное пламя,      Ее льющиеся черты, Ее волноподобную форму, Всю истерзанную, как пар...      Голос Даймона В эти сонмы эфирных армий Долг зовет меня... весь пожар Видеть сверху донизу – дар мой – Оставляю тебе. Злой дар! Голос удаляется. Стены крипты дрожат мельчайшей дрожью. Гул сражения на поверхности земли  явно  приближается. Гром  взрывов становится раскатистее.      Курьер на перекрестке Товарищи! Войск Юго-Востока     Больше в живых                 нет. Но – не беда: до последнего звука     Ими наш гимн                 спет.      Государственный одописец Великий гимн великим спет народом. Великий вождь вершит великий план. В великий день великая свобода Зальет, как солнце, наш победный стан. -214-      Государственный лирик Здесь до смертной черты – полшага, Но сквозь бури невзгод и скорбей Мне доносят родные снега Стон жены: отомсти – и убей!      Стихотворец-затейник Как я стиснул ему горлышко-кукушечку, Накромсал из жира вражьего подушечку, Распорол ему брюшастую кадушечку, Размотал ему кишастую катушечку...      Второй курьер В плен       гарнизон               в Северном устье Недруг сумел             взять. Трусов – казним! Уж изъяты для мести Бабушка, тесть,             зять.      Государственный одописец, не унывая Великий гнев растет в груди народа. Сердца великой радости полны. Мы знаем твердо, что взойдет свобода Над миром всем, – великий плод войны!      Стихотворец-затейник все еще бодро Эй, ребятки-малолеточки! Смеши: Трупы недругов водой обледени, В бойки санки-самокатки обрати        И – кати!..      Третий курьер, задыхаясь Подлый вожак у Западной дамбы        Вдруг             перешел к врагу. Но ничего: от нашей же бомбы Завтра он – ни гугу!      Главнокомандующий Мало греть энтузиазм,                      дух,                          пыл; -215- Мало – рушить на врагов                        гром                            булл; Надо вздыбить по домам                       весь                           пол! По вокзалам расшатать                      сеть                          шпал! Чтобы мраком залило                    весь                        румб, Чтоб собрать во тьме тишком                            полк                                помп – В небоскребах загасить                       свет                           ламп, Бра, софитов, фонарей,                       люстр,                             рамп! Свет в городе гаснет. Обыватели мечутся, натыкаясь друг на друга. – Что прешь, как кабан, парень? – Ой: встал на мозоль, дурень! – А хочешь – по лбу шкворень? – Где спички? в них весь корень.      Обыватели в квартирах – Тьма кромешная, хоть глаз выколи... – Дали драпа, а на нас – тюкали? – Вон, намедни, со всех трасс – цокали, Про победу со всех крыш брякали!      Тайные голоса человеческих мыслей      Благонамеренные Пусть у врагов успех; но Им будущего не дано.      Флегматики Уж как-нибудь... Лишь – бомбы Не выбрали этот дом бы.      Скептики Оказывается, мощь – дутая? Сторонников – одна сотая... -216-      Внутренняя эмиграция Свобода грядет – на место Тиранствования. Наконец-то!      Лауреаты Бумажник...      «ЗИС» цел...         На дачку: Пересидим  «драчку».      Девушка в крипте Я не могу здесь долее! Я задыхаюсь, поверьте! Во дни всенародной боли Бездействие – горше смерти. Сестрой... в лазарете... в госпитале... Хоть каплю смягчить страданья!      Ректор А нам легко ли, о Господи, Сорок лет ожиданья? Смягчайте своим присутствием Боль тех, кто томится подле!      Молодой интеллигент Всем ясно, что в годы бедствия Прятаться в недра – подло, Но ведь давно замурована Наглухо эта крипта...      Экклезиаст Вносили и вносим               в заем суровый И мы свою горькую лепту. Жругр доживает последние миги. Вижу Друккарг              в штурме я; Владыку терзают другие владыки: Стэбинг,         Устр,              Укурмия. Но уже не три – пять, шесть уицраоров вгрызаются  в  плоть  недавнего властелина  российского  античеловечества. Пузырь   на   его   туловище разрывается в борьбе.      Экклезиаст Гнусно! От тела чудовища Отпочковалась сумка: -217- Треплется в струях гноища, Выпрастывает потомка; Второе детище... третье... Хлещут об грунт, как плетью... Крепнут туманной плотью... Входят в базальт, как в платье! Множество  недоносков,  почти   эмбрионов,   величиной,   однако,   с бронтозавров, расползаются по Друккаргу.      Голос Укурмии Видите, сколько тиран                    их нес? Он их готовил для стран                    всех нас...      Голос Стэбинга Их уничтожим потом,                    чтоб вниз Ухнул сперва сам отец,                    сам бес.      Жругр, борясь Мнишь себя правосудием? Лжешь, будто я – тиран? Тля! Одолей орудие, Раньше, чем хитить трон! Что вами движет,                 хищники?! Жажда красной росы! Только за ней и рыщете, Демиурговы псы! Сражение охватывает все пространство Друккарга от рухнувшей  крепости почти  до  великого  капища. Пятна  подземных  лун  закрываются   бешено проносящимися клочьями. Среди  воинства  Синклита  сражаются:  тот,  кто  был   Прозревающим, Император-искупитель, Родомыслы прошлого, Рыцарь-монах.      Голос Яросвета Красный чертог Великого Игвы     Я оставляю огню –                      до тла.      Голоса праведников прошедшего – К нижнему капищу путь прорубаем, Светом слепим очи химер. – Воющим сворам, лающим стаям Путь отрезаем в темень пещер. -218- – Скоро крестом прикоснемся к устоям, К сумрачным стенам новых гоморр.      Голоса родомыслов прошедшего – Сходим к борцам, омраченным прежде: Души их вспыхивают у рубежа. – Медленно приподнимаются вежды, С крепнущих воль пропадает ржа. – Волю крепим их – дважды и трижды, Первые проблески сил сторожа. В небе вспыхивают сотни осветительных ракет. Гул смятения.      Главнокомандующий, стараясь забиться в тень Все укрыть от вражьих глаз:                            склад,                                  штаб, Штольни, капища, цеха,                       клуб...                              Чтоб Каждый чувствовал в руках                          лишь                              штык И врагов им пригвоздил                       сто                          штук! По артериям их войск                     гнать                          тромб! В устьях трасс нагромоздить                            кряж                                тумб! Сверху слать на каждый метр                            град                                бомб... Приналяг, ядрена мать!                       Множь                            темп!!      Крики      на Центральном фронте – Гибель, товарищи! Небо – в пламени... – Прячьтесь, коль буря сметает крылом...      На Северном фронте – Нет больше, брат, правды за нами! -219- Шпагу разламываю пополам!      На Южном фронте – Правда иль кривда – даже без знамени – При, удалая башка, напролом! Северный фронт прорван. Обороняющиеся под командованием  маршала  Икс скапливаются в Речном форту.      Маршал Хо! Устоим. Нам – не впервой.      Пусть сыроват                   склеп, Будет зато           все под рукой;      Порох, бензин, хлеб. Форт  блокируется  наступающими. Захваченные   потоком   отступления бросаются по магистралям к центру города. В тылу – паника.      Горожане – Где наш баул?.. – Брось барахло! – В горы! в аул! – К тетке в село!          – В складе загреб          Три банки сгу...          Уж хоть потоп,          А сберегу! – Хоть бы для вдов Дали авто... – Нет поездов... – Всюду не то...          – Бедная Русь!..          – С этим мешком          Сто верст пешком?!          Я надорвусь!..      Возня в высотных зданиях – Но как же... куда же... где же... – В провинции? Там невежи... – В колхозы? Небольно дюжи... – В Сибирь? Холода...                      О, Боже!      Злорадные крики отступающих – Ага! обожгло! прячетесь! – Эге! под обвал тычетесь... – Гы-гы! на скаку мочитесь! – Ошпаренным клопом мечетесь! -220-      Главнокомандующий Люди! Граждане всех дыр!                         вер!                             каст! Южный пригород наш пал,                        взят                            мост, – Неужели патронташ                  стал                      пуст?! Стой, ни с места!.. Растопчу!                              Трус!                                   Глист!      Члены ареопага, перевешиваясь через перила Враг прет? Растоптать нечисть! Из списка живых                вычесть!      Крики Нам – тыкать штыком в танки, А сами – кишкой тонки?      Наместник Стоп, назад... Куда? Марш, изменник, в бой! Я вам покажу      Тыл! Я швырну туда, Где лишь черт кривой В стуже до сих пор      Выл!      Крики Сами швырнем. Кончен твой день! В пекле доскажешь свою дребедень. Наместника хотят стащить с  террасы. Ему  удается  юркнуть  в  глубь Цитадели.      Вопли толпы – Сдавайтесь! каты, злодеи! – Орда кровопийц! Халдеи! – И так ради вашей идеи Подох миллион людей!      Голос Укурмии Все еще бьется? все еще живы Двадцать, пятнадцать – из тысячи рук? -221- Воины! Рвите присоски державы! Черною кровью залейте порог!      Игвы чужеземных шрастров Швырком от окраин –                    со многих сторон – Громыхаем          железным                  тигром.      Эхо в наземном городе – Wir kommen vom Rhein.          – Nous venons de Rhone.     – From Ohio.             – From Themse.                 – Del Tibro. *      Пение в отряде изгнанников отечества,      сражающихся на стороне международной армии Скитальцы, изгои, дети вины, Единому верны условью: С России смываем пятно сатаны       Кровью. Кто волею бросил себя в водоверть – И жизнь, и любовь, все малость! Лишь ненависть наша сильней,                             чем смерть,       Чем жалость. Цитадель безмолвствует. Толпа у ее стен приходит в ярость. Летят  камни. Пулеметные  очереди отбивают от ее цоколя мраморные осколки. – Попрятались! У, р-рожи!.. – Давай-ка, братва, строже: Пальни с батарей, друже! – На штурм! не жалей грыжи! Но именно в эту минуту, неизвестно каким образом и откуда, здание  на глазах у всех облекается в броню. Ни щелки, ни скважины. Вместо  стен  со множеством  уступов,  окон,  террас,  перед  народом  оказывается  глухой трехсотметровый конус с закругленной крышей. Камни,  пули,  даже  снаряды задевают его лишь по касательной и уносятся в пространство.      Обескураженные голоса – Колдуны! – Это он, – ирод! – Околпачил нас...                   весь                       город!.. * Мы с Рейна, мы с Роны, с Огайо, с Темзы,  с  Тибра  –  разноязычные возгласы. – (Ред.) -222- – Охмурил, а когда ж сдохнет? – Он в убежище, знать, дрыхнет.      Другие голоса – Рано запели, пташки: Как бы не съели кошки... – Эй, оглянись: с вышки Прямо на нас – пушки! Мощный  залп  батарей  Речного  форта. В  толпе  образуются  зияющие пустоты. Народ шарахается в сторону, оставляя сотни убитых на мостовой.      Голос маршала в Речном форту Спасемся еще. Окрепнем! Вышибем клином клин. А сгинем – так дверью хлопнем: Семь бед, но ответ один.      Разговор в крипте – Странно, все тягостней ночь лихая, Давит на грудь неимоверный груз... – Слышите: гусеницами громыхая, Мчатся машины ущельями трасс... – Это – другая, не наша стихия, Будто наречья неведомых рас...      Ректор Просто – удушье, биенье крови, Шум неумолчный в ушах... Вон уж и смерть в этом каменном чреве: Алые нимбы цветут на свечах.      Экклезиаст Мы и не ждали праздника: Вторая Стража иссякла, Но кровью, огнем и казнями Багрится начало цикла.      Голоса Синклита – Мы расширяем ход в катакомбы, Стража безумствует, боронясь. – В чадных застенках жертв гекатомбы Взору открылись, с мраком слились.      Экклезиаст Годы, залитые черным горем, Грозная перечеркнула заря, -223- Слышите – лязгают двери тюрем,     Гудом гудят лагеря, В каждом бараке, в каждом БУРе Освобожденные плачут навзрыд;     Дух потрясен...      Голоса Синклита ...Оглушающей бурей Встретит вас опустошаемый град. – Но не опасны ни ветры, ни море, Ни пламена, ни уран, ни иприт. – Тот же, чья жизнь сократится – в просторе Вышней России              свой храм довершит. – Наши неугасимые зори Встретят его у порога в Синклит. Скрежет взламываемых дверей,      Голос командира одного из подразделений международной армии Лестница в затхлое это пространство От крови еще влажна... Ректор Гость! твое боевое убранство Огненным орденом освободителей     Расцвесть должно! Другие Не мстителями, не завоевателями – Друзьями нам быть дано! Командир Рад вам помочь; но Цитадель     Не доконать ничем: Конус ее, облеченный в сталь,     Стал совершенно нем. Тигром зато грозит и рычит     Маршал в Речном форту: Мы полагаем, он замолчит     Только с землей во рту. Каждый поэтому из катакомб     Может в наш легион. Молодой интеллигент Я отрицаю этику бомб! Командир Ах, вы – пацифист... Pardon. -224-      Ректор Позвольте представиться: доктор Z,     Член академии. В полк Мне не к лицу. Руководство газетами,     Школами – вот мой долг.      Молодой интеллигент Воздух горячими струями прыщет, Пол из-под ног ускользает... Иду... Вот она, воля! Боже, как блещут Светочи смерти в этом аду...      Экклезиаст Теперь разойдутся врозь Дороги наши надолго.      Девушка О, нет! Вы – прочная ось Общего дела и долга. Сестрою, на фронт, в народ Рвалась я совсем недавно; Теперь же слышу: зовет Освобожденная Навна – Нести ее весть, как вы, – Калекам, сиротам, детям...      Экклезиаст Пусть так. Ущелья и рвы Начальным лучом осветим. Нам быть суждено мостом В Небесную Русь.      Молодой интеллигент                 Я с вами.      Ректор Прощайте, друзья. Потом Сойдемся в будущем храме.      Экклезиаст Хаос... Бушующий Шаданакар! Схватка и вопли двух зол, двух кар...      Голос Жругра Рвусь на куски... сворачиваюсь... Застит глаза кровь жертв... Я ль не вочеловечиваюсь В богатырей всех битв? -225- Я ли не оборачиваюсь... Я не могу быть мертв!      Укурмия Станешь!      Жругр         Пусть; но в Уппуме я Окрепну для битв опять, Потомков твоих, Укурмия, Разгрызть... пожрать...                        смять...      Демиург Северо-Запада, парализуя последние силы Жругра В Уппум, исчадье!            Мощь твою поправ, Тебя швырнем в твой собственный прорыв!      Жругр Я жив... я тверд!     Раругги, в бой...                  Я жив... О, поддержите!..               Падаю стремглав... Крик переходит в вой нечеловеческой тоски, ярости, в вопль  сознания, внезапно постигшего нечто, более  пугающее,  чем  любая  смерть. Укурмия иссекает сердце Жругра. На мгновение вопль заглушает все, потом  начинает стремительно гаснуть, судорожно вскидываясь на секунду: ааа! а! – и гаснет окончательно.      Голос Карны Русские, слышите?                  Кручами мрака, Все уменьшаясь, кружится он В жерла, откуда ни крика, ни знака Не долетит до скончанья времен. Мертвое море миров непробудных Давит свинцом усыпальницу ту, Милость и жалость богов добросудных Снидить не властна за эту черту...      Стэбинг и Устр – Мне это сердце! мне!                  – Нет, мне! – По очереди... – Нам – всем трем.      Укурмия Ни мне, ни вам – никому, -226-      Стэбинг                   В огне Заслуга моя!.. мой гром Ударил в тот первый час, Когда...      Демиург Северо-Запада        Но права и долг Постиг лишь один из вас – Укурмия: лев – не волк! Демиург  рассекает  сердце  Жругра  на  мелкие  куски. Струи   крови прожигают пласты насквозь. Вверху, в наземном городе,  кажется,  будто  в почве образуется внезапно множество дыр, похожих на воронки от  бомб,  но лишенных дна. В то же мгновение тысячи  человеческих  и  человекоподобных существ  выволакиваются   невидимою   силой   из   подвалов   и   убежищ, выхватываются из уличной толпы, точно прикрепленные нитями к исчезнувшему гиганту, они против воли волокутся к воронкам.      Вопли уносимых – Почему же – я?.. – Почему же – мы?.. – Дай задержаться... – Хоть притулиться... – Ой, ухватиться!.. – Ай, зацепиться!..      Укурмия Потому что вас нет – и не было: Вы – только присоски того, кто жил.      Уносимые – Выскальзывают углы... – Выерзывают столбы... – Отшатываются стволы! – Откатываются дома!!      Холодные голоса демонов возмездия – Градоправительствовавших. – Мироводительствовавших. – Вину принявших. – Брато-тиранствовавших. – Брато-предательствовавших. – Брато-растливших. Один из окружающих город холмов внезапно раскрывается и из него,  сам собою, выезжает Автомат. Очевидно, он был переведен тайно из  Цитадели  в загородное убежище по засекреченным туннелям под землей. -227-      Толпа, оправившись от изумления – Э-э-э... Вот-т он где-е-е! – А-а-а... Вот-т он куда-а-а... – О-о-о!.. Вот-т он кто-о-о! Сопротивляясь движению. Автомат пытается ухватиться  за  деревья,  но его чудовищные руки вырывают деревья с корнем. Он цепляется за углы домов – углы сдвигаются с места,  стены  рушатся. Невидимая  сила  то  и  дело заставляет сворачивать к воронкам, чернеющим по сторонам шоссе;  все  они оказываются недостаточно вместительными.      Толпа, сбегаясь со всех сторон Вот он, вурдалак! вот он! Кровью наших душ питан! Дьяволом самим сватан! Ладаном, как бог, кутан!!      Автомат Детки, зачем – в раж? Я вас спасал, вы ж... Детки, я весь – ваш! Я еще бодр... свеж... Автомат натыкается на крутой подъем дороги и с  оглушительным  лязгом обрушивается на магистраль.      Толпа – Бей, братва!          крой,            жмурь его! – В потроха!          в фарш,            в варево! – Выжимай          кровь –            сукровицу: Вдруг вильнет,          вдруг            выкрутится!      Автомат Дзынь, всезакон в том, Чтоб... изувер! хам!! Втиснуть в один том, Бряк, тарарам, бум... Способствуя невидимой силе, толпа  с  ревом  волочит  Автомата  вдоль улицы. -228- – Бей! ату!           В печь             доменную! – Об плиту           хвать             каменную! – Вон об тот           брус             тресни-ка! – Об углы           трасс             хрясни-ка! – Пусть хлебнет           жизнь             сладкую... – В говносток!           в мразь             жидкую!!      Автомат Дзынь... всезакон в том... Скот! Ренегат... гад!! Дрыг... тарарам... ром...          З-звяк!!! Механизм разваливается на части. Оттуда выюркивают  несколько  дымных образований,  похожих  на  огромных  насекомых. Ухватив  подобиями   рук тусклые, слабо светящиеся комки, схожие  с  пульсирующими  сердцами,  они пытаются забиться в щели руин.      Толпа – Бес! Вот, кто жужжал! – Вот, чей в нем дух                     жил... – Рви им узлы жил! – Гни острия жал! Отчаянно жестикулируя, образования подтягиваются  к  краю  воронок  и исчезают там. Толпа швыряет им вслед обломки футляра.      Отдельные голоса – Не то это, брат, не то... – А крепости – хоть бы что! – Целехонька, как гора! – Броня – как из серебра! – А дьявольский Речной форт Стоит, подбочась, как ферт... – Оттуда за залпом залп... – Там маршал застрял, как столб! -229-      Голос маршала      Приветствую! молодцы, Что бросили в прах уродину:      Теперь вы и я – борцы          За родину!      Ко мщению кличет она, Одна – надо всеми зонами;      Пусть щерится вся страна      На недругов – партизанами!      Говоры вполголоса по углам – Народные достижения Захватчик попрал.                  – Убьем! – Во имя освобождения Хоть вилами! Хоть дубьем! – Где наши сады? где лозы? Торчит лишь голая жердь... – Товарищи, новый лозунг: Освободителям –                смерть! Из города в Речной форт прокрадываются  по  задним  дворам  отдельные фигуры и целые отряды.      Молодой интеллигент,      с Экклезиастом и Девушкой пробираясь из столицы Ждал я для Руси                горшие мытарства, Но другой черед и добра и зла. Рухнула в ничто глыба Государства, Армия же – здесь.                  Партия – цела.      Экклезиаст Это потому, что Верховный Игва Держится еще             в капище своем. Если бы ты знал, друг мой, что за битва Сотрясает весь               нижний окоем! – Вот его обиталище! вот оно! – Покровами гор окутано, Спиралями игв обмотано. – Парит, над бездной парит оно! Сквозь  дымные  вихри  различается  опрокинутый  острием  вниз  конус великого  капища. Лиловый   диск   подземного   солнца   представляется мистической далью, к которой направлено это  острие. Три  луны  в  бурно несущихся тучах кажутся мчащимися с непостижимою быстротой. -230-      Голос Великого Игвы Гагтунгр! я гибну! безмерной массой Могуч напор их!.. Истощено Все, что мне дал ты... Враждебной расой Наполнен город... Еще одно Мне лишь осталось: священной ракой Вот здесь хранящееся вино!      Голос Яросвета Рати! вторгайтесь                  лучами                        без страха К первосвященнику дьявольских месс!      Голоса Синклита – Архистратиг наш к обителям мрака Мчится с оружием наперевес. – Токами света сдвинуто капище, Сорваны пугала песьих личин. – Хлопают по ветру пестрые                           рубища, Строй потаенных машин                      обнажен. – Силятся светом слепимые скопища Скрыть в глубине тайновесы причин. – Поздно! Жрецы волокутся по требищу, Пастырь лжемифа                разоблачен!      Голос Великого Игвы Разоблачен я?.. Что рядом с вашим,      Мой вышний ум, Прозревший все – от райских башен      И вниз, в Уппум?!      Игва впадает в исступление Миг настает: моя трансформа.      Уж плоть – как дым; К тебе, Гагтунгр, к тебе, Фокерма,      Взойду живым. Погиб Друккарг, но будет новый      Подобный град, Одет неслыханною славой      Тысячекрат. -231- Преображаясь, лью прощально      Вино – полынь В Энроф – по стогнам ближним, дальним...      Аминь! Аминь! Великий Игва появляется на острие конуса с двурогим сосудом в руках. Сжав, берегла тебя колба;                          рванись      Пламя Гагтунгра! Игва  выплескивает  сосуд  в  пространство. На   вершине   городской Цитадели, превратившейся в  закругленный  конус,  является  Жрец  черного кристалла с факелом в руках: – Стань же, Энроф,                обезжизнен и ржав, Гол, точно тундра! Жрец повергает факел вниз, сигнализируя этим Речному форту.      Эхо в войсках Речного форта Эй вы, столицы держав!                       Берегись!      Полундра! полундра! С форта раздается рокочущий  гул  орудий  –  жерлами  на  все  четыре стороны горизонта. Становится светло, как днем: по  ту  сторону  разбитых гор со  всех  сторон  встают  фантастические   зарева. Великие   города чужеземных стран дематериализуются . Игва  воздевает  руки  к  подземному солнцу – Антикосмосу. Материальный состав его  тела  вступает  в  великую трансформу. Как бы тая на глазах, он начинает свое вознесение  заживо  на диск подземного солнца. -232- Акт десятый Пепелище      Уицраор Устр Проклятый! Выродок миров!                          Так пусть Друккарг сгорит                и станет слой ваш пуст. Устр распарывает свое туловище, вырывает сердце и, залив  его  кровью капище, поникает без  жизни,  подобно  опустошенной  оболочке  воздушного шара. Инфрабазальт капища вспыхивает как солома. Огонь во  мгновение  ока охватывает Друккарг со всем его населением. Вой игв заглушается  гудением огня и гулом разрушения. В ту же секунду в городе  на  поверхности  земли  удар  термоядерного оружия обрушивается на Речной форт. Форт и вся сосредоточенная там  армия превращаются в зарево – иссиня-белое, малиновое и,  наконец,  фиолетовое. Земля расседается. Цитадель пошатывается, но удерживается,  как  монолит. Город прорезается из конца в конец трещиной. Из трещины  поднимается  нечто,  отдаленно  напоминающее  исполинский туманный гриб; оно  как  бы  раскачивается  на  своем  стебле. С  каждой секундой  становится  отчетливее  подобие  головы,  увитой  лилово-черным развевающимся  покрывалом. Голова  делает  мотающиеся,  маятникообразные движения, амплитуда их возрастает. Голова ширяет то в один, то  в  другой квартал, то припадая к земле, то взмывая выше небоскребов.      Голос Велги Наконец-то хлестнет                    в храм                  кровь                бешеная! Выхожу госпожой                к вам              в мир            прошеная. Войска международной армии звереют. Громим предместья, рельсы гнем –                        рвем                          в скрежете Цеха на части – топчем сад –                        мнем                          пажити, – -233- – Бей! A la guerre comme a la guerre...*                         рушь                           в крошево, – Напалмом жги – Brulez lа terre! **                         – Жарь                           заживо!      Голос Укурмии Не поглумимся              над погибающими                             во брани! Рабам развенчанного безумия не отомстим: Тот, кто мечтал об ослепительнейшей короне, Уже повергнут,               и тьма распластывается                                     над ним.      Голоса командиров – Но он – тиран, он превзошел                              всех                                  зверствами! – Он сам заставил все сердца                             стать                                  черствыми! – Нерасторжимо здесь с добром                              зло                                 спутано, В один рыдающий комок                      сплошь                            смотано... Уцелевшие горожане стараются забиться в самые глубокие убежища.      Крики среди банд,      добивающих сторонников великого государства – Конец их игре скоморошьей! – Весь мир довели до удушья... – Всех гнали в утробу молошью. – Пищите ж           раздавленной мышью!      Возгласы в отряде изгнанников отечества,      влившихся в международную армию – А где ж знаменитый каналище? – Боже, везде – зола... – Пылают книгохранилища... – Соборы, дворцы – дотла... * На войне как на войне! (фр.) – (Ред.) ** Жги землю! (фр.) – (Ред.) -234- – Разваливаются заводы... – С плавилен хлынула медь... – Прости нас, Ангел Народа! – Пойми, Пресвятая Мать!      Голос Карны Больно, владыки судилища! больно! Уж ни палат, ни садов, ни жилья... Русь моя! край мой многострадальный! Распятая надежда моя! Я ли предчувствий не посевала В мудрости лучших,                   в тоске матерей, Я ль не пророчила, не предвещала Лютого мстителя из-за морей?      Голоса Синклита – Кровь дохлестнула до стен Собора,     До пьедесталов священных лир. – Горе! впервые – в бликах пожара     Храм Солнца Мира, алтарь, потир. – Горе! до сердца Шаданакара     Вздрогнуло все бытие,                          весь мир.      Голос Стэбинга Но Цитадель – прочна, как твердь!                        Враг –                          жив, Пред ним робеет даже смерть,                          град                          сжав! Кто вгрызся там в глубинный пласт,                        как крот? Кто там таится во весь рост?                        кто скрыт?      Голос Укурмии Оставь ее! Пусть броневой                       тот холм, Размыв, поглотят времена                       в глубь волн...      Стэбинг Нет! Пусть мне погибель,                         муки,                              вечный гнет, Но жить с врагом в одной вселенной?                                    Нет. -235- Подобно Устру, Стэбинг вырывает свое сердце, бросая его в пылающий Друккарг. Пламя усиливается во много раз. Материальный четырехмерный слой, в котором пребывало античеловечество России, перестает быть. Кажется, точно диски подземных лун, сорванные с орбит, закатываются за горизонт. В то же время молния сверхъестественной силы поражает Цитадель наземного города. Бронированный конус разламывается пополам, как ореховая скорлупа. Немалую долю секунды внутри мелькает контур чудовищного червя, с подобием черт лица, вздыбившегося винтом. Кажется, что он готов, ища спасения, ринуться прямо на разоблачителей. Но воспламеняется все – его тело, земля, сам воздух. Нестерпимую для глаз вспышку сменяет тьма, затапливающая весь Средний слой мистерии. Но в Нижнем – в том пустынном мире, где совершались битвы уицраоров, предстает демиург Яросвет. Ничего схожего с человеческим обликом нет в нем; единственное, о чем можно помыслить, это о белом блистании, как бы коронованном золотыми пламенами. В Навне, виднеющейся поодаль как голубое зарево, едва уловимо намечается абрис женского образа. То, что говорит Яросвет, выразимо лишь средствами музыки. Это – невмещаемая в словах мука сознания своей вины: вины того, кому был вверен сверхнарод российский и кто, создав некогда род уицраоров как щит от внешнего врага, этим завязал узел великой исторической трагедии. Музыкальное звучание, которым отвечает Навна, говорит об идее искупления. Тогда демиургº направляет световое оружие на самого себя. Совершается нечто, схожее с рассечением груди. Видится так, как если бы освобожденные светящиеся волны ринулись из медленно поникающего, погасающего их вместилища вниз и вверх, по всем измерениям пространства. Космос метакультурыº вздрагивает весь, сверху донизу, Навна склоняется, собирая часть этих кровавых струй в нечто, подобное эфирной чаше. Видение обрывается. Во мраке слышны новые и новые судороги пластов, подобные землетрясению. Слабее и слабее, глуше и глуше. На фоне мрака возникают несколько слабых красноватых точек огня. Становятся различимы маячащие возле них человеческие тени и завихрения снега, опускающегося вокруг. Уясняется, наконец, что это – пепелище на месте великого города и уцелевшие его обитатели у бездомных костров. Мрак становится менее густым: это отсвечивает снежный покров, укутывающий пепелище. Посвистывает ветер. Где-то поодаль, то приближаясь, то удаляясь, пиликает гармоника. Негромкие переговаривания у костров – А не опасен ли этот запах Из радиоактивных зон?              – Менее опасен, чем в лапах              Очнуться у партизан. – Поменьше бы растабарывали, Блюли б        свой долг...             – Пораньше бы капитулировали:             Тогда б                    был толк.      Голос пьяной женщины, вдалеке Бусы мои чистые, Кровь осатанелая,    Стан молодой! -236- Пестовали красные, Чествовали белые,    Жмет        любой.      Шпана, слоняясь с гармошкой по пустырям Господа-товарищи,    Не хнычь            по теплу: Вон – на пожарище    Ляг       в золу! Стен больше нету,    Любись,           где лежишь: Впоказ белу свету,    Гол,        как шиш.      Проститутка Улица-обочина Бомбой разворочена, Да мне-то          что? В воронке обласкаю Хоть – трех,             хоть стаю, Хоть –       все          сто.      Еще женщина – визгливым голосом Я милого-хорошего Изрезала на крошево Да в печь          молодца. Любил борщок с ветчинкою, Да сам стал мертвечинкою, Вкусней        холодца. Хохот, трехпалый свист.      Трое из катакомб, быстро проходя – Чудовищно. – Да, но мелко. – А я осуждать не берусь: -237- Они ли виновны, коль Велга Взвихрила дурную Русь?      Приглушенные Голоса мальчишек – Братва! по сигналу – бунтом? – Мост выгорел... Вброд, Серьга! – Не видишь – вон капитан там? – Уж я-то устерегу... – И – треснем по оккупантам! – За р-родину! месть врагу!      Отряд завоевателей, маршируя среди времянок Великою кровью отстранены От мира горшие беды: Грозившие сделаться явью                         сны Лжеправды и лжесвободы. Недаром преодолевали мы шквал Атлантикой и Средиземьем, И жертву принес, кто в битве не пал, Душою,       раной,             безумьем.      Женщина-мать Что мне до ваших посул и расплат?     Что до бездушных держав? Первенец, сын мой, отрада, мой плод,     Мог бы и нынче быть жив!      Другая Глянь-ка в обугленный этот сарай:     Видишь? Молчишь? Понял, Иуда, что всякий ваш рай –     В крови до крыш?      Третья Все по частям собрала, стерегу,     Складываю на песочке: Правую ножку найти не могу,     В синем носочке.      Еще женщина Был бы не лживой легендой Христос,     Мой бы супруг не погиб: Он бы впивал аромат моих кос,     Дрожь моих губ... -238-      Молодой архитектор Рыдают о людях. Но люди бессмертны.     А вот гениальное зодчество?.. А фрески Рублева? Боже, безмерны     Отчаянье и одиночество. Молиться – кому?..                   О, проклясть бы грозы,     Лобзать бы неутолимо Ту пыль, что вчера была каменной розой     Кремля... Акрополя... Рима...      Пожилой интеллигент Над остывшим пеплом России Лишь беснуются черти вскачь... Упади на камни святые, Если ты человек, и плачь. Вспоминай легкокрылые зданья, Холст шедевров и звон поэм, Ты, кому в погибших созданьях Брезжил Китеж, Олимп, Эдем.      Старый ученый Удар был вычислен четко: Да: прямо в душу страны. С какой сатанинской чуткостью Нашли ее с вышины! В бесценные книгохранилища – Мне свят даже этот звук – В излюбленные обиталища Культуры – искусств – наук.      Человек трезвых взглядов О чем распустили нюни-то? Не вашей наукой разве Сто тысяч чертей переплюнуто? Все человечество – в язве? Ученый Позвольте: виной – не народы ли? Наука-то здесь при чем?               – При том, что вы ее продали,               Струсив пред палачом.      Ученого окружает группа Беспризорных – Дяденька, дай сухарик. – К сожаленью, мой милый, нету... – Врешь ты! Видать по харе, Что утром сосал конфету! -239- – Ребятки, я голоден сам... – А ну, пацаны, наляг-ка! – Полосни его по глазам! – Отрежь ему зад. Вот мягко! Ученого убивают. Некоторые части его организма идут в пищу.      Церковники, подглядывая из-за угла – Господи, воля Твоя... Докатились! Довоспитались              по лагерям! – Вот уж и вправду – духовный сифилис Этой безбожной морали... Срам. – Но ведь и мы согрешили... В безверье, В блуде ослепли... Вошли в соблазн... – Недоглядели, как в блеске и буре Зверь Велиара вышел из бездн!      Сектанты Естественно. Ложное христианство. Все вы – антихристовы рабы! Смотрите на нас: не курим, не пьянствуем,     Не крестим лбы.      Другие Именно в этом и грех! Необъятна Пред человечеством наша вина. Лишь покаяньем смоются пятна С нашего праздничного полотна...      Возгласы в толпе – Мало, оказывается, страдали. – Мало томились в рабьей юдоли. – Господу будто бы не порадели! – Ироду будто бы не покадили!      Миссионеры С этими нужен новый язык: Одичали, бедные нехристи. Ложь сатанинскую их владык Как из сознаний выскрести?      Один из бывших посетителей крипты А как все молились, Господи, Там, в глухих катакомбах, Когда на великом деспоте Свет разливался в нимбах! Неужто теперь нам кланяться Демонам царств железных, -240- Чтобы хоть серая конница Велгу втоптала в бездну!      Внутренний голос А ты не предвидел? не знал? Не ждал м войну, и смуту? Из двух величайших зол Не выбрал ли все-таки это? Взвизги, истошный вой. Поножовщина. Девушка  и  Молодой  интеллигент  из  крипты   –   теперь   Сотрудник Экклезиаста – пробираются между бараками.      Девушка Он говорит, что сейчас – герой, Кто нянчит детей и подростков. Но ведь и у взрослых остался порой От личности – только остов. Кто мог бы в ребят наследье веков И правду внедрять, изведав Кругом – визг женщин, мат стариков, Стеклянный взор людоедов? Нет, в самую гущу!                   к подонкам!                              в шпану! Я только об этом стражду: Внушать им отвращенье ко дну, Будить духовную жажду! Девушка убыстряет шаг. Сотрудник Экклезиаста Каждый по-своему чувствует долг.     Я – соберу ребят. Но страшно за вас: щупальца Велг     Замучат вас, затеребят. Девушка Пускай. Моя путеводная нить     Не оборвется при спуске. Волка бояться – в лес не ходить,     Любят говаривать русские. Сотрудник Экклезиаста сворачивает к кострам, у которых греются бездомные дети. Девушка – к бараку; сквозь его закрытую дверь слышится треньканье балалайки. Когда Девушка распахивает ее, входя, вырывается пронзительный речитатив частушки: ...Мой миленок хоть не лает, А устроен, как урод: По-людски он не желает, А желает только... -241- Дверь захлопывается. На улице появляется процессия кающихся.      Идущий впереди, прикрыв лицо руками ...Наш преступный зов витийственный К новым войнам, новым винам, Клич борьбы братоубийственной –      Хор     – Господи, прости нам!      Идущий впереди День победы, тьму и блеск его, Посвист вьюги по руинам, Жар напалма в очи детские –      Хор     – Господи! Прости нам! В промежутках пения – из барака, где скрылась Девушка,  доносится  ее голос, но слов разобрать невозможно.      Идущий впереди Сил – поднять наш искупительный Крест забот о стане вражьем, Свет и жар любви целительной –      Хор     – Господи, подаждь нам... –      Идущий впереди Сил – нести отраду множествам, Одичавшим, буйным, бражным, По ночным тропам порожистым –      Хор     – Господи! Подаждь нам! – Процессия сворачивает к кострам. Из барака доносится взрыв наглого, грубого хохота  и  –  опять  голос Девушки.      Ректор, в регалиях Главного Судьи,      показываясь на балконе почти совсем разрушенного дворца Пусть – ни трибуны, ни аудитории,     Сгинул наш дом,                    сад, – Люди! Сама Немезида истории     Шлет нас творить                    суд. -242- Но укрепленные твердою верою     В милость и в доброту, Мы справедливость привносим скорую     В скорбную роль                    ту. Враг еще множит в подвалах заговоры,     Прячется в глубь                     толщ, Но мягкосерд и гуманен наш приговор:     Лишь         восемьсот                  тыщ.      Вскрики – Мало! Он робок, он трус!                           – Мало! – Зев – краснобая, а мозг –                            мула... – Смело карай, депутат!                        Смело! – Чтобы воронье выше туч                         взмыло!      Возгласы из времянок – Бросьте... довольно!.. Долой кровь! – Взялся судить, так добром правь... – Видно, опять норовит вкривь – Тюрьмы заполнить битком вновь?      Еще голоса – Срам, кто рычит на Судью                           псом: Он при Тиране страдал                      сам. – В тюрьмах свой суп отдавал                             всем... – Вникните в суть! не в размер                               сумм!      Главный судья, обращаясь к сопровождающим Горек удел хитрить и лавировать     Между Харибд и Сцилл. Радость – в одном: неусыпно веровать,     Что идеал –                цел. Главный Судья покидает балкон. В бараке странная тишина. -243-      Двое прохожих – А видели у костров – юродивого?     – Видел. Чудно! Осмеивают в народе его      И поделом.                – Но Везде отыщутся женщины,      Чуткие до чудес... – Им все равно, что – жемчуг,      Что глина,                что Бог,                        что бес. – Но он заставляет слушать      Всех нас другие слои... – Э, бросьте. Заржала лошадь,      А вы уж, друзья мои, Готовы поверить в демона,      Ревущего где-то в аду. – Понятно: от этого гомона      И сам я точно в бреду. Из барака крадучись выскальзывают несколько фигур. Девушки не видно. Порыв ветра из радиоактивных пустынь медленно проносится над крышами. Молодой архитектор, присев на груду битого кирпича Где-то вот так же заносят пепел и вьюга Щебень Парижа, руины Святого Петра, И не жаль никому их, и нет задушевного друга, С кем подумать о «завтра», понять и осмыслить «вчера»... Двое из народной милиции, входя в барак Запляшет любой хулиган, Раз двум миллионам – помилование... Долгая пауза. Те же двое, выходя на крыльцо Двенадцать ножевых ран И, кажется, изнасилование. Голос Укурмии Уицраоры Запада, Юга, Кто помог сокрушению ига! Властью новою, данною свыше, Назначаю вам сроки и ноши. -244-      Голоса чужеземных уицраоров      Один Невольным данником миротворствующего     Сам обуздал я свою судьбу.      Другой Язвимый жалом страстей упорствующих,     Свой зев кусаю – убить алчбу.      Третий Влачусь, послушный приказу царствующего,     Не смея плетью вжечь знак рабу.      Укурмия Вы – гонители Велг, вы – их стражи. Едините ж усилия строже! Каждый глыбу отломит от кряжа, Обоймет ее крепче и туже.      Уицраоры – Откалываю скалу незыблемую         Ох, тяжела.         Ох, высока! – Поднимаю громаду вздыбленную –         Два шага,         Три шага. – Опускаю ношу зазубренную         В щель врага,         В дом врага. В  трещину,   пересекающую   город,   вдвигаются   одна   за   другой циклопические плиты. На месте трещины – площадь  и  проспект,  совершенно гладкие.      Крики в народе – Песку бы! цемента! гравия!.. – Заклепана пасть Везувия... – Но, Боже... какою кровию! – Ценой какого бесславия!      Главный судья, теперь – Председатель учредительной      комиссии, открывая заседание в развалинах дворца Достопочтенные господа                       Члены!     С разных концов страны Съехались мы в эти древние стены     Доблестной старины. -245- Чтобы народ            в дни глада и мора     Глубже не смог                   пасть, С помощью освободителей мира     Нам вручена                власть. Мы – представители разных партий,     Мнений, платформ,                      каст, И небывалый узор на карте     Общий наш труд                   даст.      Фырканье в бараках – Брехун без роду, без племени. – Фантом переходного времени. – Марионетка без знамени В период всемирной темени!      Сотрудник Экклезиаста, теперь – Воспитатель,      в крошечном училище, среди группы ребят Наш мир – это код. Все факты Нельзя перечислить в речи ведь, Но если делать вот так-то – Материя станет просвечивать.      Один из ребят Просвечивать? Точно стекла?      Воспитатель Отчасти. Сначала блекло, А дальше, с теченьем дней – Торжественней и ясней. Когда с души нашей сорвано Безверье, слепое как мания, – Раскроются новые органы Духовного воспринимания. Уже и теперь для некоторых Мерцают в узкие щели Иные просторы и недра, И духи в светлейшем теле. Среди природы – успешнее Можно решить задачу, И в первое ж утро вешнее Мы переедем на дачу.      Ребята – А тот учитель, которого Вы сами зовете главным? -246-      <Воспитатель> – Наведаться очень скоро Он обещал.      Один из мальчиков, с несколько странным лицом            Вот славно... А то раз меж разговора Произнес он имя: Навна. Мне оно знакомо, дядя. Надо в руки, точно в нишу, Спрятать все лицо, не глядя; Пять минут пройдет – и слышу Ах, такой нездешний голос, Вижу синеву такую, Что потом без них мне – голой Наша жизнь... и вот тоскую.      Ребята – Он нам рассказывал часто Про то, что будто бы видит... – Вы – шляпы! Тут дело нечисто: Он просто вас за нос водит. – Какой там  «за нос»: вся грудка Теперь у него пунцовая *. – А мне его слушать жутко, Но не запоминаю ни слова я. – Коль память у вас плохая, Возьмите по карандашу. – А кто его будет хаять, Тому я нос откушу.      Одна из девочек Знаешь, дядя, иногда я Вижу с ним одно и то же.      Странный мальчик Да, бывает. Подтверждаю. Вот сначала вроде дрожи Над глазами или в мозге, Точно входишь в зал театра...      Воспитатель, мысленно В старину б за это – розги, А вчера бы – психиатра. * Покраснение груди – физиологическое следствие, признак самадхи – одного из видов религиозного экстаза. -247- Истребляли драгоценный Дар – росток Святого Духа.      Мальчик, закрывая руками лицо Вот опять... Зазвенела блаженная Синева, но печально, глухо. Будто горькие струи багряные Собирает в чашу Она... Ах, какая угрюмая, странная, Вся коричневая страна! Пауза. Сам не знаю... С наклонными штольнями Схоже то, что вижу теперь; Только сделалось трудно, больно мне, – Не обманываю, дядя, верь! Голос светится вроде инея; В злых пещерах – ряды колонн, И сияние,          синее-синее, Тихо льющееся под уклон – По уступам, где плачут, кружатся, Где томятся... А там, внизу, Что-то ухает, что-то рушится, И дрожит, как небо в грозу. Мальчик замолкает. Становится видно, как едва колыхающийся среди голубого сияния женский образ сходит с кроваво-рдеющей чашей в руках вниз и вниз.      Мальчик Вьются жадные, темные, мутные, Отступают... не смеют, ползут... А по-моему, чудовища путают, Если горя от Навны ждут. – Ох ребятки!.. Мне открывается Что-то огненное и без дна... Знаю! Понял, как называется: Укарвайр – говорит Она. Соборная Душа Народа вступает на поверхность бушующих магм. Очевидно, хозяева этого страдалища пытаются преградить Ей путь с упорством отчаяния. Но рдеющая в Ее руках чаша создает непереступаемое для них кольцо сил вокруг источника голубого сияния. Средний слой Мистерии отступает далеко вверх. Чувствуется, как Навна проходит один за другим пояса раскаленных сред – все глубже. Наконец, вокруг оплотневает Пропулк - магма сверхтяжелая, страдалище тех, кто был мучителем народных множеств, а еще глубже багровеют инфракрасные пещеры – посмертные обиталища растлителей духа. Навна высоко поднимает чашу и выливает ее всю. Но то, что было в ней заключено, распространяется вширь и вверх, превращаясь в светящийся туман – сперва розовый, потом золотой. Он заполняет -248- все нижние слои метакультуры российской, от инфракрасных пещер до серых туннелей Шим-бига. Не слышится ничего, только чувствуется громовой хор Синклита, Ангелов, всех иерархий Света. Становится ясно, что золотой туман – это мириады живых искр, отделившихся от материальности страдалищ и начинающих медленный подъем вверх.      Голоса даймонов Светлою манною Новых рождений Блещет туманная Даль восхождений. Славьте, разъемля Древние узни, Выход на землю – В новые жизни! Сердце Навны  становится  звездою. Не  видно  больше  ничего,  кроме необозримого множества золотых искр, роящихся в голубом свете, и  сияющей звезды в его средоточии. Звезда тихо плывет выше и выше.      Голоса Синклита Радость! Сквозь пламя    Вин и прощений Вьется гирляндою    Цепь воплощений. Узрите снова    Мягкие травы, Милые кровы,    Мирные нивы... К славе – от казни,    К жизни – от смерти, К дружбе – от розни –    Верьте, о, верьте!      Голоса восходящих Верим и видим:    Близится детство, Игры и школа,    Зрелость и жатва, – Верим и видим:    В Душу Соборную Каждый вплетается    Нерукотворною Солнечной лентою    К белой милоти, Белой гирляндою    Жизней во плоти. -249- Подъем достигает слоя, где длились битвы уицраоров. Яросвет  простерт у его порога. Некто, о Ком нельзя сказать ничего, кроме того,  что  ОН  - один великих Владык Света, влагает  в  грудь  демиурга  пылающую  звезду. Яросвет и Навна  восходят  из  глубины. Золотые  туманы  плывут  следом, растекаясь и скрывая окрестность.      Голоса людей,      умерших недавно и еще пребывающих в слоях, близких к нашему Искры прохладные капель кочующих     Кружатся, реются, В души рождаемых,                  в лоно рождающих     Зыбко спускаются.      Голоса Прозревающих на Земле А над туманами – видите? слышите?     Всходят по сумраку Белые звезды, – шелка их колышутся, –     Двое...            рука об руку... Видение скрывается. В Среднем слое все кажется по-прежнему: те же  бараки,  та  же  ночь. Даже баян  слышится  где-то  в  отдалении. Только  мелодия   как   будто изменилась: нет в ней ни заунывной тоски,  ни  сладострастия,  ни  удали: простая и человечная, она полна светлой  печали  и  предчувствия  чего-то большего, чем счастье.      Молодой архитектор, в глубоком раздумии Сходил я в сумрак убежищ, Дрожал у жалких костров; Я слушал кривду судилищ, Правду детей и вдов. Им форум – даже в подвалах; Плуг бед         провел борозду, И нив, еще небывалых, Я к новому утру жду.      Бесстрастный голос с вышины Надежда усталым:            Четвертая Стража Ночи      Переходит черту.      Две взволнованные женщины, быстро проходя – За всю мою жизнь... от самых пеленок...       Такого оратора никогда! Я потрясена была, как ребенок,       Я плакала, веришь ли? да, да, да! -250- – Красив он? – Не знаю. – Но, все-таки, молод?       – Ах, милая, молодость тут ни при чем. Но речь его бьет по душе, как молот,       Вторгается в совесть ярким лучом.      Двое прохожих – Я слышал про сказочную работоспособность,       Про фантастическую быстроту... – Могу, если хочешь, одну подробность:       Но ты осудишь нелепость ту. – Какую? – Он не признает ботинок.       – Что же, сандалии?                          – Если б так... Он ходит везде босиком, как инок.       – Даже зимой? Юродство. Чудак. – Нет, почему же? это – лишь способ       Чувствовать, что в песке и в пыли Брезжит, лучится, мерцает, как россыпь,       Слой           живоносных духов земли. – Ха! ну, а в городе?                      – Что ж, на Востоке       Ведь не боятся подобных идей; Да: мостовая пронизана токами       Тысяч и миллионов людей. И, как ни странно, вдоль каждой трассы       Этот флюид, расширяя круги, В нас       от человеческой массы       Входит             через подошву ноги. Молодой архитектор встретил знакомого. Оба присаживаются на лавочке.      Знакомый ...Утром он – здесь, ночью – в Детройте, Завтра – в Бомбее, потом – в Шанхае, – Попробуйте-ка: удвойте, утройте Нормальные темпы!                  Не отдыхая! – И много последователей нашел он? – Уж сотни готовы идти на риск. Он прост, как Ганди, остер, как Шоу, И всепрощающ, как сам Франциск. На площади шум. Приближается группа людей, окружив Воспитателя.      Приятель Архитектора Видел и этого. Один из сотен Последователей,                но о нем говорят. -251-      Архитектор Я знал его раньше. Из подворотен Он извлекал чумазых ребят.      Насмешники в толпе – Кто это шествует? –                      Ба! Тот, чья головка слаба. – Он про богов               голытьбе Плел у костров,                как бебе.      Воспитатель, взойдя на возвышение Наследие самое грозное, Оставленное нам, нищим, – Не эта полночь морозная, Не ветер над пепелищем, Не вскормленная разрухою За жизнь и за хлеб тревога, Но пепелище духа И тень Человека-бога.      Пренебрежительные возгласы – А-апять он в гнилую мистику! – Мыслители старой масти... – Словесная эквилибристика... – Божок детворы в предместье...      Воспитатель Отстроится город заново; Отстроится все отечество; Зажжет свое мирное зарево Трудящееся человечество; Но чем согреем мирок мы Сердец, охлажденных с детства Стужей безбожной догмы, Гордыни        и святотатства?      Говор – Тьма сгинет в бою коротком С раскрепощенным рассудком. – Работа нескольким суткам...      Воспитатель Ответственность давит на плечи нам. Каким заниматься трудом нам, -252- Глядя в глаза искалеченным? Невежественным? бездомным? Взгляните на изуродованных И школой и страшным детством, Никем и ничем не порадованных... Вот подвиг для вас! Вот – крест вам!      Разговоры – Вот куда гнет он... Глянь-ка: Собрал ребятню, как нянька. – Мордашки у всех, как дыньки... – А деньги? Откуда деньги? – Разве дождешься рублика От наших родных раззяв... – А за морем есть республика: Не там ли искать хозяев?      Голоса женщин – Ваши издевки – не метод. – И ваши ухмылки – пошлы. – Когда б не такие, как этот – Вовек ничего б не вышло!      Другие – Правда. Разве негоже Пятна позора вывесть? – Правда. Разве не то же Исподволь шепчет совесть?      Тот, кто был Ректором и Главным судьей, теперь –      Министр юстиции, спускаясь к Воспитателю из зала      кое-как отремонтированного дворца Здравствуйте. Очень рад вас увидеть.    И, конечно, вы правы. Но мы Скоро забудем про все; и Овидия,    И Берлиоза, и мудрость Фомы. Помнишь ли о каких-либо ценностях,    Если все двадцать четыре часа Кружишься, мечешься по современности    Белкой, бегущей внутри колеса? Рок, громоздящий невзгоду к невзгоде –    Ксантиппа, ярящаяся на мудрецов! И все же – глубоко продуманный кодекс,    Верите ли, скоро будет готов!      Воспитатель Да: говорят, вы сильно захвачены Творчеством процессуальных норм? -253-      Министр юстиции Этой фундаментальной проблеме в придачу    Вниманье мое привлекает и корм Для детских садов; мы взываем, затронув    Лучшее в человечестве; но Тридцать,          ведь тридцать,               тридцать мильонов Брошены на социальное дно!      Воспитатель Тем более. Пусть мудрейшие, Ученейшие, достойные, Такие, как вы, старейшины, Кто честь не растратил в войнах, Кто ныне блюдет отечество – Труд отдадут и творчество Выпестованию             младенчества И врачеванию             отрочества.      Недовольные голоса – Зорче за этим смутьяном: Не даст он, братцы, житья нам! – Что лепит он из детворы? – То – помогать крестьянам Бегут в поля и дворы, На молотилке, на жнейке Пыхтят в трухе и в поту, То строят в лесу на лужайке «Храм Солнца»,  «город-мечту»; – То слушают, точно постники, Симфонию, сагу, псалом... – А вон уже носятся по снегу С мячиками босиком. – Как босиком?! без валенок?! А ревматизм?!. А грипп?!      Крики мальчишек – Три года мы не обували ног, А вот никто не охрип. – Пари: если будет насморк – Тогда отправляйте нас в морг.      Научные работники, внезапно вмешиваясь Уже формулируется в лаборатории (Меня вы, может быть, спугнете прочь) -254- Фактами вскормленная теория Об излучениях разных почв. Для организма, для нервных клеток, Они благотворны, как кислород; И весь – от взрослых до малолеток – Должен разуться                наш народ.      Общий хохот – Доехал! Договорился! Допер!.. – А может, нам жить                    в воде, как бобер? – Мало ученым дурням – ха-ха! Детям морозить все потроха; Нет! В покаяние за грехи Сами разуться хотят! хи-хи!      Воспитатель Да: с добрыми стихиалями Общенье идет на лад: Природа качает качелями И холит теплей палат, Кто будет простым, как голубь, И мудрым, как вещий змий, Тому отчетливым голосом Ответят духи стихий. Вся педагогика будет Поставлена кверху дном, И дети по-новому судят Уже не об этом одном; Могучий космос истории Не холоден им, не хмур, Им внятно певучее море Культур        и метакультур. Они – поколенье воителей На бранных полях души, Весельчаки и строители, Мечтатели-крепыши.      Разговоры – А ручьи-то уже закипели... – По ночам барабанят капели... – Говорят, по оврагам в поле Уже первые птицы запели! Но не трели птиц, а  мощный  гул  самолетов  возникает  внезапно  над головой. По-видимому, они надвигаются в ковровом  порядке. Кажется  так, будто плотный покров туч начинает сдвигаться  на  восток,  уступая  место тысячам звезд, движущихся с запада. -255- Возгласы изумления и тревоги тонут в рокоте,  таком  могучем,  что  в течение нескольких минут он не дал бы различить даже пушечного  выстрела. Черные тени, похожие на зонты, являются в вышине, медленно планируя. Один за другим о землю ударяются огромные ящики. Народ кидается вскрывать  их. о все еще гудит; новые и новые сюрпризы  падают  на  мостовую;  очевидно, сбрасываются десятками тысяч. Люди  сбегаются  опрометью. Восторженная, почти ликующая толпа плотнеет вокруг каждого  ящика. Среди  общего  шума можно только разобрать: – Шоколад! сыр! – креп-де-шин! – В этом – сто               швейных машин! – Пылесосы... – Ящик кальсон!! – Братцы, это же сказка... сон... – Кружевное белье для дам (Чтоб не хаживали, как Адам). – Книги детям:  «Король Артур»... – Целый мебельный гарнитур!.. – Быть не может: разборный дом!! – Да, да, да, верится с трудом! – Обстановка – мореный дуб... – Боже, как я был раньше глуп! Я ж ругал их, – о, идиот... – Что за шерсть? – Какой шевиот? Народная  милиция   пробует   установить   порядок. Ее   прогоняют. Распотрошив ящики, люди волокут к себе что попало, но груды  вещей  почти не уменьшаются.      Голоса – Теперь опериться можно... – Теперь приналяжем дружно... – Теперь разграфим прилежно. – Город выстроим авантажно!      Другие – И как тщательно: все – в брезент... – Да, но чей же это презент? – Неужели вот этот зонт Подарил мне сам президент?..      Еще голоса – Бомбят, а теперь – подачка... – Не верь их сырам, дочка. – Ох, будет опять                  стычка, Чуть дружбу затмит                   тучка. Люди в непривычных костюмах появляются  среди  толпы. Неоновые  огни вспыхивают на верхушках бараков и руин.      Гортанный говор – Хау-ду-ю-ду! – Вражда – капут! – О, дружба – лучше оков и пут. -256- – Весьма охотно детям врага Мы помогаем встать на нога'... – Раса – с расой –                   и с классом класс – Кока-кола – и русский квас! – ...Уиски, пиво, шато-икэм Будут с нами –               или ни с кем. Рекламы и вывески на  иностранных  языках  протягиваются  по  фасадам сквозь покрапывающий дождик.      Ахи и охи – Батюшки! любой цвет! – Матушки! Все алфавиты... – Вот-те и суверенитет. – Вот и толкуй о праве ты...      Соображения суеверных – Братцы, будто посмеиваются Ветер и дождь над нами... – Братцы, будто прозмеиваются Чудища меж домами!      Гедонисты – Брось ты, вечно с оглядкой! Просит гулять душа ведь! – Вот бы пройтись с двухрядкой... – Или у баб пошарить...      Два частушечника, пританцовывая – Русь, пляши-ка     С выв-вертом: Гнус паршивый     Вым-мер там, – Выбирай,     Товар ищи – Сущий рай,     Товарищи! – Не вари,     Варвара, щи: Жалки     Твои чарыщи! Тлей был, вдруг –     Да в козыри. Буги-вуги     До зари... Нескончаемые гудки судов. -257-      Реплики – Товарищи! Из Европы Торопятся          филантропы. – Сто пять пароходов в порте!.. – Но... нужно ли столько партий? – Да-да: приучайтесь, спорьте Сыздетства, на школьной парте. – Свобода – именно в этом. – Не то, что было в Москве там... – Кто хочет в колхоз – в колхозы! – Кто сердцем хунхуз – в хунхузы! – А сект-то кругом, а сект-то... Сто вывесок вдоль проспекта! – Их больше, чем всех машин-то... – Буддисты!            паписты!                    шинто!      Хороший знакомый архитектора, поймав последнего за пуговицу А я теряюсь в догадках: Еще кругом беднота; Повсюду встречаешь                   падких Дать жизнь за обед; но та Живая россыпь талантов, Что блещет повсюду... кто б Предвидел, что век гигантов Забрезжит с кровавых троп?      Архитектор Пока что мы одного лишь Гиганта видим вблизи. По правде, если позволишь, – Мне жаль, что с этой стези Насмешек, бравад, сомнений, Ты не в состоянье понять, Что он – величайший гений, Наш светоч           и благодать.      Знакомый Он – гений слова, не спорю. Но он опоздал. Людей -258- Не взманят на подвиг                     зори Религиозных идей. Мне слишком ясна единичность Таких чудаков, как вы. Вот в этом – его ограниченность И – обреченность, увы! Церковностью мир                 сыт                    вдоволь. Нас ссылка на Бога злит. Калеки ль, сироты ль, вдовы ль Уверуют в ваш Синклит? Не нужно фальшивых смет нам, Где рядом с елеем – тол. Сознанье стало предметным И плотным, как этот стол. Турбины, пластмасса, творог – Все – четко, все – дважды два. Кого ж увлекут               в ваш морок Заумствующие слова? Мы – те, чьему нраву близки Туризм, парашют, слалом, И мы ли,         вместо библейского, Затянем новый псалом? Век детских религий прожит...      Архитектор Прости: тебе сколько лет?      Знакомый Мне? Сорок пять... Быть может, Я выгляжу старше? сед?      Архитектор О, нет; но я помню вздохи Лет тридцать назад: точь-в-точь! Ты – человек эпохи, Скончавшейся             в эту ночь. Экклезиаст выступает  с  кафедры  в  большом  лектории. Это  человек средних лет; он худощав и необыкновенно легок в движениях: Подобно лунам в новолуние Переменился знак времен: Уже готовы слиться в унию -259- Кто победил,             кто побежден. Но с истиной несочетаемы Основы косных государств: В эпохи будущего                 чаем мы. От них тиранств, тягот, мытарств. В глазах от крови зарябит! Тот или этот уицраор Опять воздвигнет Моабит, Бастилию, Бутырки, Тауэр...      Голоса в антракте – Именно! Эти левиафаны железа... – Но в них – оборона от катастроф! Метафизическая антитеза Ярости Велг, –               наш щит!                       наш кров! – Вовсе не кров: голова Медузы, Если прозреть в глубину миров!      Экклезиаст Неотвратим           от гордых прав Наш спуск все ниже, ниже, в рабство, Пока над принципом держав Не торжествует принцип братства. Друзья, наш долг преобразовывать Сам государственный субстрат: Ведь стон, мольбы,                   все наши зовы ведь Лишь о великом слове – брат. Предусмотреть! Предотвратить! Предупреждать народ!.. Ответьте-ка: Глубь государства просветлить Что может ярче, как не этика?      Говор в фойе – Но какова же цепочка вех? – Где путь? в чем подступы                           к перемене? – Учитель наметил – один из всех Реформ последовательные ступени. – Всеобнимающая                реформа школ... – Смягченье законов... – Без многословности – -260- Путь не Маратов                и Савонарол, Но Вечной Женственности                        и духовности. – Громоздкое наименование... – Но крепкое, как лекарство: Лига преобразования Сущности Государства. На площади шум. Во  дворце  открывается  съезд  депутаций  различных стран. Фасад украшен  флагами  многих  национальностей. Народ  волнуется кругом, ломится в двери, влезает в окна. – Ох, тронут старые склоки... – Весь мир разобьют на блоки! – Опять в бесконечных спорах Заронится искра в порох... – Теперь – уж не до риторик: Урок-то был слишком горек... – Сам наш депутат                  о Лиге Твердит, обещая сдвиги. – А помнишь – тому лет десять – Грозили друг друга повесить? – Теперь-то уже не те там: Пожертвуют суверенитетом.      Демонстрация,      организованная одной из партий, дефилирует мимо дворца    Привет братьям с Запада!    Борцам тысяч троп!    Наш герб, наша заповедь –    Союз трех Европ.    Из душ время вымести,    Как шлак, боль обид:    Орел дружбы вылетел    И туш горн трубит.    Враги станут ровнею,    Кто смерть слал вчера: -261-    Забыть распрю древнюю    Пора, друг, пора! Одно шествие сменяется другим:    Где стыл прах пожарища,    Где жил встарь тиран,    Дворец строй, товарищи,    Дворец Дружбы Стран!    Сверкай, белый, сводами,    Блистай, наш сверх-Рим,    Тремя сверхнародами *    Желан, ждан, творим. Над дворцом взлетают разноцветные ракеты. Тот, кто был Ректором, потом –  Министром  юстиции,  теперь  –  Глава нового ареопага, – выходит на балкон в сопровождении своих коллег. Напряженная тишина.      Глава ареопага голосом, вздрагивающим от волнения Нами подписано то, что мечталось      Лучшим умам                 страны. Что претворит наш бедственный хаос     В осуществленные сны. Рок нам принес               кровавыми тропами     Свой золотой                 дар: Здравствуй, Единство! Нынче – Европа, Завтра –         земной               шар. Гул, ни одной реплики различить в котором невозможно, покрывает голос оратора. Народ затихает лишь потому, что Глава ареопага  продолжает  свою речь вопреки шуму. * Сверхнарод – группа наций, объединенных общею, совместно созидаемою культурой. -262- Раненным львом –                 европейская раса      Чуть зализала                   кровь ран, Встала,      творит,             создает колосса –      Сплав           сорока стран. Зоркость германства                    и жар романства      Слив с широтой славян, Контуром тройственного христианства      Мы окаймим                наш стан. Грозной ответственностью пред миром      Отягощен наш Союз: Божьим теплом согревать                        всех сирых,      Рушить узлы                 всех уз. Имя высокое не опозорим,      Не предадим святынь; Тягу      ко всечеловеческим зорям Вдвинем в сердца. – Аминь. Над  шпилем  дворца  взвивается   необыкновенный   флаг   –   эмблема Соединенных Государств Европы. Крики  покрываются  громом   оркестров, исполняющих новый государственный гимн. -263- Акт одиннадцатый Возможности Ночь в исходе. В  зените  чуть  светящегося  неба  стоит  знак  Льва. Ажурный каркас строящегося Дворца  Христианских  Народов  усыпан  огнями. Наново создается почти весь город. Отовсюду льется музыка.      Голоса энтузиастов на строительстве Дворца – Построим! Построим! Построим! Фундаменты глубже зароем, Провалы пустот замуруем, Подвальный этаж обогреем. – Построим! Построим! Построим! Узорами стены покроем, Как солнышко купол надраим И блеск зеркалами утроим.      Голоса с других строительств – Огни запестрели над краем По кранам, по мачтам и реям... – Построим наш город, построим Террасами к плещущим струям: Цветами его зачаруем, Чтоб мрамором он и барреем Белел по широким устоям, Как царский наряд – горностаем.      Еще голоса – Построим! Построим! Построим! Дорогу – творцам и героям, Чтоб дети ликующим роем Вселенную сделали раем. Да станет мир раем на деле: Без тюрем – и без Цитадели, – Из рабской бесправной юдоли Врата в безграничные дали.      Министр полиции,      захватив явочным порядком одну из отстроенных секций Дворца Пой гимны, пустая башка... Пусть      ведомство не в почете,<З> -264- Но даже простого горшка Без нас не устережете. Из квартир новых домов – взрывы смеха, звон посуды: – Столица стольких наций...      Авто...             магазины... Для Герды – комбинация,      Манто –             для Зины... – Давайте в Лондон к завтраку?      – А нет –               как хотите: Тогда – семь двадцать в Африку,      Обед в Антарктиде.      Воркование в комнатах – А домик-то наш финский!      Домишечко... домуля... – Не то, что прежний, свинский:      Ни мышки, ни – моли... – Прощайте, домработницы!      Атомка – повсюду: О щах позаботится,      Потом – про посуду...      Частушечник с балалайкой – на площади Маркса грыз да Сталина, Бац – кругом развалина. Коль не каплет из носу, Приучайся к бизнесу.      Еще двое – Польки,       европеечки – Тольки       три копеечки; Не хватает       цыпочки С речки       с Миссисипочки. – Эта негра –       сивая, Очень некра-       сивая: -265- За зулуской   пегою Лучше   я побегаю. Моралисты Нынче в мозгах у всякого ферта Зудит лишь одно:                  в пляс! – Ох! тепловатым салом комфорта Страну залило               до глаз. Оптимисты – Это – неважно. Это – наружное. Такие были всегда. – А то, что религия во всеоружии Готова явиться, вот это – да! Скептики Живет какая-нибудь химера В мозгу любого осла; Но никакая, простите, вера Мир еще не спасла. На строительной площадке Дворца возникают ссоры: – Парижане-то... расфуфыры-то... Кубометра за день не вырыто! – А лакают два литра в сутки... Видно, думают, стройка – шутки? – А как это смеют испанцы Во время погрузки – танцы? – Прикинулся фриц придурком... Катись за границу, к туркам! – Лишь мы громоздим эти дамбы. Зарплату всю – русакам бы! Разговоры повсюду – Ну что вот с такими болтать о праве? Дрязги мелкие да смешки... – А у нас даже запах крови Выворачивает кишки. -266- – Да: с тех пор, как танк проутюжил      У меня на глазах детдом... – О, конечно: молодчиков дюжих      Видеть хочется перед судом. – Странно, знаешь, но мне вот тошно      Стало даже удить бычка... – Вон – по лавкам-то сколько туш; но      Нам бы фруктиков...                         молочка...      Молящиеся – по домам – О всенародной стезе бескровной! – Без войн, без казней, без диктатур... – Без жертв неистовых –                        к равноправной Семье народов! Церквей! Культур!      Глава ареопага с террасы Дворца Трудно народ поднимается на ноги      После шальных                   снов! Давят и душат нас старые навыки:      Пошлость,               вражда,                      гнев. Все еще не умеем по-новому      Чувствовать связь стран, Все еще многим туманит голову      Наш вековой                 трон; Все еще нам представляются меньшими,      Кто не рожден                   здесь; Мщением, мировыми реваншами      Душу ярит               спесь. На перекрестках торопятся риторы      Мысль нашу сбить в ком... Вот, оглянитесь: разве оратор      Этот          вам не знаком? Действительно, на площади, незаметно для всех, появились три вышки  с тремя Ораторами. -267-      Первый Ошибки рухнувшего                  мировластителя                                роковые Вполне простительны.                     Мы беспристрастны.                                       Я докажу...      Второй, перебивая Для отомщения              за окровавленную                              Россию Ядро народное              подготавливайте к мятежу.      Третий Нет: Юго-Западную                  и Дальневосточную                                   тиранию – Вот кого рушьте,                 вооружаясь                           по рубежу!      Ворчание в толпе – Знаем вас, тюрем радетели... – Военных клик благодетели... – Наших отцов мутители!      Первый оратор Мы – обездоленные                  эксплуататорской                                  цивилизацией, О коммунизме             припоминающие,                           скорбя...      Второй За мною – русская,                   многострадальнейшая                                      из наций, От иностранщины обороняющая себя...      Третий За мной – Европа                 военных подвигов,                              а не иллюминаций: -268- Стальной пружиной                 она раскрутится,                                 мир дробя!      Глава ареопага – Воспитателю Друг, научил различать вас Учитель        Вредную спорынью                        во ржи: Чью ж вы нездешнюю ложь различите        В этой земной лжи? Исчадия Жругра погибли в пламени...      Воспитатель     Напрасно думаете, что все: Сбежав на Запад, один из племени     Припал к питающей их росе.      Голос уицраора Укурмии Он тщетно силится мыслью тощей     Сравняться с замыслами отца.      Первый оратор Лишь кратковременное отступление!                                Волной растущей Уже наверстываем,                  уж размножаемся у дворца... Яркий свет охватывает вышку Первого оратора, пронизывая насквозь  его самого. Вышка тает в пространстве. На месте оратора – пустота.      Возгласы – Где ж он?!. Юркнул... – Пропал! – Тень!.. Но куда? – Сквозь пол! – А сладко-то как запел... – Как будоражил пыл...      Второй оратор Он привлекал вас                 дискредитированною                                   доктриной, Морочил ложью недовоздвигнутого.                                 А я – Я в каждом русском                   живу и крепну                                мечтой старинной, Сердца народа              в тысячелетиях                            животворя! -269-      Воспитатель И на второго             стремит Укурмия Оружье, ведомое лишь ему. Борьба короткая:                 Путчи в армии... Горсть заговорщиков... Шесть – в тюрьму.      Второй оратор Эй, соотечественники!                     Тут скоморошествуют                                     лжепророки, Гнездятся          в выстуженных расщелинах                                  еретики, Но с богом русским                   законопатим мы                                 все прорехи И восстановим... Внезапное пламя охватывает вышку Второго оратора. Вспыхнув  факелом, она исчезает из глаз. Огненный язык мгновенно гаснет. На  месте  Второго оратора – пустота.      Крики – Они предсказывали! Они провидели! – Вон тот, в подъезде...                         и тот, в лектории... – Они разумнее, чем правители? – Они постигли, в чем соль истории!      Доктор социальных наук, теперь – Председатель      Всемирной Лиги преобразования сущности государства      выступает в одном из лекториев Лиги на окраине города Наш первый пункт – (он жизнью дан Не только чувству, но и ratio *): Объединение всех стран В Свободную конфедерацию. Но и такой союз чреват Тиранством горшим: слив отечества, Замкнет народы в плотный ад Великий демон человечества. Мы не забыли, как, поймав В судьбине стран минуту хмурую, Зло под личиной высших прав Растет и крепнет диктатурою. * Рассудку (лат.) – (Ред.) -270- Пока не застит чадный дым Везде затепленные светики, Конфедерации дадим Контроль наивысочайшей этики. Но государство, это – плоть; Как ей придать духовность, правильность? Соблазны власти побороть Способны те, чья сила – праведность.      Разговоры в антракте – Учитель – во всяком случае,     Бездомен, для всех открыт; – Ни отдыха, ни благополучия;     Мед, хлеб, молоко – и сыт. – Виденьями высшей реальности     Пронизываются его дни... – Торопятся юноши вдаль нести     Зажженные им огни. – Его духовные органы     Пронзают любую тьму... – Не странно ли: даже Морганы     Прислушиваются к нему!      Председатель Лиги А кто боится наших норм, Пускай поможет хоть безмолвностью: Все –      за вторую из реформ: Разоруженье мира                 полностью! Мы не хотим искать вину Лишь в воле тех, кто алчет прибыли; Но – танки – в море! Тол – ко дну! В железолом – чудовищ гибели! Не запятнаем синий флаг Эмблемой низкой. Но естественно, Распределенье внешних благ Должно быть четко,                   быстро,                          действенно. Чтоб ни один из тех, кто жив, Не пожелал возврата прошлого, Времен неистовств и нажив, Времен господства духа пошлого. Культурное жилище – всем! Всем – матерьяльный щедрый минимум! Пусть в этом зрит обманность схем Привыкший к горестным пустыням ум; -271- Но согревает нам труды Мечта – клянусь, не одинокая, Когда плантации-сады Провижу в дебрях Ориноко я!..      Волнение в задних рядах – Старо! – Коммунистический бред!      – Нам порошили сто лет Ум    требухой подобных идей      Красные             всех                 мастей!      Председатель Лиги, стараясь покрыть шум Совсем не то! Совсем не так!.. Об ананасе, о лимоне я Скажу потом...               Без жертв...                           Наш флаг – Лишь социальная гармония!      Голоса расходящихся во всех направлениях после лекции – Полмиллиарда голов за полвека      Смял коммунизм в бою, Мы же готовы кровь человека      Лить          только свою. – Для коммунизма – внешнее благо      Было венцом...                    всем! – Для нас – лишь вехой первого шага,      Лишь формою теософем. Во Дворце Христианских Народов –  огромная  аудитория,  принадлежащая Лиге. Выступает  Президент   международной   Ассоциации   перевоспитания преступников: Для некоторых слишком крут Подъем к добру. Их манит вольница, Им нестерпим вседневный труд, Цеха, комбайн... Душа-раскольница Срывается в болото, вниз, В разгул, в разбои... и далече ли Эпоха та, когда их жизнь По лагерям вконец калечили? Усовершенствовать наш суд – Задача поколенью новому. -272- Исправит грешника не труд, Не наложенье тяжких ков ему. По язвам психики хлестать Трудом – грешней кровопролития! Нет: срок взысканья должен стать Прямою функцией развития. Тут не поможет ремесло; Лишь кругозор и ласка вылечат Тех, кто не знал, что есть тепло, И в чьем сознанье – только пыль и чад. Его возвысить – не спеша – Гуманитарным знаньем, верою, Искусством, – чтоб сама душа Пренебрегла трясиной серою!      На трибуну выходит Воспитатель, теперь – Министр культуры Сдвигаем мир мы рычагом Бескровно-мирным: только школою, Трансмиф сводя, как свет и гром, Как струи духа в душу полую. Мы скрепы дружественных уз Меж Джоном, Сингом и Василием Куем лишь верой в наш союз, Сотворчеством и ненасилием. Схож с предзарей наш смутный век: Темно, свежит стопу и лоб роса, А дух скорбит: где Человек Облагороженного Образа? Где... там, в заре он! близко, тут!.. Кричат:  «Доколе же, доколе ж?!» – А он – в мальчишках, что растут В любом гуманитарном колледже; Чей спорт, купанье, бег, слалом, Восторг пред высями и далями, Все, все пронизано теплом Общения со стихиалями...      Добродушные голоса в публике – А, это он про молодежь... – Самим старикам невтерпеж, Когда вдоль шоссе и дорожек Снует Союз Босоножек. – Всемирный Союз, – да, да!.. – А что ж: превосходные юноши: Не злобные, как овода, А добрые, как гамаюныши. -273-      Министр культуры, продолжая ...В чудесных девушках, чей дар – Целенье скорби человеческой; В чьи души весь Шаданакар Глядит с улыбкою отеческой! Они растут – сильней войны, Всемирной сетью школ умножены, Духовностью просветлены, Искусствами облагорожены! И создается строй души С глубинной, внутренней безбурностью. Его, психолог, опиши И окрести мета-культурностью!      Наблюдатели – вполголоса – Приставка модная – мета – Теперь повсюду принята... – Вплоть до абсурда. Посмотрите-ка: «Мета-народ»,  «Мета-политика»; –  «Мета-сраженья»,  «мета-рас»... Сплошное мета-наважденье! – Клянусь, я слышал как-то раз Про мета-босиком-хожденье... На   площади   шум. Группы   горожан   окружают    Путешественника, возвратившегося с Дальнего Востока.      Путешественник Граждане! За Памиром – Не забывайте – крепнет Мечта: опять диктатурою Покрыть весь Земной шар.      Реплики – Они кичатся размером... – Но это – пузырь, он лопнет... – Кто ж верит в химеру старую Теперь, когда нет                  шор?      Другой путешественник Граждане! К объединению Под европейской эмблемой – Бессмысленную преграду Вздыбил Юго-Восток; Там пестрокожие гады Брезгают нашей системой; -274- Там – вопль о перенаселенье Взбесить бы святых                   мог!      Сочувственные голоса в группках на площади – Подсказывает эпоха Сама нам, за что бороться; – За мощный            Союз Наций В пределах расы господ. – Старейшины только охают... – Ни – фюрера, ни – полководца... – Забыли, что значит драться! – Простили кровавый пот!      Третий оратор, улучив подходящую минуту Сраженья будущего                  непредставимы                               и сверхогромны, Но застилают их                песни наши                          и праздный крик; Дух ненасилия,               к нам подсылающийся                                  вероломно, Стремится выхолостить                      и обезволить                                  наш материк. Не проповедовать                 и не кликушествовать                                    должны мы Перед могуществом                  гипер-урана                             или свинца: Противоставим же                 демагогам,                           рабам наживы, Готовность к подвигу,                      воспламеняющую                                    сердца! Пусть христианское человечество                                к ратоборству Себя готовит,              не празднословя                             и не щадя: -275- Виват – всемирному Европейскому    Государству!         Вождя! Вождя! Восклицания – Ого! да этот – не в шутку! – Хватил по тому, что шатко... – Лишь бы не впасть в ошибку, – Лучше б – кушак да шапку... Чеканя шаг, приближается толпа с факелами. Марш В ногу! Подхватывай стих, бритт, росс, и германец, и галл! К бою, наследники трех вер, росших у северных скал! Прадедов наших взманил вширь гордый морской горизонт; Мы бороздили земной шар с фьордов до знойных Голконд; Каждый из наших камней полн подвигов, песен, легенд; Каждый средь наших полей холм – памятник, гордый гигант! В творчестве – русский размах слит с опытом, зревшим века; Слышен в чеканных шагах ритм славного материка. Марширующие окружают вышку с Третьим оратором. Крики «хайль!», «эльвиво!», «ура!», «виват!». Оратора подхватывают десятки рук. Озаренная факелами, фигура его плывет по улицам над толпой. Часть народа присоединяется к шествию. Марширующие, удаляясь В дикости разве не глох Юг раньше, до наших ветрил? -276- Разве не доблестный дух               наш               Азию плодотворил? Но благодарности нет,               нет               в варварской мутной крови. Будь же кровавым, ответ!               В бой,               Господи, благослови! Пред нападающей тьмой               нет               нравственных  «табу» ни в чем, Только – с двуликой чумой               в бой               явным и тайным мечом!      Выкрики в домах и на улицах – Долой... – Не хотим крови!.. – Мы сами решать вправе! – Я ощущаю всем телом Ужас перед металлом. – Но самый глубокий ужас в том, Что зверство зовется мужеством. – А я бы от человечества Сберег лишь конец: овечество.      Стоны в домах Побороть эту буйную каинность,       Нераскаяиность! Мы хотим мягкосердия, авельности,       Правильности! Издалека  приближается  веселое  шествие,  похожее  на  карнавальное. Разноцветные  воздушные  шары. Яркие   одежды. Это   проходят   отряды Международного Союза  Босоножек. Следом  вприпрыжку  бегут  школьники  и дошкольники.      Гимн Пятки свои разувай!            С плеч            груз предрассудков вали! Крепкою кожей вникай            в речь            Матери нашей – Земли! Нам ненавистен тупой            стук,            пошлая дробь каблука. -277- Так же твердили Толстой,            Брукс,            Ганди, Франциск и Лука. Это – наш символ, права,            стиль,            всюду от Ганга до Альп. Здравствуй, песочек, трава,            пыль,            лужицы, даже асфальт!      Школьники с воздушными шарами Разувайтесь, деды, дяди! Отгоняйте, тетки, страх: Предрассудков глупых ради Хватит преть вам в башмаках! Бос бирманец, бос яванец, Абиссинец, негр, индус, Только вы – и в путь, и в танец – На ногах влачите груз!      Молодежь, продолжая гимн Дивные духи творят            стих            в играх земли и воды: Мир и природа – наряд            их,            творчество их и труды. Их благодатную мощь            хор            славить спешит на луга, В зелень смеющихся рощ,            в бор,            в поле и на берега!.. В нас они радостно льют            ток            чудной своей ворожбы, Животворят и поют            сквозь            зоркую чуткость стопы. Не разрушать – украшать            мир            учит их мудрость сердца. Эй, босоногая рать!            Вширь –            все просветлять до конца! -278-      Люди средних лет – Эта мода – как зараза... – Ай, как колко!               – Ай, смешно!.. – Ой, щекотно же...               – Не сразу, Постепенно надо.               – Но Здесь не Дели ведь, не Агра, Здесь бывает и зима... – А мой грипп? Моя подагра? – Нет, весь мир сошел с ума. А филиалы Лиги размножились уже повсеместно. Лекторы,  проповедники, пропагандисты,  профессора,   популяризаторы   выступают   во   множестве аудиторий и прямо под открытым небом.      Первый Цикл мировых реформ – в зарю Манит широкой анфиладою: В них – стимул жить, когда творю, И очищенье, если падаю. Зла – два. Одно – утес тиранств, Другой – мальстрем войны невиданной; Но крепнет по лицу пространств Союз наш, недругу невыданный!      Второй Все веры – только лепестки Единого цветка духовности, Пути познанья, жар тоски, Аспекты высшей Безусловности. Найден тот угол зренья, чьим Могуществом руководимые, Собратству вер мы облегчим Безбольный переход в Единое.      Третий Мы углубляем смысл идей. И даже те преграды сроются, Что искони сердца людей Не допускали к тайне Троицы. Великих духов славим мы – Друзей, создателей, водителей, Подъемы из плотской тюрьмы До лучезарнейших обителей. Затем, что смысл всего добра, И крошечного, и огромного, -279- Еще неявственный вчера, Есть воля к высветленью                        темного.      Четвертый С девизом  «украшай и чисть!" Пройдет, творя на благо множества, По мировым ландшафтам кисть В руках высокого художества. От солнца пестр и полосат, Шар должен стать нам раем климата. Да здравствует планета-сад, Любовью, а не кровью вымыта!      Проповедник в обществе совершенствования животных Трупояденье до сих пор Мясною пищей именуемо. Но внук – как варварство, позор Его оценит неминуемо! Природу разворочав всю, С ее рудой, икрой, корицею, Теперь любому карасю Мы отплатить должны сторицею. Подход к животным станет нов, Когда ключом любви и знания Перевернется до основ Наука зоовоспитания. Членораздельнейшую речь Развив для них усильем вдумчивым, Цивилизацию стеречь Поручим зайцам,                зебрам,                       сумчатым. В уединенной долине – дом  и  сад. Несколько  девушек  окружают  ту, которая когда-то  была  Ученицей  Воспитателя,  теперь  –  Основательницу женских обществ нового типа.      Основательница От жестких формул экономики До зверства с именем  «война" И во дворце, и в малом домике Мужским началом жизнь полна. Любовь была б давно развенчана, Мир разорвался б на куски, Когда б не расправляла женщина Порой кровавые тиски. -280- Прощенье, ласка, нежность, жертвенность, Самоотдача и тепло – В одном священном слове                        женственность – Все общий символ обрело. С мужским рассудком, гневом, злобою Соревноваться нам не честь; Другое, странное, особое У нас посланничество есть! Во дни науки, ставшей ужасом, В дни революций, войн, расправ, Чтоб человек не стыл наруже сам, Согреем жизнь, уют ей дав. На судьбы, буднями загубленные, На распри, ненависть, борьбу, Как жены, матери, возлюбленные Прольем святую ворожбу!.. Терзает, рвет пласты вселенские Мужское, мир разворотив. Есть круг мужских прерогатив, Но есть прерогативы женские. Гул отдаленных взрывов за горизонтом.      Крики на улицах – Опять проклятые опыты С интрапротонной силой!.. – А чем хужее Европа-то? – Отсталостью,               мой милый. – Шесть, семь...               – Это жутко. – Восемь... – Дают уже явный крен дома... – Мы требуем,              волим,                    просим Всемирного референдума!!!      Голоса по радио, по телевидению, с кафедр, с трибун – Ты, женственность! Ты, материнство! Залейте искры пожара! Да здравствует все-единство – Держава земного шара! – Но чтобы Конфедерация Не стала темницей грозной, -281- Привет тебе, реформация! Культурная!            религиозная! – Вы, жаждущие! Вы, тоскующие По радости и духовности! К нам – странники по песку еще Угрюмых Сахар вседневности! Опять раскаты взрывов.      Заседание ареопага – Смета на вооруженье исчислена, Но с ней мы пойдем ко дну. – Придется сделать просто немыслимой Четвертую мировую войну. – Но мы избегнем всеобщей гибели Лишь отступленьем вспять. – Это не выход.                – Но сроки пробили:            Ни сесть –            Ни лечь –            Ни встать.      Глава ареопага с балкона Дворца Граждане! Жерла невиданных пушек     Устремлены               в нас. Кажутся перечнем детских игрушек     Тол,         водород,                 газ, Не безопасят магнитные волны,     Ни электронный шлем. Вот почему мы дары, а не молнии     За океан             шлем. Просим народ воздержаться от жалоб,     Смысл наших дел                    вскрыв: Лучше уступка в большом или малом,     Чем мировой                взрыв. В толпе волнение. -282- Ныне завязываются переговоры     С Юго-Востоком. Цель – Срыть между нами древние горы.     В море – взорвать                      мель. Можно сказать и более точно,     С сухостью,                как Тацит: Цель – одновременный, всеобщий     Всемирнейший                 плебисцит. Гром  ликования. Дворец   окружают   плотные   толпы   молодежи   из Международного Союза Босоножек. Сторонники вооруженной борьбы, поодиночке выскакивая из домов, не могут пробиться к Дворцу.      Взвизги бешенства – Предатели! Бабы! Трусы! – Ублюдки великой расы! – Какой сыскался философ! – Какой нашелся пророк! – А тоже ходил в  «колоссах»... – Учил бумажных марак... Из боковой улицы вырывается вооруженный отряд. Работая  кулаками,  он старается пробиться к Дворцу. – Прочь! не дурачь                   наш народ чепухой                                    притч! – Чья была речь?                 – Кто пылил требухой?                                      прочь! – Жалкий вожак               на балкон уже влез...                                    – Вниз, эй, ты, божок!               мы тебя затолчем                               в паз!      Фигляры, паясничая поодаль – Этот мешок словесной трухи?                              – Хи-хи. – Этот непротивленец в дохе?                             – Хе-хе. – Эти куриные потроха?                       – Ха-ха.            – Фью! Мимо Главы ареопага пролетает камень. -283-      Крики – Тащи-ка его! Тащи-ка: Не больно зубаста щука! – Хватай-ка его! Хватай-ка: В миг сиганет вся стайка!      Босоногие Ни шага.         Стеною ровной – Всеобщий         отпор              бескровный. Отчаявшись   захватить   Дворец,   сторонники   вооруженной    борьбы удовлетворяются зданием на другой стороне площади. Перед  ним  собирается небольшая  толпа. Лучи  прожектора  мечутся   по   фасаду   и   внезапно сосредоточиваются на балконе верхнего этажа. Скрестив руки на груди,  там возвышается тот, кто был Третьим Оратором. Его  одежда  в  лучах  кажется металлической, напоминая футляр Автомата.      Вожак – Начинается             исполинское                        тысячелетье, Перед коим           все миновавшее                         равно дню. Не согласием,              не уговариванием –                                так плетью Наши принципы              на планету                        распространю! Барабанный бой. Красные и лиловые ракеты. Толпа у здания,  как  единое  существо,  пошатывается  из  стороны  в сторону.      Шатнувшись вправо Наконец-то есть чем потешиться!      Шатнувшись влево Наконец-то есть кого слушаться.      Вправо Наконец-то вождь! Качай ввысь его!      Влево Наконец-то сплотимся                     в месиво. Но  разноцветные  ракеты  не  производят   прежнего   эффекта:   небо посветлело и кажется серовато-голубым. -284-      Голос Карны Еще борются призраки                     на земле за господство, А уж солнце торопится –                        всеразящий Геракл, И никто не догадывается,                         что в тиши, без напутствий Уж Четвертая Стража Ночи                         завершила свой цикл. А улицы наполняются шумными толпами из Союза Босоногих. От  здания  к зданию  протягиваются  синие  полотнища  с  золотыми   надписями:    «Срок всемирного  плебисцита  назначен. Кто  за  Всемирную  Конфедерацию   под контролем Лига? Кто против?"      Глава ареопага – к председателю Лиги и Министру культуры Где же Учитель? Скрылся?                         Куда?.. Каждый миг на счету...      Председатель Лиги Вы – о его руководительстве?      Глава ареопага -Да.     Все пересохло во рту. Сколько филиппик говорено!..     Ясно, как день, одно: Ничей ореол            и авторитет     Еще не бывал таков: Верят мильярды, что он –                         свет     Для стран и материков. Я вижу и сам: не являл еще рок     Нигде, никаким временам, Чтоб гений, праведник и пророк     Так мощно слились в одном. Но где же он, где?.. Быть может, его     Спугнул этот злой самум...      Председатель Он – на прибрежье.      Министр культуры     Слушает волны, Вдумывается в их шум. -285-      Глава ареопага Ах... коли надо слушать прибой,     Можно б остаться тут: Хищники разве смирятся? Любую     Из катастроф и смут Он бы унял справедливым предстательством...     Прошу вас обоих: я – Конфиденциальный посол правительства;     Лишь до его жилья Путь укажите! Ныне дороже     Секунда – веков. В путь!      Председатель Что ж, мы проводим. Но там бездорожьем     Надо брести верст пять. Гомон волнующегося города начинает  удаляться,  сменяясь  шорохом  по гравию мчащейся легковой автомашины.      Глава ареопага Кстати: если он новой религии     Хочет создать                  храм, Если на грудь возложил он вериги     Странника по мирам, Ради чего же – это вниканье     В сущность былых вер, Дружество с теми, чья власть веками     Не исправляла мир?      Министр В мифах религий, в любом иноверчестве     Ищет понять он реальность,                           трансмиф, Высшее, вольное бого-сотворчество     Краеугольной плитой утвердив.      Глава ареопага Хочет он пребывать незапятнанным     Жгучей борьбой за власть...      Председатель Власть его и сейчас необъятна. Враг разъярен? Пусть. Машина останавливается. Тихо нарастает  и  спадает  мягкий  шум:  это дышит  простор  океана. Путники   продолжают   путь   пешком,   негромко переговариваясь: -286- – Вон его домик – у дальней бухты.     – Он здесь один?                     -Да. Только ракушки, волны да пихты,     Зимами – блеск льда. Ритмы прибоя растворяются в  однообразном  гуде  векового  бора. Над светлеющим  морским  горизонтом  слоятся  пепельно-серые  облака. Галька шуршит под ногами путников. – Что за гранитный хаос на штранде! Здесь не прошло б ни одно авто. – Кажется, у него на веранде –     Несколько человек. Но кто? – Это – из руководительства Лиги     Близкие ученики и друзья: Быть     у истоков интер-религий –     Это и их,              и наша стезя.      Министр культуры Я с детства верил в этот час, Молил в слезах об этом миге я, Когда затеплится меж нас Интер-культура,                сверх-религия! На веранде уединенного домика действительно несколько человек, в  том числе – Архитектор, – теперь – представитель Комитета  по  восстановлению разрушенных памятников; Индус – религиозный деятель из Бенареса;  Женщина – Основательница женских обществ нового типа; а также тот, кто в  училище Воспитателю когда-то казался  Странным  мальчиком. Экклезиаст  пребывает совершенно молча в темной глубине веранды.      Индус в состоянии глубокого созерцания Я вижу – трое. Они прошли Сквозь стены дома. Их лики блещут. Одежды, льющиеся до земли, Струятся, светятся и трепещут. На лоб Учителю пальцы рук Они опускают теперь, все трое... Они обступают его вокруг. Они как братья ему                   в том слое. Молчание. -287- Облака на  востоке  становятся  жемчужными. Тишина  как  бы  слоится кругами: слышно безмолвие моря, за  ним  –  пояса  других  и  еще  других безмолвий.      Голоса трех невидимых гостей – Укрываем шелками небесными     Тебя, наш брат. – С нами – выше! Мирами безвестными     В Небесный Град. – Небывалому знанью причастным     Придешь назад. Телесный облик  Экклезиаста  делается  невидимым. В  темной  глубине веранды никого нет.      Индус глухо, в состоянии нирвикальпа-самадхи Я вижу – трое. Четвертый – он. Одежды светят. Сквозь ток времен Идут? Летят ли?.. не то, не так! Перемещаются. Но ни шаг, Ни взмах не нужен. Сама среда Несется мимо... Но как? куда?      Смутно слышимый голос Экклезиаста Теперь осязаю: потоки времен     По эту сторону ночи Текут параллельно,                   сквозь свет и звон     Друг с другом упруго гранича. Как будто нас мчат                   со склона на склон     Волны          чьего-то клича. Голоса его вожатых:      Тот, кто вначале был Прозревающим То – клич наших братьев. Уж срок. –                                    Быстрей     К собору! Хвала запета И скоро прольет свой ток Эмпирей     В брак Навны и Яросвета. Оставшись в Энрофе, ты бы не смог     Прозреть             даже силой чуда, Какое Небо,            какой чертог     Нам станут видны отсюда. -288-      Рыцарь-монах Они восходили сквозь гимны народов     В синклитах всех стран земли; Им вслед стихиали                  до вышних сводов     Свой лучший хорал несли. И Шаданакар            в любви и восторге     Запел и затрепетал, Когда перед ними Край Демиургов     В божественном блеске встал.      Император-искупитель Там будет то, что схоже с венчаньем:     Там примут в лоно они Звенту-Свентану,                 кому величаньем     Гремят грядущие дни. Единственный из живых,                       к небесам Ты взят в этот миг                   нашей долгой работою: Приподнят, чтоб видеть таинство сам И стать для народов                    подобным глашатаю. Ноши такой не дано никому, Отблеска – ни на одном человеке...      Голос Экклезиаста Понял. И радость и тяжесть. – Приму...     Принял навеки. Пение  гамаюнов  и  алконостов  возвещает,  что  путники  вступили  в Небесную  Россию. Над   сошедшимся   у   Великого   Собора   множеством просветленных  раскрывается  как  бы  звуковой  проем   вверх,   в   слои несравненно более высокие. Голоса Демиургов – преломляясь  трижды:  в  сознании  Экклезиаста,  в сознании Индуса, пребывающего в экстазе, и в сознании  молча  обступивших его и слушающих.      Первый Силы, Господства гремят по мирам                          в честь                        воинства! Вас ожидая, убрали мы храм                            в час                        таинства.      Второй Брачных корон полукруги горят,                            солнц                     радостней... -289- Соткан для Навны венчальный наряд!                             Ждем                     брата с ней.      Третий Ждем – проторившего в мраке ночей                              путь                      к дружеству, Ждем – возвратившего кровью своей                               дух                        множеству.      Четвертый Будем с тобой на вершинах миров                             длить                       творчество, День ото дня возводя весь Энроф                             в сан                        жречества.      Пятый Ибо свой плод принесла ваша боль,                           скорбь,                     жертвенность; Ибо нисходит сквозь брак ваших воль                             в мир                    Женственность! Благовест всех колоколов Небесной России. Сквозь благовест, не смешиваясь, льется с запредельной  вышины  Голос одной из Великих сестер, преломляясь трижды, от  ступени  к  ступени,  от сознания к сознанию: Навна! сестра моя! Памятью мудрой, Памятью строгой                помнишь ли ту, Первую, с кем в безначальное утро     Игры делила                в этом саду?      Голос Навны Как я смогла бы не помнить? О, помню: Вниз уходила ты... снег и ручьи Горную сагу журчали по камню И превращались               в руки твои. Ныне, в Энрофе, тобою согретый Запад стал краем возвышенных прав, -290- Сольвейг,          Офелией                 и Маргаритой Блики твоих отражений назвав.      Голос Второй Сестры Видела ль ты, как смягчала я кару,     Жизнь озаряла                  улыбкой мадонн, Жанною д'Арк,              Беатриче                      и Кларой Блики роняя            в полночь времен?      Голос Третьей Сестры А узнаешь ли –               с дороги венчальной – Солнцем увенчанный мой Гималаи?      Голос Навны Помню: тогда еще отблеск начальный Красил вершины... Врачующий май В засуху знойных равнин ты сводила, Ливнем духовным кропила поля, Радхой,        Сакунталой,                   Ситою милой Многонародную скорбь окрыля.      Голос Четвертой Сестры Мир тебе, Навна, от той, кого чаял Южный гигант, непреклонный в добре, Души героев-творцов обручая С Лейли,         Мумтаз-и-Махал,                        Зохере.      Голос Пятой Сестры Мир и от той, что, склонясь, рассыпала С розовых арок заката росу В рощи Ниппона,                в ущелья Непала, В храмы Кваннон и                  Аматерасу! Экклезиаст и его вожатые вступают в храм Солнца Мiра. А  внизу,  в  трехмерно-пространственном  мире   –   тишина. Облака становятся совершенно розовыми. -291-      Архитектор, погруженный в созерцание, не отнимет рук от лица Женственность Мира                   из сердца вселенной Льется в них волнами токов благих, Плоть свою обретая нетленную     В Дочери их.      Женщина Лотами логики в пламенный Логос Ум не проникнет; но внутренним  «я" Слышу, вникаю в божественный голос С непредставимых высот бытия!      Тот, кто был странным мальчиком Слышу, как мыслит Учитель склоненный В сонме Синклита, о том, что ему Зримо сквозь храмы Руси просветленной, Но ни созвучий, ни слов не пойму.      Министр культуры В хор он вливает свое славословье Той, что нисходит с верховных вершин К ним, облекаясь плотью и кровью, И многоярусный спуск довершив Там новосельем...      Председатель Лиги ...Да, в их святыне, Как бы миллионами душ принята, – О, не царица для них, не богиня, – Радость! Божественная Красота!      Глава ареопага В страдной, суровой, строгой работе Мы ей созиждем здесь ореол: Церковь грядущего – вот ей обитель! Братства грядущего –                     вот престол!      Тот, кто был странным мальчиком Синею розой            Верховный Святитель Нашему другу плащ заколол. Волны невыразимого света распространяются вокруг первооснователей. Домик на морском берегу исчезает в сиянии. Вдали предстают  святилища различных религий. Свет проникает в их глубину, способствуя раскрытию  их мистической сущности. -292-      Голоса в глубине церквей      На Северо-Западе Обессилить старинную ненависть     Наступила пора!      На Юго-Западе Новый свет лучезарная стенопись     Льет с порталов Петра!      На Юге У Кааббы распахнута занавесь,     Глубь – белей серебра!      На Востоке Вечный Образ в кумирне дряхлеющей     Просиял, точно жар!      На Юго-Востоке В разум тысяч влучил Просветляющий     Смысл своих аватар!      На Севере Раскрываем любви окрыляющей     Обновленный наш дар! Звук, никогда раньше не слышанный, похожий на то, как если бы звучала одна из струн, натянутых между звездами Ориона,  оглашает  Шаданакар. За первой струной запевает вторая, еще и еще, слагая  симфонию,  слышимую  в других брамфатурах, как бы космическую. Это зазвучали золотые лиры вокруг храма в Небесном Кремле.      Едва доносящийся голос Экклезиаста Лестница в выси – и в выси... Вижу Тебя, Иисусе! С благовестом  в  Небесной  России  сливается  благовест  в  небесных обителях всех метакультур. -293- Акт двенадцатый Роза мира Рассвет над великим городом. Благовест в храмах метакультур продолжает звучать в своих отражениях – в колокольном звоне всех церквей земли. Плебисцит только что завершен. Площади и улицы залиты народом. Все расступаются перед процессией, направляющейся к Дворцу. Окруженный руководителями Лиги, Экклезиаст двигается медленно, твердо и прямо. Его голова – в сиянии, но он слеп. В руках его – Голубая Роза. По сторонам пути народ склоняется в приветствии.      Голоса в окружении Экклезиаста – Боец       величайшего боя. – Творец         высочайшего строя. – Гонец        долгожданного рая... – Слепец         от лучей Эмпирея.      Голоса справа и слева – Не все еще нам понятно; – Не все еще нами разгадано;          – Только – плывущие пятна          Солнца, крови и ладана. – Да, неизведанным ритмом Жгла его речь пламенеющая.          – Знаем одно: говорит он          Свыше,                как власть имеющие. Процессия поднимается по  широкой  улице  ко  Дворцу. Однако  самого Дворца не видно за пеленой утреннего тумана. Экклезиаст  обращает  слепое лицо к народу и поднимает Голубую Розу высоко вверх. Волны  невыразимого Света начинают распространяться вокруг, объединяя все большие  и  большие круги народа. -294-      Экклезиаст В поколенья просачивается Свет надмирной Истории И сознанье просвечивается Смыслом высшей мистерии. Над Европой и Азией Духи веют, как вайи... Воплотилась Экклезия! Мир мирам,           Аллилуйя!      Голоса в окружении Экклезиаста – Древних вер выполнение; – Верных общин братание; – Дольних правд единение Сферой горнего знания. – В каждом сердце проросшие Зерна радости мирной, – – Так затеплилась высшая Церковь веры всемирной.      Голоса – Чем же мы возвеличим Ее новое слово? – В чем наш знак и отличие От содружеств былого?      Экклезиаст Негасимою радостью Всем живущим со-празднование, Неустанною бодростью Всем сердцам со-болезнование! Прозорливою мудростью Всем народам со-верчество! Целокупною щедростью Солнцу Мiра со-творчество! Непрощаемых милование, Возведенье, встречанье; Неутешимых радование И в блаженство включенье; Всем и вся предугадывание Просветленного тела; Всех погибших восследование В Полноту без предела! -295- Народ начинает  подниматься  к  Экклезиасту. Завеса  тумана  редеет, уносясь вверх. Не Дворец, но белый горный  конус  обнажается  в  глубине. Слоистые облака перерезают его  местами. Вершина  уже  приняла  на  себя первые лучи солнца. По всей земле проносится  то  ли  вздох  потрясающего изумления, то ли содрогание благоговения и восторга: – Господи!           – Вот оно.                     – Фирнами Гребень блестит сквозь тучи... – Кажется – духами горными Выкованы         эти кручи!.. В отдалении, на горизонте,  выступают  другие  вершины. Верх  конуса сияет все ярче, лучи поднимаются снопами. Каждый луч загибается  радужной аркой, перекидываясь к одной из вершин у горизонта.      Тот, кто был Главой ареопага Наконец-то веками, веками Жданное объединенье! Вот когда каждому камню Отдам любое биенье, Любую из капель крови, Любое мгновенье жизни... Вот когда петь мы вправе Гимн мировой отчизне! Глубокий рокот охватывает народные множества, как  если  бы  всеобщий порыв умягчался слезами счастья и неповторимой радости. – Праздник! – Зажгите факелы! – Мир! – Обнимайтесь, пойте! – Не возвратятся войны... – Не возвратятся казни... – С нами ликуют ангелы! – Вали границы! – Праздник!      Председатель Лиги Есть в Розе Мiра круг внутри – Круг высочайших достижений: Там – не магнаты, не цари, Лишь праведник, наставник, гений. Таким – бразды верховных прав! Им не нужна ничья стихира; -296- Не исказится власть приняв, Собор старейшин Розы Мiра! Свет спускается  по  склонам  конуса  и  воспламеняет  облака. Конус кажется окруженным розовыми крыльями.      Экклезиаст Мир наш отягчен урожаем. Мы, как причастники этой зари, Богосотворчеством преображаем Камни народоустройств                      изнутри. Но да не будут они нашей целью: Это – колосс и в добре и во зле; Не просветляясь,                 он сверхцитаделью Стал бы для новых тиранств                           на земле.      Голос умирающего Укурмии Вот чем святится мой долгий, бессменный, Противоречивый мой, горестный труд! Вот что спасет государство вселенной От превращения в темный сосуд!.. Смерть! Принимаю!                  В ней – карма и кара. Но уицраор впервые готов Слить себя с хорами Шаданакара, С вечным богослуженьем миров. Видно, как, маршируя по всем городам, военные отряды вступают  внутрь зданий,  проходят  насквозь  и,  появившись  с  другой  стороны,  уже   в гражданском платье, расходятся веером, поодиночке и группами. Поддерживаемый Председателем Лиги и тем,  кто  был  Главою  ареопага, Экклезиаст вносит Голубую Розу внутрь великого конуса. Конус  заливается сиянием весь;  искрясь,  он  не  дает  различить  –  внутренний  ли  свет пронизывает его насквозь, озаряет ли его солнце, или оба света, внешний и внутренний, слились в нераздельное целое.      Голос демиурга Яросвета В сан Экклезиаста                  в старину                           мной                     венчанный, Стань теперь наставником,                  хвалой                          стран                   встреченный! -297- К тройственной короне                      ты ведом                           был                       исстари; Вот – венец, венчающий венцы:                           сан                      Пастыря.      К Экклезиасту обращается Индус – теперь – Глава одной из пяти иерархий Розы Мiра – золотой Как символ и знак Триединства Дано тебе это убранство.      Священнослужительница, Глава голубой иерархии Розы Мiра Пусть Женственность и Материнство Блюдут твою власть от тиранства.      Председатель Лиги, теперь – Глава белой иерархии Розы Мiра Отныне, пройдя христианство, Ты – пастырь             народосвященства! На того, кто был когда-то Неизвестным Юношей,  возлагается  триединый венец Верховного Наставника. На высоком берегу над морем деятели Розы Мiра  закладывают  основание Верграда – огромного религиозно-культурного ансамбля.      Глава золотой иерархии Стал новый дух времен за пульт. Он развернет у ног Экклезии Широкий полнозвучный культ – Шелка искусств, ковры поэзии. Здесь, на скалистой полосе, Над морем главный храм построится: Мы храмом Солнца Мира все Его зовем во имя Троицы. Он первым вестником весны Блеснет в глаза людей – не более – Но в нем уже заключены Взлет,       белоснежность,                     мощь,                          раздолие. -298-      Священнослужительница, Глава голубой иерархии Поодаль встанет над окраинами, Над ширью пенной, где прибой, Лучась хоралами и тайнами, Храм серебристо-голубой. Уж он растет, – до трети вырос он, – И служб лазурная волна Пройдет, звуча, по темным клиросам, Торжественна, просветлена. И девушки пред вечной Женственностью <. . . . . . . . . . . .> Ту, кому гимн я лью и лью.      Глава белой иерархии По лестнице ширококрылой Слоями шумными с высот, Потоки воли, славы, силы Нам Планетарный Логос льет. Противобогом – на Голгофе Оборван труд земной Христа. Но в мире вышнем – не в Энрофе – Растет, как солнце, сила та. Верграда третий храм                     мы строим Тому, кто был Христом земле, Кто встал теперь за каждым слоем Борцом за гибнущих во зле.      Тот, кто был Воспитателем, потом – Министром культуры,      теперь – Глава пурпуровой иерархии Розы Мiра Смотрите облик храмов тех, Что звать привык я пантеонами: Они взойдут, как гребни вех Над многолюдными районами. Да явится подобный храм, Как ось культур, алтарь отечества, Синклиты сверхнародов – вам! Тебе, Синклит всечеловечества! Чтоб культ был отразить готов Миры до райской осиянности, Изгоним с наших образов Малейший знак трехмерной данности. -299- Любой из тех, кем благ Синклит, В витраже пламенном отметится Таким, каким он днесь парит И там, в раю, творит и светится. Иерархии, преклоня Лицо на миг, к трехмерной плоскости, Пройдут лишь отблеском огня, Лишь предвареньем светоносности.      Пение в глубинах великого конуса Над прохладными плитами – Фимиам и служенье; С Мировыми Синклитами Всех народов общенье; Спор кровавый меж верами Странен, в прошлое канув, И горят полусферами Купола пантеонов.      Ответный хор – под открытыми небесами Всем, кто ищет, кто молод, Нами будет, как отсвет, В бронзу, мрамор и золото Опыт прошлого отлит, В тело города вкрапленный, Зримо явлен, изваян, – В раме парков, ансамблями Вознесен у окраин.      Тот, кто был Архитектором, теперь – Глава последней,      зеленой иерархии Розы Мiра В глубь зодчества разных стран и лет Я долго вглядывался, стиль ища, Хоть общих признаков, примет Порученного мне святилища. Но мир не знал еще террас, Для игр и служб со стихиалями, Спешащими к нам в первый раз, Звеня незримыми сандалиями. Оттуда с Солнцем станем мы Общаться в танце, в действе радостном, Беспечной детской кутерьмы Не убоясь пред ликом благостным! -300-      Хор под открытыми небесами По садам, по лесничествам И у водных ристалищ – Звон и гомон строительства Небывалых святилищ: Там пронизан духовностью Хмель старинный веселья; Там ни ветхой греховности, Ни вериг, ни насилья.      Молодые служители зеленой иерархии Играющие стихиали От пляжа до школьных парт Дух юношества зацеловали Сквозь шустрый и шумный спорт. В просвечивающие слои их Глядится душа, смеясь, И правда об иерархиях Крепит золотую связь.      Пение молодых голосов с лесных полян, садов и побережий Вокруг водоемов – храмы Той связи посвящены: Поем в них по вечерам мы Лазурной         Душе Луны; Отцу, великому Солнцу, Плетем хороводы дней, Как пестрые протуберанцы, Как танцы живых огней. И радугу брызг лучистых Меж нами и ним взметя, Крылаты становимся, чисты, Как ветер,           огонь,                 дитя.      Режиссер главного театра мистерий Проект мистериала. Но Его устройств великолепие Не может быть отражено Ни тушью скудною, ни сепией. -301- Вращенье сцен, экранов, призм, Мираклей планы многослойные – Весь этот строгий механизм Дадут понять макеты стройные.      Пение в глубине великого конуса Ни в празднествах, ни в работах Не утоляемый ум Пьет в тихих философиатах Настой прозрений и дум; И чтобы тиару и дискос Принять от нас, иерей Свершает высокий искус В безмолвии монастырей.      Ответный хор – под открытыми небесами Когда ж в городах и селах Утихнет полдневный голк – Бьют гонги в мистериалах, Шуршит, поднимаясь, шелк, И блещущие обиталища Молитв, искусств и труда Являют       народам              зрелища, Не виданные никогда.      Пение в глубинах великого конуса Дней насквозь просияние Благостройным искусством; Всех щедрот отдавание Возвышаемым паствам; Совершенства возвещивание, Устью дней славословье! Поколений возращивание Неоскудной любовью!      Ответный хор – под открытыми небесами Всех стихий поднимание! Всем познаньям причастье! Теплотой обнимание Игр и детского счастья! Помощь ласкою дружественной Дольним царствам Природы – Радость женственно-мужественная В роды,        роды            и роды! -302-      Экклезиаст – Верховный Наставник Кроет сад убеленный Новый Свет и Евразию. О все-братство подлунной! Роза Мiра, Экклезия!      Голос Яросвета Все, что завещал тебе я встарь,                          в ночь                         грозную, Ты осуществил. Приди же, царь!                           Жду!                      Праздную! Тот, кто был  в  преемственном  ряду  Верховных  Наставников  первым, покидает сферу видимой телесности навсегда.      Приветствующие его Клиры синклита            – Радуйся, –        в неувядающих    свето-радугах упокаиваемый!            – Радуйся,        лицезрения    Экклезии удостаиваемый!            – Радуйся,        неизреченное    боговодительство продолжающий!            – Радуйся,        и в посмертии    все человечество возвышающий! Венец Верховного Наставника возлагается на  Индуса  –  главу  золотой иерархии. Почти неуловимо для глаз совершается долгожданная перемена:  подножья Великого Конуса становятся подобиями лестниц, крылья – широких  колоннад. В глыбах утесов проступают очертания уступообразных золотых крыш. Горные пики вытягиваются белыми, сужающимися кверху башнями, башни  увенчиваются куполами.      Верховный Наставник – Свершается! -303-      Голос Лилит Еще я слышу            в себе дыхание                          богинь народных, И слиты в пиршестве моем по-прежнему                              свет и тьма, – Кто ж окрыляет               былую тяжесть                            стихий свободных? Не ты ль, Урания?                  Звента-Свентана ли?                                     иль я сама?      Верховный Наставник,      простирая руки вперед, в духовном веселии Вы, пламенеющие                в потоках солнца, Стихии веющие!               Кружитесь в танце!      Голоса водных стихиалей Озер мерцающих               и рек разливистых     Все просветленней               блаженный сонм, Поет, журчит он, смеется, гривится     И серебрится               лунным сном. О, прикасайтесь к нам поцелуями,     И зверь,             и даймон,                      и человек: Мы омываем вам               тело – струями,     А души скорбные –                      душою рек.      Другие стихиали Кто нас полюбит –                  поем метелями,     Постелим нивы, пески, луга, По волнам воздуха                  помчим качелями,     Как друг, товарищ,                       а не слуга. -304- И если истина дана пророчествам –     Соединимся               по всей земле С преображаемым                Все-человечеством     В игре и дружбе, –                       любви, –                               хвале.      Голос Юго-Западного демиурга Рати разошлись, и дозвенел                       звон                  стремени, Каждый из соперников склонил                       стяг                   знамени, Это – предреченный испокон                      сдвиг                   Времени: Мир преобразует свой закон                      в Lex                    Domini. Громады города меняют свой облик: теперь их трудно отличить от парков и огромных куп. Иногда кажется, что  город  пересекается  широкой  рекой, сверкающей на солнце. Вдали представляются зеркальные озера, и  в  них  - отражения еще других городов, белых и розовых, и горных отрогов, покрытых цветущими лесами. Объемы становятся туманно-сквозящими, как если бы за  одно  мгновение проносились многие года.      Демиурги В городе – мерцающий эфир                          льнет                     к зданиям, Слышатся архангелы – весь мир                           полн                        пением, Светится таинственный потир                         сквозь                         ярусы, Солнечным веселием гремят                            все                       клиросы. Материя великого конуса становится прозрачной. Сквозь нее различаются Священные грады великих метакультур на предгориях Мировой Сальватэрры. -305-      Голоса трех демиургов прошедшего:      Первый Виден ли вам – семьдесят веков                           мной                       строимый Город, сверхнароду моему                           кров                        чаемый? В солнечной ладье к нему восплыл                           цвет                       племени, Нил Небесный ласкою смирял                            жар                       пламени.      Второй Жгучим тоскованием влеком                         в зной                         Имени, Строил я Эанну – маяком                         в злой                        темени; Тяжесть и возвышенность громад                           слил                   в прочности, Конус семиярусный возвел                         в синь                      вечности.      Третий В мраморе Олимпа моего                            нет                       бремени! Вольным от обузы вещества,                           мир,                      зри меня! Зданье, возведенное в эфир,                           мной                       кончено, Гелиосом вечной красоты                          днесь                       венчано.      Демиург Севера Вон, на небе радуги цветут,                           вон,                        пазори, -306- Китежские благовесты льют                           звон                       в озере.      Демиург Северо-Запада Бронза Монсальвата в серебре                          льдов                       грянула, Волны благостыни по снегам                            гор                        ринула.      Демиург Юго-Запада Пивших мою мудрость не томит                            дух                        ропота, Нимбами Апостолов блестит                            рай                        Запада.      Демиург Юга Духом – фимиамом у пустынь                           край                       курится, Ангел ударяет в солнцекруг –                           звон                       ширится.      Демиург Юго-Востока Боги облекают весь народ                         в шелк                       ризовый, В розах Гималаи – небосвод                           весь                       розовый.      Демиург Востока Ветром у ресниц затрепетал                            дух                     дружества, Тонкий хлад Нирваны пронизал                           путь                     множества. -307-      Все демиурги Кто из нас – работник? Кто- поэт?                         кто –                       зодчий? Всеми и для всех уже цветет                           сад                        Отчий. Над центральною башней всплывает Солнце Зенита. Три незнакомых светила окружают его.      Всемирный хор – Слава! – Зажигается                      созвездие                               Трикирия! – Слава! – Истончается                       и светится                                 материя! – Это – в совершенстве                       растворяется                                   История! – Это – завершается                    железная                            мистерия.      Голос из Сальватэрры Мира Невеста Агнца приготовила себя, Придите, званые, на брачную вечерю! Шаданакар входит в новый эон. Привычность форм и очертаний ослабевает.      Хор – Венчанные тиарами льда, Горные пики гремят, как сполох:       – Бог! – Мчащиеся за чередой череда, Волны морей поднимают, как вздох:       – Бог! – Неба не славившие никогда, Магмы глубин оглашают чертог:       – Бог! – Духом просвеченные города Вторят из лона блаженных эпох:       – Бог! -308- Сквозь ткани Шаданакара становится различима Мировая Сальватэрра. Это – светящаяся Голубая Роза. Ее лепестки обнимают всё сущее в планетной сфере.      Хор – Будет! И непредставимой хвалой Камни, свинец и уран запоют:       – Свят! – Будет! Всемирный обстав аналой, Лики звериные возопиют:       – Свят! – Будет! И, некогда преданные суду, Ангелы сумрака заговорят:       – Свят! – Будет, о, будет!         Возжаждет мучитель в аду, И забушует хвалою сам ад:       – Свят! Подобие формам предыдущего эона исчезает совершенно.      Голоса транскосмических сфер – К нам! Через слои лучезарных времен –                      К нам! – К нам! Сквозь Андромеду, Орел, Орион –                      К нам! – К нам! Выше, все выше, в последний эон –                      К нам!      Ответный хор – К вам! Ставших галактик летит караван –                      К вам! – К вам! Зыблется весь мировой океан –                      К вам! -309- – К вам! Вдаль, в эмпирей, за последний туман –                      К вам!      Всемирный хор – Благ! Сущий в созвездьях, сердцах, голосах –                      Благ! – Благ! В дивных законах, в живых чудесах –                      Благ! – Благ! В неизреченных Своих небесах –                      Благ! Роза начинает раскрываться в простор духовной вселенной. Ее  дыхание поднимается к Солнцу Мира. -310- Послесловие Я не знаю,           какой воскуривать Тебе ладан И какие        Тебе присваивать                        имена. Только сердцем благоговеющим Ты угадан, Только встреча с Твоим сиянием предрешена. В предварениях               Ты указывал мне на храмы На вершинах            многонародных                         метакультур, Дал коснуться перводыхания Парабрамы И блистанья            преображаемых                         брамфатур. И, ликующий            от всемирности                          просветленья, От знамений, уж озаряющих небосклон, Из возможностей                всенародного                            становленья Стих Мистерии              только ЭТОЙ                         заворожен. Но все сумрачней, все отчетливей и другая, – Ту угрозу          уж Апокалипсис                        различал, – И предчувствую я, в тревоге изнемогая, Мироправство             богоотступнических                               начал. -311- Ибо явно уже распахнут Противобогом Путь в грядущее –                  до антихристова                                 столпа, И бесчисленна              поднимаемая                         по дорогам Человеческая обездушенная скорлупа: Ибо выйдет           из трансфизического                              горнила Рать исчадий,              не воплощавшихся                              на земле, Чтобы дьяволо-человечество заменило Нас, колеблющихся и мечущихся во мгле. И невольно           я огибаю                   повествованьем Даль грядущего,                предназначенную огню; Стих стравливать                 этим горестнейшим познаньем Не осмеливаюсь –                 отсрочиваю, –                              временю. Только ведаю,              что, подобные огневицам, Грянут молнии в купол капища и хором, Да исполнятся предреченные духовидцем Письмена         о преображении                       мировом. И какую бы           мы ни пестовали                          химеру, Сквозь какой бы                ни прошествовали                                пожар – За огнем его различаем мы Сальватэрру И осанною сотрясенный                      Шаданакар. Эту смену          мироохватывающих                          эонов, -312- Новый космос, уже сияющий вдалеке, Кто решился бы               перезвоном                         гиперпеонов Предвосхитить              на поэтическом                            языке? И предчувствую               в потрясающие                            мгновенья, Что за гранью              и галактической,                              и земной, Ты нас примешь, как сопричастников вдохновенья, Для сотворчества                 и сорадованья                              с Тобой. Что пред этими просветлениями вселенных Кратковременность                  наших сумеречных пустынь? Да приидет же              Твое Царствие                           совершенных, Единящее         ныне борющихся. –                          Аминь.                              23.12.1950 – 2.5.1956

Примечания к актам 9-12 книги «Железная мистерия»

Примечания Б.Н. Романова

Акт 9. Низвержение
Сто миллионов шудр; шудра – низшее из 4 древнеиндийских сословий – варн; в основном состояло из неполноправных, зависимых земледельцев, ремесленников.

Архитрав – часть архитектурной конструкции, лежащая на капителях колонн.
Маршал Икс – вероятный намек на Г.К. Жукова (1896-1974). см. РМ
Акт 10. Пепелище
Велиар – одно из имен сатаны, встречается в текстах Нового Завета
Акт 11. Возможности
...опыты//с интрапротонной силой – интересно, что гипотеза о не-элементарности протонов (точнее, всех частиц класса адронов) была впервые выдвинута в физике уже после смерти Д.Андреева, в 1964 (теория кварков), экспериментальные подтверждения получены лишь в конце 1960-х.
Бенарес (ныне Варанси) – город в северной Индии, центр индуизма и буддизма.
Радха – в индуистской мифологии пастушка, возлюбленная Кришны.
Сита – в ведийской мифологии богиня пашни, в древнеиндийском эпосе «Рамаяна» жена Рамы.
Лейли – героиня восточных сказаний о трагической любви «Лейли и Меджнун».
Мумтаз-и-Махал – жена Аурангзеба, последнего подлинного правителя Могольской империи.
Зохре; Захре – героиня тюркских сказок о трагической любви «Зохре и Тахир».
Ниппон – Япония.
Кваннон; Кваным – в корейской мифологии самый популярный бодисатва; у китайских буддистов – женское божество, богиня милосердия.
Аматерасу; Аматэрасу – в японской мифологии богиня солнца, глава пантеона богов.
Аватара – в индуизме воплощение божества в смертном существе ради спасения мира.
Акт 12. Роза мира
Экклезия – здесь: вселенская церковь.
Сепия – род краски
Лилит – великая стихиаль всех человечеств, чья природа была омрачена Гагтунгром. Ее локальные проявления – кароссы. см. РМ.
Звента-Свентана – выразительница Вечной Женственности в Шаданакаре. см. РМ
Гелиос – в греческой мифологии бог солнца.

Примечания В.И. Грушецкого

Примечания М.Н. Белгородского