Даниил Андреев Железная мистерия (2) Акты 5-8.

Здесь читайте: Акт 5. Ущерб. Акт 6. Крипта. Акт 7. Гефсимания. Акт 8. Спуск.

Предыдущая: (1) Вступление; акты 1-4.

Далее: (3) Акты 9-12; поcлесловие.

Акт пятый
Ущерб

Неизвестный

Все осквернено. Даже – этот холм.     Кажется порой: газ Выполз из щелей,              выпорхнул из колб,     И уже проник              в нас.      Прозревающий Ты замечаешь – чем больше крови    Впитывает наш грунт, Тем фонари и люстры багровей,    А кругозор – как фронт?      Неизвестный Страшно ступать... стыдно ступать    Здесь по земле больной: Кажется – кровь, жидкая плоть,    Хлюпает под ногой. Начинаются городские кварталы. Оба путника смешиваются с толпою. Прожил на этой странной планете    Я только тридцать лет; Но сопоставлю:               к мажорной ноте    Склонен теперь весь люд; -107- Он уж не тот – возрастным составом:    Редкость – старик, как Вы; Плотные – в центре;                    кто хил – к заставам, Дети – ниже травы. А путь их лежит именно через центр. Там, на  плацу  перед  Цитаделью, при помощи  аппаратуры  дальновидения,  дальнослышания  и  дальнообоняния Автомат производит обучение и проверку растущих кадров.      Обучаемые О, родник благ,             зло       сдабривающий! Человек-бог,             мир       вздыбливающий! Вдохновляй нас,             с ног       сбившихся, Скопом петь гимн             снам       сбывшимся...      Автомат Два раза нуль – нуль. Десять раз нуль – сто. В этом – всех тайн руль... Что? Там ворчат? Кто?      Обыватели О, никто, свет             всех       верующих! Не карай нас,             вверх       прыгающих...      Автомат, внезапно раздражаясь Рохли! отбор! брак! Кой мне от вас прок? На фиг мне ваш прыг? Ваших копыт брык!.. Вынянчил наш град Новый людской род: Те – не идут; прут! В лоб! напролом! вброд! -108- На плац вступает  шеренга  человекоподобных  существ  с  циферблатами вместо лиц.      Марш Стальные лифики Крепят нам грудь! Крутые графики – Наш путь и суть! Пусть скрежет строфики Не даст вздохнуть. Шли к черту кейфики И бодрым будь!      Автомат Так себе. Можно четче!      Циферблаты Сделаемся, наш отче! Из-за угла выдвигаются шеренги с авиабомбами вместо голов.      Песенка Нет пользы родине В пустой красе. Пускай уродиной Мы станем все, Зато под черепом – Не мозг, но тол! Залают черти ли На твой престол – Швырни нас ловкою Рукой тогда Лишь вниз головкою На города!      Автомат Нет! – Время, народ, не раннее, Пора бы нам стать ураннее! Шелестя и шурша, на плац выбегают новые шеренги кадров: у этих вместо голов аппараты психопросвечивания.      Шуршащая скороговорка Снуем, прошмыгиваем    Ко всем знакомым; Слегка поругиваем    Горком с райкомом; Присев, втирушами,    За пивом, чаем, Чужие души    Разоблачаем. -109-      Автомат Хорош. Без этих Всем нам         быть в нетях. Шествие замыкается группой людей с водруженными на плечи вместо голов громкоговорителями.      Механический лай Хоу, хоу...           Гул голоса     В мозг     тыщ           Вбей           штамп. Рев! Тми           шум хаоса,     Рост     войск,           счет           бомб! Ыу, ыу!           Вождь высказан     мысль:      «Плач           есть           вздор!" Вой труб!           Скрой выстрелы,     Вскрик     дыр,           всхлип           нор?      Автомат Ха-ха!       Товарищи с юмором. Блоха –        а какие шум и гром!.      Прозревающий, проходя краем плаца Вот они, множества,             Жругром когда-то     Засосанные               и вброшенные Во чрево кароссы, –                    из Русского Сада     Ростки, безвозвратно скошенные... Чугунные дети, садам соседа     Гибель нести послушные. -110-      Неизвестный Скажите одно: какова расплата Тем, кто несчастных уродовал?      Прозревающий Наш разум          не приспосабливал лота     К промерам мира загробного. Сначала вглядись в крепостные устои     Сквозь цоколь, сквозь пьедестал: Видишь – там – потайную, пустую,     Нишу черную...                   как кристалл?      Неизвестный Да... как будто там вьются стаи С жгучим взором... почти без тел. Действительно, в черном кристалле Цитадели обозначается как бы особая ниша,  схожая  с  усыпальницей. Там  совершается   чье-то   однообразное движение, чей-то медленный с интервалами ход по  кругу. Будто  ворожащие существа выполняют заклинательное действо вокруг спящего.      Монотонные голоса – Вот, сторожим                Твой сон... – Верно храним                Твой сан... – Длит на земле                Твой сын Путь к всевладычеству. – Плещет над ним                Наш кров; – Злобой миров                Он прав, – – Нами творим,                Он – миф, Бич человечества!      Голос неподвижно-лежащего – сквозь сон Не раньте проклятыми чарами     Хоть час... лишь миг... Дайте хоть совладать с укорами,     Что знал...                ждал...                       мог...      Ворожащие – Сильнее тебя               Твой ореол: -111- – Вырос над гробом               Мистериал, – Не разорвал               Сам Азраил       Пут –         уз...            вервия... – Сын твой залит               Светом твоим, – Стяг твой шумит               К дальним краям, – Млатом твоим               В горнах куем, –       Мы:         рать            первая! Иная мелодия, женственная и завораживающая, возникает из  недоступных глубин: не то – колыбельная песня, не то – заупокойное волхвование.       – Крепче усни,       Бедный герой, В долгом Преддверии смерти второй.       Будь глубока,       Дрема, века, В толще подземного материка!       Весь хрусталем       Крыт саркофаг... Складками ластится траурный флаг...       Окружено       Хладным огнем Ложе страдания ночью и днем.       Спи, мой герой:       Я ворожу, Я фимиамами сон окружу,       Остановлю       Дни и века В лоне чугунного материка.      Неизвестный       О, узнаю: это – она,    Недостижима – и вечно темна: Мне сквозь Народную Душу звучал       Голос ее...       Звезды ее Мчались, гудя, по окрайнам вселенной       В гулкую пустоту...    Ради чего же сошла она в тленную,       В душную крепость ту? -112-      Прозревающий То – не она, ослепленный обманом!          В сумрачных песнях          Хищных кудесниц      Эхо ее отдается всегда, Царство ж ее – за последним туманом,          Глубже черного лада.      Неизвестный Да, я предвидел... Неясным чутьем      Горько расслаивал эти напевы.          Космос и хаос,          Если казалось, Будто струит их в мечтанье моем          Высь Приснодевы...      Прозревающий Если миры Приснодевы заронят В душу сиянье – двоя этот блик, Тихо возникнет на призрачном троне Женственный, вероломный двойник. В этом – закон твоей узкой тропы,          Скользкой тропы...          Страшной тропы... С  моря  поднимается  ветер. Цепочки  фонарей  вдоль  набережных   и проспектов раскачиваются, мерная, как звезды в угольно-черных небесах. На перекрестке  –  замешательство,  топот  бегущей   от   набережной   толпы обывателей.      Вскрики – Черный корабль!               – Вновь эта тень! – Ящиком... гробом...               без парусов... – За город дунь!               – Вновь этот недруг! – В рытвины... в недра...               – Крепче засов! Большинство пешеходов продолжает двигаться, как бы ничего  не  слыша. Но обучавшиеся на плацу бросаются врассыпную. – Бежим, пока в жертву                 тиран нас не выдал! – Везде его жерла!                  – Везде его идол! Часть обучавшихся бросается на колени перед Цитаделью. -113- – Владыка! Мы зоркой страже Доверили наши  «я», – Спаси, человеко-боже, От слуг ино-бытия!      Наместник – с балкона десятого этажа Очень жаль. Суров Мировой закон, И уж недалек     Час, Как преображен Гением веков Будет он для всех     Нас.      Церковный политик Строен, хоть угрюм Контур пришлеца С кружевом нагих     Райн: Замкнутые в трюм Выпьют до конца Оцет мировых     Тайн.      Массовик-затейник, подхватывая Разве не туризм – Рейсик в океан: Отдых... упокой     Душ... Всякому порой Хочется в туман В провинциализм,     В глушь.      Растерянные возгласы – Но... как же?.. Там вовсе Не отдых... не дрема...      Эстрадник, фиглярничая сбоку Народ испугавси. Подумаешь, драма!      Крики отчаянья – Но вы ж нам твердили, Что это не больно... -114- – Что сладко в могиле Уснем добровольно... – Бубнил же ваш гений, Что смерть нас не мучит... – Что мрак без страданий Он всем обеспечит! Цитадель   безмолвствует. Из   кварталов   на   плац    выскакивают люди-циферблаты и люди-авиабомбы.      Вопли – Но я же был вам полезен! – Но я ведь насквозь железен! – Я вашим врагам был грозен! – Гранит наук мной разгрызен!      Существа-громкоговорители и психопросвечиватели,      мечась по плацу – Не я ль бичевал всех прежних?! – Не я ль ублажал всех важных?! – Не я ль доносил на ближних?! Отсеивал всех ненужных?! Отчаянным рывком преследуемые сдергивают с лиц циферблаты, но лиц под ними уже не оказывается: только кровавый  блин. Другие  срывают  с  плеч авиабомбы,  просвечиватели,  рупоры,  но  заменить  их  нечем. Безглавые существа натыкаются на доколь Цитадели и друг на друга. За неимением ртов визги ярости вылетают прямо из сердца. – Бессмертие наше         купил он за ношу!.. – За право на рабство!!         За радость холопства!!! От набережной приближаются грузные шаги с большими интервалами.      Незримый оценщик – в сопровождении бесшумно бегущих свор Духовно-выхолощенных, Духовно-выкорчеванных,      Плодов не давших, Всуе метавшихся,    Всуе трудившихся,      Всуе кипевших.      Лепет обезглавившихся – Не торопись чуточку! – Дай хоть допить чарочку... – Хоть доскрести мисочку... – Дотанцевать плясочку! -115- А уличное движение продолжается как ни в  чем  не  бывало. Очевидно, происходящего не видят даже некоторые из  людей-циферблатов  и  авиабомб. Сомкнув поредевшие ряды, они продолжают маршировку.      Оценщик Тавром помеченных,    Грехом калеченных,      Клеймом прожженных. Духовным сифилисом    Насквозь изъеденных      И прокаженных.      Всхлипы – Присесть бы на лавочку... – Доцеловать бы девочку... – Обнять бы землюшку... – Махнуть бы солнышку! Но солнца нет и в помине: ночь еще только приближается к перелому.      Голоса отобранных,      уже восходящих на корабль, сразу изменившихся до      неузнаваемости, глухо доносятся издалека Куда нас помчит по чугунным валам                            злой                            шторм? Где будем распутывать, где доплетем                            сеть                            карм? Где будем искать мы, как свора рабов,                            наш                            корм? Без крова, без духа, без тел, без гробов,                            без урн?.. Нам в души, на корни слабеющих сил                            уж льет Нимб тускло-лиловых, подземных светил                            свой яд... Ветер с океана усиливается. В его порывах слышны Голоса           Вой,        вей,     ветр взвеивающийся!           Плачь,        плачь,     дух жалующийся! -116-           Рой        хлябь     волн рушащихся,           Мчи        вдаль     гроб взбрасывающийся!!!      Еле слышное пение в глубине катакомб Малых сих, не снесших бремени, Поглощаемых могилой, Всех, растленных князем времени,      Господи, помилуй! Малых сил, в огне истаивающих, Всех, гонимых адской силой, По морям кромешным плавающих,      Господи, помилуй!      Голоса в ветре           Наг        сонм     душ выкорчеванных,           Вниз,        в мрак     Дна выброшенных...           Слеп        наш     шаг сдавливающий.           Дик        наш     стон вскрикивающий... Неизвестный в Прозревающий, тихо пробираясь к городской окраине:      Неизвестный Кажется мне, что я видел когда-то       Родину черного корабля: Траурных лун, не знавших заката,       Свет           на пурпуровые поля; Медных морей глухое рыданье,       Мертвых хребтов                      мерную дрожь; Геометрически-голые зданья,       Точно высокоумный чертеж... -117-      Прозревающий Ты расслоить их                не в состояньи, Эту систему миров; но поймешь Скоро, когда по лестнице знанья С проводником небесным пойдешь.      Неизвестный Друг мой, на Вас указывал даймон, Вы же указываете на него...        Оба вы-о необычайном,        Стражи лучшего моего.      Прозревающий Я веду тебя в нашу глубь: Она замкнута и глуха. Там отверженных приголубь Лаской веры, теплом стиха; Их суровая жизнь узка, Несохранна от палачей; Все испытано: гнев, тоска, Горечь сумерек, гнет ночей. Лишь единого не вкусил Ни один в этой злой судьбе: Стыд предательства правых сил, Срам измен           самому себе.      Неизвестный А их жажда иных миров где? Чем их воли объединены?      Прозревающий Словом – ДА – обращенным к правде; Словом – НЕТ – к палачам страны. Есть неверующие; их мало. Много жаждущих; верны все: Не сдаются в кипящих смолах, Молча молятся на колесе. Много пламенных разноречий Между ними, но нет вражды... На Цитадели бьет девять.      Бесстрастный голос с вышины Ход смен!       Вторая Стража Ночи    Берет бразды. -118- Ветер усиливается. Амплитуда раскачиваемых фонарей возрастает, полосы света и тени перепархивают с дома на дом.      Прозревающий И, не покидая земли, ты Увидишь скоро: улавливает Наш дух, доверяясь снам, Как братство и вождь Синклита В Небесном Кремле уготавливают Эпоху, сходящую к нам. Выходят живые посланцы Тех стран по эфирным отрогам – Светильники будущих дней, – Затеплены Господом-Солнцем, Скользят по воздушным дорогам Содружеством белых теней. Пауза. Неизвестный слушает с напряженным вниманием.      Прозревающий Прозрачная синяя лампа У каждого в легких ладонях, Над нею трепещет звезда, И с каждым уступом – все краше, Отчетливей дивный огонь их     Над срывами льда. А здесь, по трущобам России, В бараках, в бедных селеньях, Роженицы стонут в бреду, И пестуют люди простые Героев и будущих гениев     В детском саду.      Неизвестный Но разве дух века не станет Студить их внутренний жар, Язвить их душевные ткани, Растленьем губить их дар?      Прозревающий Гений растлиться не может. С Гагтунгром в бою? – Да, многим Сужден был этот удел: Он их губил на дороге, – Но этих не уничтожит: Поздно. Он не успел. В  тучах  скрываются  последние  звезды. Зарево  городских   фонарей позволяет видеть,  что  тучи  громоздятся  целыми  бастионами,  слой  над слоем. -119-      Неизвестный Мрак – один темнее другого. Солнце в надире.                 Зенит тьмы. Даже слово, простое слово, Через силу лепечем мы.      Прозревающий, останавливаясь и закрыв лицо руками Слышу – чую:             в вышних пространствах    Начат бой – уицраор стар –    И легенда о постоянстве Тьмы, объявшей весь мир, – лжет! Покрывая завывания ветра, над столицей вздымается голос  Автомата,  и интонации тревоги впервые проступают в нем. Маршалы, зорче!                рубеж – сдавлен, Мрак стал весомым.                   Народ –                          бди! Урбург, Оттава, Стамбул, Дублин Скрылись –           и не разберу где. Груз этих крайних минут                        тяжек, Но обеспечен триумф. Лишь Четверть часа – и весь мир ляжет Пред... Плотно-черные  горы  туч  внезапно  распахиваются,   на   миг   являя ярко-белый  просвет. Нечто  неуловимое,  как  нож  гильотины,  беззвучно обрушивается оттуда на высотную часть Цитадели. Ни грохота, ни  взрыва... Только слабый вскрик, короткий звяк металла. Секунда тишины, похожей на обморок.      Голос Автомата Бумм всезакон в том Бумм всезакон в том Бумм всезакон в том Бряк всезакон в том...      Наместник Выключить ток... – мигом! Пять пропусков – магам.      Паника в ареопаге – Где ж он?.. – Пропал... сгинул! – В скважину, вниз канул... -120- – Прочь, наутек дунул!.. – Нас пред грозой кинул!      Старший маг, влезая в футляр Автомата Вы можете быть надежны: Ведь смертные – все недужны, Но верен и строг наш метод. И даже в сплошной тьме тут Наукам чужда ветреность... Долгая пауза. Здесь... следует сменить...                      внутренность...      Главный телохранитель, грозя небу Вздумал развязывать катастрофу? Не запугаешь: наш рост – факт! Припомним когда-нибудь и Саваофу Этот террористический акт! Кое-где двери домов приоткрываются на узенькую щелку. В щелках показываются Бледные носы: – Что случилось? Опять – займ?.. – Может быть, пересчет клейм?.. – Регистрация людских уйм?.. – Дамбизация речных пойм?.. Отдельные смельчаки прошмыгивают от двери к двери: – Неимоверный, друзья, слух: Будто гений совсем плох. – Э, поклеп... растянул пах... – Да, но слег! Это ж факт: слег! – Ваши слухи, как рой блох: Провоцировать нас всех, Чтоб умножить число плах... – Что?.. Когда?..                  Сам собой?                            Слег?      Голоса в ареопаге – Кто ж теперь? – Старший. – – Ох! Станет крах горше... – Вздор! Сочиним вирши, Вздыбим до туч марши... -121- Но не марши, а крик ярости и боли – крик раненого уицраора вздымается из глубины. Его подхватывают рыдающие голоса; в  Друккарге  выстраиваются кругом, заламывая руки, химеры с унылыми лицами; игвы с воплями испуга  и гнева мечутся по своему городу, похожему на нагромождение багровых ромбов и коричневых кубов. И в верхней великой столице кажется, будто гудки всех заводов, свистки всех пароходов, сирены всех  машин  сливаются  в  единой траурной ноте, выстраиваясь по всему горизонту,  как  трубы  невероятного органа. В черном кристалле  у  саркофага  совершается  нечто,  схожее  со сменой стражи. Слышится беспорядочное отступление, скачкообразные  взлеты и падения тех, кто ворожил над ложем спящего.      Голос сброшенного с поверхности земли – Что это? Где я? Молчание.      Вновь явившийся в предельном ужасе – Где я? И кто вы?      Блюстительницы Кармы      Первая Мы – стражи вот этого только отрезка, И ты успокоишься, гнев усмирив;      Вторая Утешься, кромешник: здесь жестко и узко, Но кратким приютом тебе этот кров.      Третья Начальный этап постепенного спуска Уступами нисходящих миров.      Вновь явившийся Как смеете вы светоносцу народов...      Блюстительницы Вершим мы как надо, сосуд твой дробя.      Он Но знаете ль, кто я?      Блюстительницы      Первая                Захватчик монады, Антихристом стать осудивший себя.      Вторая Быть может, вернешься потом, как антихрист, Достроишь до самого неба свой трон. -122-      Третья А ныне всю магму пронижешь крест-накрест И мощь соберешь для последних времен.      Первая – к старшему в саркофаге Встань, мученик гроба! Настало иное, На смену явился твой избранный сын.      Пробужденный Не сын... Исполинов таких я не знаю... Надвинут на лик ему черный кессон...      Блюстительницы Твоя антицерковь цела еще в мире, Готовится третий облечься в твой сан...      Пробужденный На искус готов я, на крестный, суровый, Но чем искупить, что тогда погубил?..      Блюстительницы Твое искупленье – плиту под державой Поддерживать – всей полнотой твоих сил.      Пробужденный Под этой державой? О, только не это. На это ни воли, ни силы не дам!      Блюстительницы Но права на выбор у пленника нету. Ступай, скорбящий Адам! Медленные, грузные шаги, как бы удаляющиеся. Навстречу  им  взмывают, бессильно поникая всякий раз,  будто  порывы  ветра,  похожие  на  вздохи великанов.      Прозревающий Видишь туманных гигантов? На выи     Давит им титанический свод, Но каждый из них человеком в России     Был в свой черед.      Неизвестный Странно-знакомы тяжкие маски:     Силюсь припомнить – и не могу... Будто я видел их в древней сказке     Там, на родном берегу... -123-      Стонущие голоса кариатид      – Стань      в наш      ряд, ряд неискупленный,      Груз      глыб      взять мощью накопленной.      – Нет,      друг,      груз не уменьшается!..      – Нет,      круг      лишь преобразуется...      Пробужденный, теперь – туманный колосс в ряду кариатид Есть ли другая, горчайшая пытка, Чем, отвергая, поддерживать зло?      Блюстительницы Есть. Нескончаем пергамент их свитка, Бездонно засасывающее жерло.      Пробужденный Я зло созидал, но я мыслил о благе, А ныне лишь пытку сменяю другой...      Блюстительницы      Первая И вспомнишь, быть может, года в саркофаге Как сон, передышку, покой.      Вторая – к вновь прибывшему Укладываем под чугунные дуги Тебя, человечества бич и изгой;      Третья Напрасно яришься: бесстрастные слуги Закона мы лишь, а не власти благой.      Новый обитатель саркофага На помощь! Скорее!.. Где мощь моя, где же?! Нет, я не разрушен... я вырвусь, приду... -124-      Блюстительницы Как дрогнуло, как опускается ложе, Ты разве не чувствуешь в этом бреду?      Обитатель саркофага Проклятье... Я – бог ваш! Я – мудрый, великий! Таких не бывало...                   Куда ж Я, куда? Все ниже, темнее... Ни искры, ни блика... Кто смеет карать меня здесь, без суда?! Голос  достигает  поверхности  земли. Опустевший   футляр   Автомата позвякивает бессильной дрожью резонанса.      Шепоты в ареопаге – Вот гортань! Даже здесь слышно. – Хоть бы смолк: тут и так тошно. – А при нем было, ох! – душно... – Нужен новый взамен. Спешно!      Вопль снизу На помощь! Откройте мой храм. Пусть народы Текут и лобзают мой облик!.. Я жив, Взовьюсь на поверхность... я в роды и роды! Найду себе тело, владельца пожрав!      Блюстительницы кармы Твой храм опечатан. Все гимны – лишь свите. Проклясть твою память готова страна...      Вопль Предатели! четвертовать их! Спасите...      Блюстительницы Забудь неудачу: пройдут времена – И встанешь, как черное солнце, в зените.      Вопль Я встану теперь!.. Но... совсем уже глухо... Там, вниз, только магмы... Нет, прочь! Не мешать! Хочу – не в другую, а в эту эпоху! Наверх – и внедриться в живущую плоть...      Бормотание в ареопаге – Однако упорство! Такого морозу Нагнало: озноб – и в спине и в боку. – Подобных гигантов не вырастишь сразу. – Ну, это вопрос. Я семь лет начеку. -125-      Старший маг тревожно Но... ведь у вас даже судорога глаза Не соответствует кнопкам Z – Q! Этот вот штепсель останется втуне... Этому щупальцу быть холостым... Страшно! А что, если вдруг на трибуне Завтра сорветесь на самом простом?      Бормотание – Ну, так скорее обследовать недра!      – Шу... Шу-шу-шу...      Старший маг, несколько забываясь Нет: до зари выступать ex cathedra*      Не разрешу.      Раздраженный шепот – Чушь говорите. – Подъемником, лифтом! – Все вместе – к рубильникам! штифтам! – Посмотрим, как мудрствовал шеф-то... – И цел ли еще телеграф там. Шарк торопливых шагов в дюралевом футляре. – Как пусто без трупа-то... – Непрочны все трапы-то... – Вздор! Только без топота! – И – лишнего трепета.      Старший маг, указуя Великолепно вместилище! Вот здесь – поглощалище! Вон там – усвоялище, А тут говорилище.      Претендент на руководящую роль, начиная распоряжаться NN – к реле утешальни. ZZ – на стул бормотальни. Вон тот – за дуду обещальни. А я – за пульт управильни.      Неуверенные голоса – А как же – глазами-вращалище? – А как же... усом-шевелилище? * С трибуны (лат.) – (Ред.) -126- – А... а руку-за-борт-положилище? – А... благостно-усмехалище?..      Претендент, усаживаясь за пульт, – в раздумье Дотянусь ли к щупальцам? К наставленья-капальцам? К афоризмо-сыпальцам? К грозно-пятко-топальцам?      Наместник с балкона Цитадели, во всеуслышанье Граждане! Угас Гений. Никогда Не было таких     Драм...      Всеобщий выдох воздуха – У – ох! – Сду – ох?!      Наместник, притворяясь, будто ничего не замечает ...Никогда Не было таких     Драм. Мир, как сирота, Жмется в этот час, Трогательно-тих,     К нам.      Усиливающийся говор – Это, братцы, свыше: Свечку ставьте.     – А я-то как услышала,     Выскочила в кофте... – Думали – бессмертный, И конца не будет...     – В атмосфере спертой     И мудрец забредит!      Наместник, возвышая голос Мир, я говорю, Жмется в этот час, Трогательно-тих,     К нам. -127- Ясно! Ибо тут Правил исполин, Тут его святой     Одр...      Отчетливо слышные разговоры – Значит, лег, проклятый, В бушлат деревянный...             – Убег от расплаты!             Затих, как невинный! – Что ж его скрючило? Вот-те и владыка...             – Что бы это значило –             Вот в чем закавыка!      Наместник с терпеливым упорством ...Оттого, что тут Правил исполин, Тут его святой     Одр. Тут ни распрь, ни смут, Стан борцов – един, И, как никогда,     Бодр. Грохот чьего-то падения в футляре Автомата.      Злобные взвизги внутри – Ага! Оборвался! Грохнулся! – Как миленький гардарахнулся! – Разоблачен! Все видно! – Хамелеон! Ехидна!      Новый претендент Конец прохвосту. Спокойней-ка: На нем – все вины покойника.      Крики в народе – А, вот кто высасывал кровушку! – Кто нам урезывал хлебушку! – Кто измождил нам утробушку! – Кто доканал мою бабушку!..      Подголоски – Невернейший из неверных! – Коварнейший из коварных! – Как врал-то в речах бравурных! – Как жрал из запасов сырных! -128-      Претендент Нажал-то я кнопку впору, С изнанки подкравшись к сыру! Поддал ему трошки пару! Пусть не наглеет с жиру.      Подголоски Из нас вы один были докой. Мы молим вас стать владыкой!      Претендент Для вас я готов взять бремя. Загвоздка – в пристойном гриме. Претендент укрепляется за пультом. Войну придется отсрочить. Чур – прошлого не порочить, Лишь эту скотину хаять; Оружье беречь и драить.      Вопль снизу Мерзавцы! Они упустили минуту! Взъярившийся Запад растет по часам!.. Спасите... веревку! я вверх по канату Взовьюсь до Друккарга...      Блюстительницы                  Таким чудесам Преграды Закона вовек нерушимы.      Вопль Нет, я поднимусь! Грохочите в сполох! Пусть игвы поднимут на крыльях мышиных И ангелы мрака – на алых крылах!..      Возня в ареопаге – Старик-то играет на нервах!.. – Беснуется в адских прорвах!.. – Для нас верней без урона Копить запасы урана... – Да: лучше – сменить пластинки... – Откроем чуть-чуть застенки... – Признаем две-три ошибки... – Дадим погорельцам шубки...      Наместник с балкона Меж учеников Блещет как алмаз -129- Тот, кто вам сберег     Сыр. Ни один из вас Так не обожал Лучшего из слов:      «Мир»! С теми, кто сердит, Он поговорит, Вчувствовавшись в роль     Всех: Западу – кивок, А для азиат – Резвая гастроль,     Смех.      Толпа веселеет – Вот так уж давно пора бы!.. – Пойдут ананасы, крабы! – Заморские вина, рыбы! – Ох, жулики высшей пробы!      Циферблаты, Бомбы, Громкоговорители – А мы-то всегда готовы! – Свято блюдем основы! – И как никогда едины! – На полюс хотя б! На льдины! Фанфары.      Энтузиасты – Ах, сердце заходится... – Ох, дух занимается... – Бел-свет заливается! Слышно, как внутри футляра  несколько  человек,  пыхтя,  подвигают  к ротовому  отверстию  тяжелую  установку. Голос  Претендента,  теперь   – Правителя –  звучит  бодро,  иногда  покрываясь  досадными  тарахтениями: видимо, аппарат еще не вполне налажен. <Правитель> На сегодня закон в том, Чтоб не кушать, как зверь, ртом, Но научный экстракт – суп Гибкой трубкой вводить в пуп. Суп в мозгах утолит зуд, Тем – кто худ – округлит зад, Он украсит любой пол, Разовьет трудовой пыл. Рукоплескания. -130- Не война (дзинь-дзень-звяк) – нет: Это рано. Вопрос снят. Лишь враги (этот рой гнид) Вновь к атомной беде гнут. Но у нас есть на них кнут: Твердо-сдержанный тон нот, Силу ж нот четверит темп Водородных – у нас – бомб. Будет срок – пошумим всласть, Но теперь мы сосем гроздь, Холим мышцы, крепим кость, Упражняем в грызне пасть. Улыбки членов ареопага, смех подголосков, хохот агитаторов.      Правитель, раскручивая свою пружину до конца По цехам, у ворот хат, Сеть читален пустив в ход, Увеличим напор помп, Нарастим в пику всем темп. Создадим миллион ферм! Восемьсот тысяч тонн сперм! Обеспечим стране корм, Увеличим ее            шарм. Отверстие Цитадели захлопывается.      Агитаторы, ударяя ладонями в такт – Вот-то будет ладненько!                – сытенько!                    – гладенько! – Разве мало полото?                – колото?                    – молото? – Сколько будет сала-то!                – мыла-то!                    – кала-то! – Унавозим пастбища...                – косьбища...                    – гульбища... – Укрепимся ребрами!                – бедрами!                    – ядрами! На фасадах вспыхивают разноцветные огни. Прозревающий и Неизвестный со свечами в руках начинают спускаться  по спиральной лестнице в катакомбы. -131-      Прозревающий А крик-то не молкнет! Какая Воистину страшная сила! Расплата у нижнего края – И та – его не скосила!      Вопль снизу Откройте же храм, негодяи! На площадь – Мой мраморный бюст в сорок пять этажей! Как странно: я делаюсь больше, но площе. О, лишь бы распухнуть... Дрожжей мне, дрожжей!      Блюстительницы      Первая Такого еще никогда не бывало: Цепляется даже за самый огонь!      Вторая Смотрите: сама преисподняя взвыла «Не тронь моего знаменосца, не тронь!" Третья Уж ангелы мрака спешат из провала! Туннели Шим-бига дрожат от погонь! Вопль Ага! Спуск замедлен! Пещера ли, склеп ли? Когда-то сквозь этот базальтовый грунт Я рылся... и капали красные капли На темя, как ровные сгустки секунд... Блюстительницы Молчи, изувер! твои дикие вопли Достигли Друккарга! Бессмысленный бунт Великого Игвы и Жругра направлен На стражу Возмездья, на нас, на закон!.. Вопль усиливаясь Гагтунгр, помогай же! Сигнал мой уловлен, На выручку мне посылай легион! Голоса ангелов мрака – Крылья рубиновые Шумят кругом. – Мечи глубинные Грозят врагам. -132- – Летим, разбрызгивая Болота душ: – Пусть вьются, взвизгивая, С подземных луж!      Голоса химер           Пусть        к нам     мчат, взлаивая,          Свист,        писк     вверх взмеивая!          Ветр!        Всю     толщь выморожь:          Он –        здесь,     наш выкормыш! Порыв ветра. Свечи в руках Прозревающего и Неизвестного гаснут. Тьма.      Прозревающий Понял теперь, кто укрыт Был в исполинской броне?      Неизвестный Вот кого холил народ, Рабскую верность храня! Шелест тревожных голосов проносится в Вышних  слоях,  отдаваясь,  как эхо, в Средних. <Голоса>    – Сбросил кессон!             – Вернул себе сан! – Вырвался,            вырвался,                     вырвался,                              вырвался...    – Но он не сам: он кем-то несом... – Вырвался!            Вырвался!                     Вырвался!                              Вырвался... -133- Не молния, но размытые, бурно-летящие пятна света  мутно  выхватывают куски Нижних слоев. Некто или Нечто, бесформенное и  огромное,  уже  едва напоминающее человеческое обличье, с пустыми  глазницами,  подхватывается ангелами мрака. Несомое точно  по  воздуху,  оно  приближается  к  стенам подземного города игв.      Голос вырвавшегося Жругр! Напрягись!                  Чтоб демиург Рухнул в Уппум!                Настежь, Друккарг! Я – у ворот...               Рушьте порог... Рвись ко мне рать                  игв и раругг!      Прозревающий Он воцариться алчет в Друккарге, Хочет воскреснуть там навсегда... Слышишь – раругги воют в восторге! Игвы ревут громовое  «да»!      Неизвестный Что, воцарясь, он сотворил бы?      Прозревающий Он покорил бы Юг и Восток, Из колдовской              гагтунгровой колбы Невероятную силу б извлек, Хищную мудрость геенны обрел бы, Дьявольский план изучив назубок.      Неизвестный А наверху, в человечестве? Прозревающий                Стал бы, Вочеловечась, владыкой –                         как бог.      Полный ярости Голос вырвавшегося Жругр! Не лукавь! С демиургом нет торга! Ты мне ответишь за все головой!      Голос Жругра Знаю! Борюсь! Но ток демиурга Парализует мне центр волевой. -134-      Голоса раруггов Круча Небесной России извергла Целую рать просветленных на бой.      Возглас Великого Игвы Вижу, как грады других демиургов Сонмы Синклита сзывают трубой.      Голоса ангелов мрака Инфрабагровое пламя померкло! Даймоны, ангелы стали стеной! Подобие конского скача возникает вдали. Как  будто  крылатое,  только похожее на коня, существо свергается с горных высот, перелетает пропасти, заставляет гудеть под копытами глыбы Нижних слоев.      Прозревающий Радость! Радость! Император-инок! Песню-славу, друг мой, возгласи! Сквозь миры он мчит на поединок С антиподами Святой Руси! Тьма слабеет. В  полумраке  проносится  молниеносное  видение  Белого всадника.      Вскрик вырвавшегося Ты?!     Подожди...               Не я ли за благо Нашей страны             стоял и стою...      Белый всадник Сгинь, порожденье Противобога! В пропасти сыщешь                  правду свою.      Голос вырвавшегося, внезапно слабея Прочь... Ты не ранил... Это – минута Слабости воли... Нет, я вернусь... Мнишь меня бросить прямо на Дно ты: Лжешь! Ты бессилен сломать мою ось!.. О, поддержите... Все – как из ваты... Этот проклятый все видит насквозь!!!      Блюстительницы кармы Больше не вырвешься. Бледным канатом Дух тебе вяжем               прямо и вкось. -135-      Скрежет Воображаете, это – победа? Будто страдалища сломят меня? Только – отсрочка гагтунгрова чуда! Только – оттяжка славного дня!      Блюстительницы Нас не касаются замыслы ада, Замыслы неба, замысел твой. Мы – равнодействующая. Награда За совершенное в жизни земной.      Стон Падаю... Падаю... Глуше, все глуше. Знаю уже эту пропасть... Спаси, Хоть Иисус, вызволяющий души!.. Нет, я не то говорю... В небеси Можешь царить еще век...                        Я нарушил Гордость на миг лишь. В Небесной Руси Равных мне нет! Я окрепну в геенне, Я увеличусь, как Шаданакар! Станут нулем во всеобщей осанне Мне одному           острия ваших кар! С инфраатомной энергии пола Я вековые запоры сорву, Чтоб человечество взвыло, запело В оргии мне, как всемирному льву!      Голоса Блюстительниц Будешь низвергнут из Шаданакара В непредставимые духу круги.      Стон Может быть, но не скоро... не скоро... Вот они, магмы! Гагтунгр, помоги! Голос перестает достигать земной поверхности. -136- Акт шестой Крипта Одна из  маленьких  крипт  в  глубине  катакомб. Несколько  десятков собравшихся стоят или сидят в тесной, душной  комнате. Перед  аналоем  – Священник, тот самый,  что  уносил  церковные  реликвии  из  разрушаемого собора; теперь это уже совсем старичок.      Священник Истомились смертною жаждою! Нету вестников; дух поник; Утешают последней надеждою На зарю        только притчи книг.      Ректор Зари еще нет и признака. Скоро удушье, – конец.      Священник Отгоним страхи и призраки! Вчитаемся в шифр страниц!      Ректор Этих страниц, никем не разобранных, Не расшифруешь, сколько ни числь. А наверху уже к бою прибрано Все! От академий до ясль!.. Гнев меня душит. Пилою зазубренной Злость перепиливает каждую мысль.      Девушка Мне кажется, вы сужаете Нашу святую задачу. Вас поглощает политика; Отсюда – бесплодный гнев. Нет! Сердце вооружайте! О долготерпенье молите! Ведь вот, даже я не плачу, На свете все потеряв.      Молодой интеллигент Противоречив и двойственен Наш долг среди этих груд: -137- Физическое бездействие – И крестный духовный труд. Но затхлость старых конфессий Нам тоже слишком узка. Порой от чада и плесени Тоска... такая тоска!      Священник Но ведь о шести днях                    творения, Про Еву... про Третий Рим... Чтоб избежать словопрения, Мы больше не говорим! –      Прозревающий, входя вместе с Неизвестным Я привожу к вам проверенного Годиной невзгод и гроз. Верьте владельцу ускоренного Жребия среди вас!      Вот он.      Ректор Этот?.. Но среди наших детей Бегал он, равный с равными, Шустрый вожатый игр и затей С братьями единокровными!..      Прозревающий Он – ваш; он – узник; но нет другого, Кто б дар тройной через жизнь                              нес, Тая в волшебных ларцах слова Итог всемирный               своих грез.      Ректор Таких речей о тройном даре Мы не воспримем...      Прозревающий                   Ну что ж, забудь: Они в грядущем, за гранью горя, Поймутся сами когда-нибудь. Тебя, мой мальчик, препоручаю Тому, чей голос ты слышал сам, Кого, восемнадцать весен чуя, Ты стал доверчивей к небесам. Прозревающий удаляется. -138-      Голос невидимого Даймона Ты должен, пройдя сквозь печальное Подвижничество катакомб, В судьбе совместить невмещаемое:          Луч Вести –          Меч Власти –              Нимб.      Неизвестный Ты здесь. Ты снова!..          Все рубежи мои Со мной минуешь –                  сквозь бой,                             мрак, – Опять ты вестью непостижимой Вжигаешь в мозг мне                    тройной знак! Воспламеняешь мечтой ум мой – Мечтой, понятной лишь нам двум, Опять томишь и пьянишь                       думой, Неисполнимейшею из дум...      Даймон Я по уступам             тебя сведу До кладбищ духа на дне, в аду, Тропой, колеблющейся, как шнур, Взойдешь к вершинам метакультур; Я приоткрою твоим очам Свет, неподвластный земным ночам; Я укреплю твою речь и стать, Чтобы глашатаем мог ты стать, И отойду лишь во дни конца, В минуту тройственного венца.      Неизвестный Я знаю: тщетно теперь                      с дрожью Скорбеть, как узок я,                      как слаб,                               слеп: Ответ твой станет властней, строже, В нем – смерть и радость,                          вино и хлеб.      Даймон Дай тишине воцариться в груди, Слух изощри и открой, -139- По ступеням созерцанья взойди, Жаждущие – за тобой. Молчание.      Неизвестный Ты открываешь мне, как всегда, Тишь и радость во мне самом, Глубь, где кану я без следа, Больше горечью не томим. Что за пристани? Что за высь?.. В млечном воинстве – тишина, Там – мерцание звездных пен У серебряных островов... Голубым полосам открыт, Остров сердца светится здесь, Оторочен         пеной стиха, Серебристой, как Млечный Путь...      Старичок-священник Да: ему вручено водительство; Им мерцает сам рай в глаза нам, Ибо в странных речах – свидетельство О надмирном            и несказанном.      Неизвестный Поднимаюсь по ступеням                слуха, Перешагиваю по камням                рвы... Этот- первый из миров                духа – Слышите ли сквозь меня                вы?      Голоса в катакомбах Ловим, слышим – совсем                явственно Чей-то голос сквозь тебя – к нам, Чью-то песню, как снега                девственную, Льющуюся голубым сном...      Полный грусти Женственный голос – сопрано –      поет в глубине Цитадели       Чахнут цветы...       Сохнут листы... Друг мой заоблачный, слышишь ли ты? -140-       Клир мой затих,       Мир мой поблек, Взор же твой ясный, так синь, так далек...       Синий ручей       Сил и начал С отчих нагорий сверкал и журчал,       Радость струил,       Корни поил, С каждым цветком про тебя говорил.       – Глыбу свою –       Злобу свою Враг твой безумный обрушил в струю,       Заволокла       Дни мои мгла, Кровь моя, жизнь моя изнемогла... Голос  прерывается. Через  минуту  песня   возникает   вновь,   едва колеблясь.       Вот еще цвет:       Дума ль? звезда ль? Пусть упорхнет он в ненастную даль;       Снег запоет –       Буря взовьет – В гибнущий город мой зов унесет.       Дети в плену       Сходят ко сну – Я лепестками к их душам прильну.       Узникам зла       В душной судьбе Весть распахну – о тебе... о тебе...       И, приоткрыв       Им нашу синь, Путь умягчу им по камню пустынь...       Сад мой увял,       Мир мой поблек, День же спасенья так мглист...                               так далек...      Голос демиурга Яросвета Он недалек, но он хмур и кровав,       Он непреклонен – но прав: Он уничтожит твой плен, разбросав       Грузные глыбы держав.      Неизвестный Слышу твой отзвук,                   вечно желанная, Милая, жданная, к нам благосклонная:       Кто же ты? кто? -141-      Женственный голос Тысячи звезд я хранила в себе, Множество бликов в игре и движенье; Видел и ты в мимолетной игре          Их отраженье.      Неизвестный Знаю, но кто ты? В источнике дней     Помню твой голос знакомый, Он мне – как шелест берез у дверей        Отчего дома!      Навна Каждому в этой кромешной стране     Сладостной болью сквожу я, В ласках природы                 и в творческом сне        Горе врачуя.      Голоса в катакомбах Слышим, о слышим песню твою,      Кротость твою,      Мудрость твою, – Кто ж ты, сияние в злом и пустынном      Нашем краю? –      Навна Кто я?      Все та, что в Путивле старинном С башни навстречу разбитым полкам, Плакала о женихе и герое      Солнцу, ветрам, облакам; Та, что годиной татар грозовою Друга, сраженного в лютом бою, В Китеж вела по стезе воскресенья –      В вечность мою. Я поднималась над веком гоненья, Клича гонимых в мою высоту Огненным таинством самосожженья      В диком скиту.      Голоса в катакомбах Помним, о, помним – в давней ночи,      В древней ночи,      В грозной ночи! Ты и позднее над родиной нашей      Лики меняла, но чьи? -142-      Навна Время неслось, и я резвой Наташей Звонкою девочкой в вешнем цвету Лунною ночью бездумно вместила      Мир         и его красоту; Я в полумраке аллей проходила, От недоступного счастья грустна, Дальнего друга задумчивой Таней      Ждать у окна; Я различила за плеском блужданий К подвигу зов, обжигавший сердца, Гордой Еленой отдав мою силу      Делу супруга-борца; Я ради ближних закон преступила, Кроткою Соней себя отдала Гордому грешнику, правдой наполнив      Жизнь в кандалах... И, отразив сквозь небесные волны Взор Приснодевы, поэту во мгле Я улыбнулась в дыму фимиама – Лада, Невеста, Прекрасная Дама,      Отблеск Премудрости                         на земле. Тишина.      Голоса в катакомбах Милая! Помним доселе твой зов      Памятью ста миллионов!      Голоса из подземелий Чаем тебя сквозь нависнущий кров,      Золото скрытое тронув...      Голоса отовсюду Чуем тебя сквозь бураны веков,      Гибель империй и тронов.      Голоса подле машин Слышим тебя сквозь дрожанье станков,      Гул циклотронов!      Навна         Через меня –         Выше меня Слух поднимай свой над морем огня,         Слушай в плену,         В скорби и зле, Храм Солнца Мiра в Небесном Кремле! -143-      Неизвестный Поднимаюсь           от мира к миру,                          от слоя к слою, – Вот распахиваются                  ослепительнейшие                                  поля, Солнце дышит,              леса блистающею смолою              Убеля... Благовонные,             благодатные                        песни, думы – Как назвать их? –                  поют и плещутся                                 к берегам, Чьи-то возгласы,                 чья-то радость, веселье, шумы,                 По лугам.      Голоса стихиалей Скользите, рейте                 в луга волнуемые Стезей эфирною,                вдоль пойм                          на холм, – Над островами,               луной целуемыми, Пролейте радость                 лучистых волн! Стихий певучих               шелка трепещущие Цветут, колеблются,                    шуршат вкруг нас, – Всегда струистые,                  всегда щебечущие, Неумолкающие             ни на час!      Неизвестный О, ласковые! невыразимые! Не вы ль вкруг меня вились, И в солнечный зной, и зимами Я чувствовал вашу близь? Плывешь ли рекой прохладною, Лицом ли падешь в траву, Все шепчешь вам: ненаглядные, Явитесь мне наяву! Я в море бросался – помните? -144- И ваш серебристый штиль Смывал суету и помыслы С души мне, как с тела пыль...      Стихиали Мы – души рек, что на вашей родине Журчат по камешкам                   и песку, Лесов, заливов, где над разводинами Ты в детстве слышал:                     чив-чив! ку-ку! А здесь – мы сами:                   смотри, как любим мы, Как убаюкиваем,                а в игре – И гамаюнам,            и светлым людям мы Даем купаться в самой заре...      Неизвестный Но что за мир это? Что за страны? Что за блистающий град вдали?      Стихиали Уже ты поднялся над туманами И входишь в Правду родной земли: В лазурь святилищ, где просветленные Творят из света мечту свою... Ты чуешь веянья благовонные С амвонов храма?      Неизвестный                 О, узнаю Сквозь вас плывущие                    волны звона, Край Отчий... благовест                        в том краю! Медлительное звучание гармоний, скорбных и радостных.      Старичок-священник в катакомбах Вот оно, вот, – надеждами    Пред сказанное...    Предузнанное...      Молящиеся Думы просвечиваются, Души растапливаются    Дивным теплом, -145- Ладан воскуривается, В сердце затепливается    Тихий псалом. Сквозь поднимающиеся  и  спадающие  воздыхания  литургийных  созвучий различается еле слышное пение огромного далекого хора.      Тихо-тихо вторят ему Молящиеся Величит душа моя Господа, И возрадовался дух мой О Боге, Спасе моем.      Священник Прадеды это предчувствовали В праздничных древних служеньях... Праведники           причаствовали Этому в теплых рыданьях!      Неизвестный Боже... Не слухом, не зреньем – Всем существом целокупным Вижу подножие              неимоверного храма, – Горы земные – ничто перед ним!..      Даймон Ты видишь – ибо ты вспомнил. Ты вспомнил – ибо ты стал.      Неизвестный Но скорбью, щемящею скорбью Там полон заоблачный воздух! Я чувствую: в странном ущербе Звучат его голоса...      Голос демиурга Яросвета Для соборного молебствия –                           не о празднике, О спасении           от неслыханного                          на земле, Вас, святители,                вас, угодники,                              вас, о, праведники,           Ждем в Кремле!      Даймон На скорбную землю Спускается горнее. -146- Готовы ли внемлющие? Украшена ль горница?      Священник Свечи пылают, Курится ладан, Блещет на каждом Царственный пояс, – Внемлем безмолвием, Внутренним ладом, Долу склоняясь.      Неизвестный Шатер серебристого света, Мерцающий тонким кровом, Одел меня... зренье меркнет От неудержимых слез...      Даймон То – приближенье духа, Плерома Вселенской Церкви,     Дыхание роз.      Хор в Небесном Кремле Плещут в эфире Дивные ткани, Блещет трикирий В поднятой длани, – То из Синклита Шаданакара Брат наш крылатый Близится скоро.      Приближающийся голос старейшего из святителей Мир тебе, город тоскующий! Вам, изнемогшие в скорби! Вам, издалека слышащие Голос мой на земле!      Старичок-священник, рыдая, почти без слов О, чудотворче, свете... Отче... предстатель русский... Мгновенная вспышка дает различить, как отовсюду стекаются  лучезарные сонмы святителей и праведников прошедшего.      Голос Яросвета Вы озаряли тем, кто погас,    Тропы в загробном горе; -147- Вы облегчали в их судный час    Противовесы и гири; Чем искалечил их души колосс,    Правивший в русском мире?      Голоса святителей и праведников      Первый Безрадостны были посланничества, Бесплодны были паломничества    К Голгофе нашей страны: Сходили мы узкими лестницами, Стояли под темными виселицами    Виновных            и без вины;      Второй Встречали новопреставленных Дарами сил уготовленных,    Лобзанием братских уст, Но, властью тирана ослабленный, Лишь мукою смерти повапленный,    Каждый был наг и пуст.      Третий Народ в ознобе и в оторопи; На матерь доносят отроки,    На друга – старинный друг; В годины преобразования Доходят жертвы растления    До людоедских мук.      Четвертый Других, ослепленных сызмальства, Влечет воронка предательства,    В посмертную злую глушь; Их крылья совести – сломаны, Чтоб после впивали демоны    Страданья и боль их душ.      Еще один Тираном растленная заживо, Впитавшая злобу и ложь его,    Бесчисленна их толпа; Весами бесстрастными взвешивается, В страдалища, в пламя низбрасывается    Их утлая скорлупа. -148-      Голос Яросвета      приобретает опять мощь зова, слышимого внизу и вверху – везде К вам призывы мои                  безрадостнейшие –                                   к вам, Ратоборцы отгрохотавших уже времен, В поле брани,              по черностепью                            и диким рвам Жизнь за други своя отдавшим без похорон. Кто оружьем Противобога не умертвим, Кто лишь крепнет                 в безумном пении                                 гроз и пург, Кто боролся            перед Друккаргом                            как серафим, А в грядущем эоне станет                         как демиург! Мрак, заслоняющий Вышние и Нижние слои, озаряется: множество фигур  в блистающих, как латы,  одеждах,  с  факелами  в  высоко  поднятых  руках, движутся по невидимым стезям к Небесному Кремлю.      Голоса героев прошедшего      Первый Вот – то, что веками подкрадывалось По тропам столетий изрытым, Отмаливалось,              откладывалось, Отсрочивалось              Синклитом!      Другой Заслышав твой клич ли, трубы ли, Спеша от подземных отрогов, Мы кольца воли ослабили Вкруг города игв и раруггов.      Третий Мы здесь, Яросвете, но некоторых Гнетут чугунные грузы: Судьба их из битвы повергла В кромешные вражьи узы.      Четвертый Они в плену преисподней: Их давит мертвая арка -149- Глубиннейшей, самой задней Из тайных темниц Друккарга.      Еще один Но от решающей битвы Неуловимо сторонятся Лукаво-умные игвы И бешеная их конница. Гул  голосов  стихает,  как  бы  расступаясь   перед   кем-то   более могущественным, приближающимся издалека.      Тихий говор – Спешит в ристании Рушитель ига... – Грядет – в блистании Архистратига! – Его присутствие Нам мощь умножит! – Его напутствие Броней послужит. Мерный скач-полет  воздушного  всадника  явственно  определяется  для слуха.      Голоса – Горяч, как полдень, Под ним носитель: – Он мчится в молниях, Как в ярой свите, – Он сам – оружие, Поборник сирым, – Конь нашей дружбы С животным миром!      Неизвестный, вслушиваясь Топот Белого Всадника... Кем был он? где коронован? Даймон! Ты – наш посредник; Дай угадать мне, кто он!      Даймон В твоей стране Он жил, он правил; Он сам прибавил Свой груз к Вине, Но, взяв Вину, Он понял, с кем он; Он понял: демон Влечет страну -150- Чредой подмен, Столь явных ныне, В кольцо гордыни И в адский плен. И ложь держав Отверг он сердцем; Быв самодержцем, Ушел, избрав Седой туман Да нищий посох, Омытый в росах Нездешних стран. Звук конского скача стихает.      Голос Яросвета Ты предшественника Антихриста поборол; До Синклита            Шаданакара                      ты досягнул; Что увидел ты с поднебесия, мой орел? Что за свиток              тебе Сын Господа                              развернул?      Голос императора-искупителя Гибель зарится,                Яросвете,                         на твой чертог. Чужеземные уицраоры разъярены; Их обуздывает              великий                     Противобог, Устрашая из непонятной им глубины. Ибо братья твои –                  водители                          всех земель – Их на Жругра вооружают; и, трепеща, Враг лукавит,              чтоб не изведала                              Цитадель Взмах погибельный их чудовищного меча.      Яросвет Уицраоров чужеземных сооруженья Не усилим          и не оправдаем                        мы никогда, Ни сиянием святорусского благословения, -151- Ни согласием             на неистовство                           их суда.      Голос Яросвета      усиливается до мощи призыва – в третий раз Для общения            с высшей правдой                            Шаданакара Единитесь же в целокупности наших сил, Вы, кто светочами                  пророческого                              дара Души русские озарял и преобразил!      Неизвестный Вижу, как зов несется По всем небесным селениям, Не к витязям, не к полководцам – Только творцам и гениям. Шепот в катакомбах:      Девушка О, если б хоть краем зрения Постигнуть, как блещут там Загробные их создания, Их общий, их вышний храм...      Ректор Как, и они удостоены Венцов Небесной России? Не родомыслы, не воины, Не праведники, не святые. Пусть – гении... разве гений – И много ль найдешь творений, Светливших туман сердец?      Молодой интеллигент А я – за любое творение, Где жаркая кровь страстотерпца, Отдам мое тусклое зрение И утлое, нищее сердце.      Даймон Творец и гений, как и любой, Влекомы выбранною судьбой, Сквозь просветление здесь иль там, К высокоцарствующим мирам. -152- Кто ж ведал творчество на земле, Дар провозвестника не предав – Творит стократы в Святом Кремле, В краю наивысших свобод и прав.      Неизвестный, напряженно вглядываясь Но незнаком приближающийся Первейшим: он прям и строг, Одежда его развевающаяся – В пыли нездешних дорог; В бесплотных руках – меч воина, Опущенный вниз лучом... Лазурью – нет, синевою Пророчат глаза – о чем?..      Даймон В кромешной России ведомо Едва ли десятку тысяч То имя, что в будущем следовало бы На цоколе храмов высечь. Но трижды он был восхищен, Привечен и обручаем Той, розу Чью все мы ищем, И ризу Чью все мы чаем. То было в песках Египта, И русской весною было, И может быть, ваша крипта Не вовсе его забыла.      Неизвестный с трепетом и радостью                «Рыцарь-монах»!.. Он снился мне! брезжил... снился... Лишь тенью своей – иль сам...      Даймон Ты чувствуешь – он прикоснулся Ладонью к твоим волосам?      Неизвестный невнятно За что же это... за что же? Как сторож,            дремал на посту я... Колеблющиеся, ничтожные, Полжизни изжиты впустую! -153-      Даймон Молчи о прощенном заранее. Еще истончи свое зрение!      Неизвестный Чуть различаю – следом – другого, Он без оружия, зрим едва, Но раскалено, как белая лава, Само средоточие духа его...      Даймон Когда-то он сжег золотое создание, Двойственность долга испив до дна, Но смертная горечь самозаклания Давно, о, давно уже утолена! Теперь готовит он действо наше Ко дню наивысшего из торжеств... О, как химерам слепящ и страшен Его малейший             взор                 и жест!      Неизвестный Изнемогает состав мой душевный От близости тех, кто гением был, Чей облик теперь, в Синклите верховном Испепеляющ... бесплотен... бел...      Даймон А следующий – как молния: Сияющ, гневен и грозен. Великим поэтом, пророком Был он в своей стране...      Неизвестный, дрожа Господи... мой любимейший!.. Дай мне склониться наземь... Дай драгоценную руку Видеть и плакать мне!..      Даймон Сто лет миновало, как он пророческим Запечатленным стихом предварил Век наш с его богоборческим зодчеством        И вожака его сил. -154-      Неизвестный Знаю, но...            что ж это, даймон?! Он сам        Передо мной склоняется... Даймон! Мне страшно! Твоим чудесам        Совесть и разум противятся...      Даймон Ты робок. Тебе еще странно. Прими все, что видишь, смиренно.      Неизвестный Смиреньем... нет, просто сознанием Кто он, исполин, кто – я, Обожжена, как пламенем, Давно гордыня моя. Душа с младенчества никла Пред огненным даром его...      Даймон Пока еще сила твоя не иссякла, Встреть поклоненьем еще одного – Спиралями неимоверного цикла В Синклит поднимавшееся существо...      Неизвестный Вижу... о, знаю!.. Тот, кто сходил В недра душ человеческих, Кто демонов будущего подглядел В созданьях своих провидческих... Он! Но подобен любящий взор Распятому, Преображенному, В спусках по кручам подземных гор Пламенем испепеленному... Милый! живой! родной! Дух состраданья!.. мученик!..      Даймон Он просветляет ваш круг земной В самых темных излучинах.      Неизвестный Он наклоняется...      Даймон                   Молись В благоговенье и радости: -155- Память его поцелуя –                   ввысь Будет с тобой весь народ вести.      Неизвестный, плача Он видел,          как я молю его... Как ждал его... как люблю его!      Даймон Довольно. Накладываю покров На зрение. Вникни слухом В Священнодействование миров, В общение духа с духом.      Неизвестный Только ответь: отчего прошли Именно эти гении? –      Даймон Много, о, много детей земли Сходятся в богослужении; Ты различил только тех, чей прям Путь был рядом с тобою. Слушай же таинство: Белый Храм Станет твоей судьбою. Волны широких и печальных звучаний говорят  о  приближении  гениев  к подножию великого храма.      Голос Яросвета Восхищаются            все архангелы                         красотой Созидаемых вами радуг и городов; Но спускаетесь ли вы тесною крутизной В судьбы кинутых,                  искалеченных                              или вдов?      Голоса гениев      Один В России, в пространствах расслаивающихся,     Был мрак озарен пламенами Крылатых, поющих, взвивающихся     Сердец, охраняемых нами, -156-      Второй Их судьбы от недругов крадущихся,     От гибели ранней блюли мы, Верховною помощью вглядываясь     В их страшные ночи и зимы.      Третий Но встала вкруг каждого мечущегося     Глухая, тугая завеса; Как если б на птенчика прячущегося     Надвинулись ужасы леса;      Четвертый Надет капюшон уплотняющийся     Теперь на любой огонечек, И гаснут они, задыхающиеся     Под каменным панцирем ночи. Молчание.      Голос Яросвета Братья! Братья!                Перво-водители                              дальних стран! В страшный час этот вы слышите ли меня? Соприсутствуете ли                   нам вы                         с пяти сторон, Соболезнование               к нашим бедствиям                                преклоня? Тишина. Над  хребтами  Восточного  горизонта  становится  видимой   световая, стремительно  движущаяся  фигура  в  струящихся  одеждах. Лотосообразная корона; прекрасный лик.      Голос Те же низвергаются                   на мой                         край                             беды! Враг мой загораживает тьмой                            рай                               Будды; Новый уицраор моих стран                         злей                             тигра: Сумрачна, тяжка в нем, как уран,                                 кровь                                      Жругра! -157- На Юго-Восточном небосклоне,  далеко  за  горными  цепями,  возникает облик сидящего гиганта в белом, с розовой радугой, пересекающей его чело; концы радуги исчезают за его плечами.      Голос Помня уицраоров,                 Синклит                        стран                             Ганга Взвесил и отринул вековой                          долг                              крови; Грянет ли к сраженьям над страной                                  гул                                     гонга, Лишь эфирной помощью помочь                            мы                              вправе. Обе  руки  сидящего  приподнимаются:  стаи  белых  и  розовых  цветов возникают и опускаются за темными горами. Тишина. Ярко-зеленое  бурное  сияние,  пересеченное   оранжевыми   вспышками, проступает из мрака на Юге. Лик едва различим –  только  пылающие  глаза, опущенные и точно прожигающие землю.      Голос Сбросил с уицраоров                    моих                        стран                             древних Ковы и запрет я, и Синклит                           мой                              смолк, Чтобы не ослабить их для битв                              лет                                 гневных С тем, чье низвержение в Уппум –                                 наш                                    долг. Пауза. Видно, как фигура, облаченная  в  голубовато-сиреневое  блистание,  с серебряной   тиарой   на   голове,   готовится   опрокинуть    кубок    с раскаленно-красным вином над горизонтом Юго-Запада.      Голос Если похищает сатана                     ключ                         жизни, -158- Землю      от духовности                   плитой                         мглы                             скрыв, – С Жругром и Лай-Чжоем будет бой                                наш                                   в бездне. Горе сверхнародам! Горе всем,                              кто жив! Земля колеблется. И видно, как над  морями  Северо-Запада  лучезарный гигант в синем и лиловом снимает с себя золотой зубчатый венед.      Голос Брат! Из уицраоров                   один                       мной                           светел: Скоро он предстанет, с золотым                               схож                                   львом; Если не отступит сатана –                          все                             в пепел Бросит мой Укурмия – мой лев,                              мой гром. Этим я отрину от себя                      дар                         славы, Право на водительство землей                             в веках, – Знаю! Но достойнейший возьмет                              то                                право И перед лицом его бежит                        сам                           страх. Гигант бросает  свой  венец  в  дальнее  море. Море  воспламеняется. Огненные языки волн взлизываются до туч. Все гаснет. Слои охватываются темнотой. Слабо мигают  только  огни  в катакомбах.      Шепот в Крипте      Девушка Страшно знамение будущих дней,         Грозно! -159-      Священник Встанет огнями против огней         Бездна...      Молодой интеллигент Тяжко чудовище движется в ней,         Грузно...      Ректор Поздно надеяться. Враг все сильней.         Поздно!      Голос Яросвета Не восполнен еще собор наш:                            звучанья Навны Еле слышатся,              чуть доносятся, –                               блеск погас... Ты, невеста моя! Ты, узница сил державных! Вечно юная,            долгожданная!                         слышишь нас?      Далекий голос Навны Я – с тобою,             со всеми сонмами                             православных, Кто в Небесной России молится в этот час.      Яросвет Так. Затеплите же созвездья живых огней! Совесть мечется,                 разрывается,                             разум нем; Выбор ставился и таинственней, и грозней, Но горчайшего              не возникало                          ни перед кем. Молчание.      Старый священник, тихо Склоните колена, все слышащие!       Все видящие!       Все плачущие! Все собравшиеся в крипте становятся на колени. -160-      Яросвет, возвышая голос Молите Бога            об откровении,                          об ответе: Да различим мы               путеводительнейший                                 глагол, Найдем дорогу – непредрешенную нами,                                     третью, Избегнем ужаса от избрания                           зла из зол. Молитесь, праведники,                      духоискательствовавшие                                      по кельям! Молитесь, гении, что были вестниками внизу! Молитесь, слышащие мой голос по подземельям, И родомыслы, когда-то правившие в грозу! Удар колокола. В наступившей тишине слышится как бы шорох коленопреклонения  великих множеств и затепливания друг от друга тысяч, может быть, миллионов огней. В крипте все, кроме Неизвестного, закрывают лицо руками. Тогда становится видимым белый многобашенный Собор, как бы воздвигнутый из живого света  и окруженный гигантскими музыкальными инструментами,  похожими  на  золотые лиры. А вокруг – необозримое море огней в руках Синклита. -161- Акт седьмой Гефсимания Крипта, едва различимая в темноте, кажется опустившейся глубже. Выше нее все укрыто мраком. Оттуда, из Небесной России, льются голоса, но тьма редеет лишь минутами и лишь настолько,  чтобы  световые  очерки  Великого Собора и Предстоящих вокруг него  казались  еле  видимыми  сквозь  густой туман.      Голос Яросвета Прежде вступления молящихся множеств во храм, Сосредоточим себя                  на общении сердца с Христом.      Старший из святителей на лестнице собора – Сердца имеем горе'!      Яросвет – Мироздания лоза нетленная,                Солнце праведных,                         Бог –                         Сын! Состраданием во всей вселенной                древле распятый                         Бог –                         Сын! Цепь закона преодолевающий                изнутри                         Бог –                         Сын! Плоть исконную преображающий                в блеск зари,                         Бог –                         Сын! Примиряющий, вочеловечившись,                двух врагов,                         Плоть –                         Дух! Устремляющий в лоно Вечности                из веков,                         Путь                         Двух! -162- Поднимая к Твоим обителям                нашу скорбь,                         Взор,                         Слух, Русь Небесная ждет наития                Твоих сил,                         Наш                         Друг!      Клир Боже великий! Бездна видна!     Мукам нет дна.     Скорби нет дна!      Голос Императора-Искупителя Умножать ли борьбу нам              с мощью воинств багровых, Совмещая усилья              с силой ярых во зле Уицраоров чуждых,              мир повергнуть готовых В непроглядное горе              там внизу, на земле.      Клир Имени нет          горю тому!    Бою тому!    Мраку тому!      Император-Искупитель Иль отбросить оружье,          этим силы утроив Уицраора Жругра          в его жгучей крови, Чтоб враги его царства          отступили без боя... Выбор страшен, о, Боже.          Укажи! Вдохнови!      Клир В Вышнюю Русь              сумрак проник,    Холод проник,    Ужас проник.      Старший из святителей Твою помощь в бою с Погибелью          Молим все. -163- Твоей Правды при грозном выборе          Молим все. Мимошествия бури близкой          Молим все! О кромешной стране Российской          Молим все!      Клир     – Господи! Помилуй!      Святитель От мора, голода ее, от обнищания          Защити! От властелинов с печатью Каина          Защити! От лжезаконов их беззаконных          Защити! От кар и казней многомиллионных          Защити!      Клир – Господи, помилуй!      Святитель От оскудения рек духовности               Оборони! От моря ненависти, от смерти совести               Оборони! От суховеев с пустынь порока               Оборони! И от рабствования духу Мрака               Оборони!      Клир      – Господи, помилуй! Защити ее нами, нашим бденьем бессонным; Белый камень устоя                   в жарких душах восставь! Серафимов, архангелов,                      верных даймонов сонмы На пресветлую помощь                     в наш Град                               направь!      Святитель Поругание          народом русским                         чужих святынь               Предотврати! -164- Расширение           им духовных,                       злых пустынь               Предотврати! Дрожащих стран               им покорение                           под Цитадель               Предотврати! И тиранствование                 над народами                             всех земель               Предотврати!      Клир       – Господи, помилуй! Нет утешенья в радугах рая, Нет утоленья             в криницах его, Если видим:            становится                      Россия земная    Открытой дорогой                    князю мира сего.      Святитель От темных пастырей, от предтеч его               Огради! От пришествия его во человечестве               Огради! От кощунственного его чествования               Огради! От захвата им мировластвования               Огради!      Клир       – Господи, помилуй!      Святитель Если же путь его неуклонен                           и неотвратим, Если трон его в человечестве                             предрешен – Сокращению жертв и сроков                          научи! Неимоверные муки мира                      облегчи!      Рыцарь-монах Муку выбора            полной чашей -165- Перед нами           судьба поставила! . . . . . . . . . . . . . Не отринь же молений этих, Что текут Тебе с нашей паперти: О младенцах, о малых детях, И об огненной             боли матери; И о тех, кто еще не плачет, Кто не видит горя встающего, Тропам чьим конец предназначен В необъятных пожарах грядущего!      Голос Навны О плавающих,       о затерянных              меж двух непроглядных зол; О плачущих,       неприласканных,              неутешенных; О канувших       нераскаянными,              неоплаканными в шеол; О гибнущих,       о расстрелянных,              о повешенных! И о тех,       кому жребий вынется –              сгинуть в пламени,                            пасть в крови, Тех, кто бросится       в хляби времени              непроглядного – Укрепи меня!       Облеки меня              властью милости                            и любви Против бурного,       против черного,              беспощадного!      Тихий голос из Мировой Сальватэрры Мои бедные! Зол обоих Сам Отец         не предотвратит. И укрыться           от муки Выбора    В мире некуда. -166-      Яросвет Тогда мне вынести            всепепелящую                   мою тоску      Дай сил! Что искупается           великим трауром                   вина всех вин –      Дай знак! Что завершается           век уицраоров,                   о Божий Сын,      Дай знак! Что предвещается           за бурно-водными                   годами – тишь,      Дай знак! Что брак мой чаемый           с Душой Народною                   Благословишь –      Дай знак! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .      Голос из Мировой Сальватэрры Силы – в тебе.            Право – пойми.     Знаком        свободу не связываю. Тишина.      Яросвет Слышишь ли, Запад?                   Слышишь ли, Юг?     Душит заклятый круг! Еле сквозит, как синь за огнем,     День         за завтрашним днем...      Отдаленные голоса демиургов      Первый . . . . . . . . . .      Второй Не о пепелище, Яросвет, Не о всесожжении молись: -167- Дальше – обетованный рассвет, Выше – ослепительная высь!      Третий Ведать не дано нам, для чего Избран ты, но духи и земля Ждут, что донесется торжество К ним из запредельного Кремля. Всеобщее молчание. Второй удар колокола.      Голос старшего из святителей О сокращении             жертв и сроков,                            снегов и пламени –              Молим все! Об умягчении             пути загробного                            жертвам времени –              Молим все! Обетованных            подъемов горних                           им в лоно света –              Молим все! О браке жданном            Души Соборной                         и Яросвета –              Молим все!      Клир Из эфирного золота                   несравненными лирами Семь веков окружали мы                       созидаемый храм: Зазвенеть их заставят                      лишь архангелы крыльями, Весть о браке напутствую                         по мирам и мирам.      Святитель Выражение          Предвечной Женственности                             в их дивной Дочери              Благослови! Ее рождение            в живой пространственности                             Руси Полночной              Благослови! -168- Да будет плоть Ей –                    всечеловеческое                                   земное братство:              Благослови! Да станет кротостью Ее                       просвечено                                 земное царство:              Благослови!      Клир От ясного детства                  до мудрого старчества, В семье и содружествах,                        в трудах живых, Да станут вседневным                     Бого-сотворчеством Деянья людей             и дыханья их!      Святитель Мы Розой Мира       зовем то зодчество;                все страны, грады все       Заблещут в ней: Духо-веселие,       Бого-сотворчество,                миро-сорадование       Грядущих дней. Жизнь просветленна       в трудах и праздниках,                в игре, хвале, –       То впереди Предвозвещенное       блаженство праведных                на всей земле,       Гряди! гряди!      Яросвет О, Родник сострадания!                 Вечно-чуждая гнева! Вновь звучат Тебе гимном                 все чертоги души, – Нет, не имя – лишь слово                 Госпожа-Приснодева, Как в старинных преданьях                 повторять разреши! Все приму: воздаянье                 вечной стужей и мраком, Лишь улыбкой надмирной                 просквози в этот край, -169- Не снимай благодати                 с предрешенного брака, Путеводного взора                 с наших душ не снимай! Пусть – ни солнца, ни рая,                 ни жезла, ни короны, Пусть до дальних низовий                 ураган, мятежи, – Прав ли я, отвергая                 древний долг обороны, Попуская День Крови?                 Отзовись! Укажи!      Весь Синклит и все воинство Все созвездия зиждущая      Красотой совершенной. От возмездия милующая      Дева-Матерь вселенной! Всех сердец утешительница      Неоскудной любовью! Всех ночей озарительница –      Отзовись славословью! Ответ из запредельных  сфер,  не  вместимый  ни  светом,  ни  звуком, прикасается к Мировой Сальватэрре *, преломляется – низливается к куполам храма в Небесном Кремле и дробится на множество блистающих радуг. ________________________________________ *  Мировая  Сальватэрра  –  высший  из  миров   Шаданакара,   обитель Планетарного Логоса. ________________________________________      Яросвет – Рыцарю-монаху Был ты в жизненном следовании     Всеблагою привечен; Строг в Ее исповедовании,     Ее розой отмечен, – Помоги же разгадыванием     Тайны, явленной в знаке, Утоли меня радованием     О взыскуемом браке!      Рыцарь-монах Демиурга ль могущественного     Человек прозорливей? Отзвук мира Божественного     Невмещаем во слове; Речь немеет, истаивающая     В приближении к раю... Тщетно мыслью расслаивающей     Тайну в звук облекаю. Радуги медленно меркнут, но одна осеняет лоб и грудь Рыцаря-Монаха. -170- Лишь одну отраженную     Мысль вмещаю словами... Говорит Всеблаженная: – Выбор сделан – другими: Все, благое и злое, Брат твой бросит огню. Взор с тебя не снимаю. Твою Дочь осеню. Глубокая тишина.      Старый священник в крипте Ныне отпущаеши        раба твоего, Владыко,                 по глаголу Твоему,                          с миром. Тихо и медленно начинают гудеть все колокола Собора.      Яросвет Так взойдем к созерцанию      Изначального Логоса          Перед спуском Синклита              К бою в темный Друккарг. Третий удар великого колокола. Слышно, как распахиваются  двери,  и  внутреннее  пространство  храма Солнца Мира на миг приоткрывает свою звуковую жизнь. Поднимающаяся  волна невыразимого напева ангельских клиров начинает медленно удаляться, как бы заслоняясь новыми и новыми  средостениями,  словно  горная  вершина,  все ледники и фирны  которой  зазвучали  в  едином  сверхчеловеческом гимне, удаляется, уплывает, возносится ввысь. В катакомбах тишина.      Даймон Встаньте. – Такие служенья Неприкосновенны для слуха: Они разорвали бы сердце У бедных детей земли.      Голоса в крипте Друг наш! Неизреченно Испытанное душою: Теперь начинает брезжить Каждому        его долг.      Неизвестный Не знаю, чем я достоин Видеть и то, что видел, Слышать и то, что слышал – -171- Бликами...           как зыбь волн,      Даймон Когда, младенцем, ты спал                    в зыбке, Тоскуя в смутном земном                    сне, Сам Яросвет твой подъем                    зыбкий Измерил, счел и вручил                    мне. Твори! Готовься к иным                    севам! Уж стены тюрем грозят                    пасть, И те из вас, кто силен                    гневом, Возьмут горчайшую из нош –                    власть. Когда ж умолкнут кругом                    грозы И поколенье пройдет,                    мы Спуск лучезарной, твоей                    грезы Благословим в глубину                    тьмы. Иных побед и другой                    славы Перед тобой расстелю                    плат, Чтоб дни склонялись, как ниц                    травы, У ног твоих, наш земной                    брат! Вся помощь рая – в твоей                    силе, В судьбе – народных судьбин                    суть, И Млечный Путь               в небесах России Глядит, как пастырь, на твой                    путь.      Неизвестный Но что я должен?                 К чему назначен? Что, кроме песен, доступно мне? -172-      Даймон Ты – тот, кто принял                 в зените ночи Весть о грядущем с высот                 дне. Ты утвердишь мировой                 град свой – Не гнет державный, но мощь                 скреп, Что свяжут мир круговым                 Братством, Живым, как воздух,                 простым, как хлеб.      Голос Ректора Друзья! Наш старый священнослужитель          Умер. В катакомбах замешательство. Он скончался, преклонив колена,          Смертью праведных. Одна за другой тают звуковые преграды, защищавшие катакомбы  со  всех сторон. Гул машин с поверхности города передается по вздрагивающим земным пластам. Сквозь него прорываются отдельные выкрики: там, волею  Автомата, подготавливается новое потрясение умов. -173- Акт восьмой Спуск На городских часах только что пробило десять. Это  поражает;  течение времени  кажется  замедлившимся  необычайно. Звуки,   достигающие,   до катакомб,  расслаиваются. Монотонно  гудят  под  городскими  кварталами! установки засекреченных заводов. Ясно слышатся низкие, басовитые голоса работающих  в  самом  глубоком этаже: – Носим антрацит, носим, – Втащим, раскачаем, бросим, – Месиво в котлах месим, – Гипер-циклотрон высим. Не так отчетливо звучат баритоны из кабинетов и лабораторий: – Рефикс.,.. позитрон... Точно! – Надо их дослать кучно. – Этот вел себя склочно... – Дайте ваш приказ зычно! Из  надземных  этажей  долетают  лишь  реплики  бодрых   теноров,   в интонациях чувствуется приподнятость настроения к дахе резвость: – Лампочки в софит... Браво! – Ту – на сантиметр вправо... – Лучше бы... чуть-чуть... криво. – Эврика! Совсем ново! Собравшиеся в крипте сосредоточены  и  молчаливы. Недавно  пережитое заметно сплотило участников, сгустило серьезность в их настроении.      Молодой интеллигент Закончилось странствие    Хранителя-старца: В другие пространства    Отпущено сердце...      Ректор А мы предоставлены    Игре отражений... Кем будет возглавлен    Ход наших служений? -174-      Девушка Тем из нас, кто внимал                       первым Звону истинного Кремля; Чьи созданья             голубым перлом Светят, горе нам убеля. Неизвестный молчит, но Голос его Даймона теперь улавливают минутами и другие собравшиеся. Крест ответственности,                       груз знания Вправе взять теперь только ты.      Неизвестный Но пора ли? Ведь накануне я Как слепец бродил сквозь пласты, Я скользил, плутал, а ты видел, Обо мне скорбя, как в былом Создал я свой тотем, идол Из забавы добром и злом, До сих пор не забыть                     песни, Что влекла меня внутрь, вниз, И все круче был спуск, отвесней, К тем берлогам, что спят                         в нас.      Даймон Ты был прав. Испытав шахту, Путник знает подъем вверх. Но тогда оборвал шаг ты У изнанки грядущих вер. До пределов, где спит Велга, По кругам шеолов* пройти – В этом боль твоего долга,       Крест пути.      Молодой интеллигент Успеть ли? Покой – лишь краткий                                отрезок На темном и бурном шелку                         эпох, * Шеол (иудаист.) – теневая  страна  умерших. Здесь  –  темные  миры чистилищ. -175- И кажется всем нам: час боя                            близок, Час неба и ада,                Гагтунгр и Бог. Успеем ли слышать – сквозь слух героя Творящееся на потаенном дне?      Даймон Лишь духом сойдет он. Вдвое и втрое Я сокращу ему путь в глубине; Но в этот последний час перед боем Он видеть обязан все до конца, Чтоб вынести умудренной душою       Гнет венца.      Ректор Этот гнет вынес бы, не колеблясь, Я и с той мудростью,                     что теперь.      Даймон Если ты понял ту область, О которой речь – друг, не спорь: Что ты можешь знать об ученье, Низводимом к вам                 сквозь него, О грядущем тройном венчанье Брата младшего твоего? Ректор молчит. Шумы города начинают удаляться.      Неизвестный Вот, спускаюсь... К плотному камню Не притрагивается нога, Будто в лоно материка мне Спуск распахивается...                       Река, Пустыри... пустыри... – Пятна       Фонарей... Даймон, слышишь –                  совсем внятный       Голос мрака?      Даймон           Слышу. Бодрей! Это – только Порог Жизни Человека. – Будь смел. Иди. -176-      Неизвестный, отрывисто и глухо Тороплюсь... Но душно! Скорее Сквозь преддверие проводи. Даже отблеска фонарей     Нет в воде...      Хриплый напев старческого голоса Медленно лижет земную породу,     Зыблется топкое тло... Вязкую, тяжкую, плотную воду     Глухо колышет весло. Узкий причал мой блюдут издалека     С черных окрайн фонари – Злые молчальники, стражи потока,     Светочи – нетопыри. Вязок и медленен ток Ахерона,     Нем с неподкупным слугой...      Неизвестный Даймон, какие кромешные страны!     Что за угрюмый покой... Тишина. Близкие всплески весел.      Даймон В этом челне воздержись от движенья,     Зоркость утрой... Господи! Помоги возвращенью,     Силы даруй.      Неизвестный Я готов. Я должен. Но смертная Леденит мою кровь тоска... Ночь плотнеет? Здесь – тьма спертая, Несдвигавшаяся века...      Даймон Сердце того, кто выйдет на берег Этих отверженных стран, Испепелится, и дух его горек Станет, как сам Ахерон.      Голос перевозчика, глухо Взад и вперед – неподвижно движенье,     Плотные волны – все те ж... Вечная полночь! Избавь от служенья,     Сном непробудным утешь... -177- Тишина. Теперь крипта представляется высоко вверху,  превратившись  в  неясно светящееся пятнышко. Посвистывает ветер.      Даймон Ты видишь?      Неизвестный          Не знаю... Я чувствую Смещение координат, Томящее головокружение... Неясность пути назад... Немыслимое сооружение – Нет, кажется, груды гор... Пульсирование их и движение, Как чаш под грузами гирь...      Даймон Не с той ли, быть может, громады могучей     Когда-то услышал ты пенье?      Неизвестный Но голос тот был и пьянящ и летуч,     И смутен, как нежная тень...      Даймон Что же пела она?      Неизвестный Не знаю... Слова напрасно ловлю, До сознанья лишь стих долетел:      «Нищ твой удел –     Стать на краю, Робко взирающим в пропасть мою:     Не на краю –     Лишь в глубине Горшей из бездн            причащаются мне». Пауза. Помню образ:  «Здесь, за Ахероном, Охраняя тайный мой приют, Кружат луны в траурных коронах И поют, волшебные, поют..." Пауза. Я думал: то Велга, свое колдовство Сплетая над городом, пела... Но нет: необъятная, как божество Звала за последний предел. -178- Тишина. Кажется, будто ветер приобрел большую  силу  и  заунывность,  налетая порывами, похожими на вздохи великанов.      Еле слышные голоса в крипте – Станем вокруг спускающегося Братством суровых клятв! – Обережем тоскующего Собором наших молитв! Ты стал в эту ночь вдохновения Для нас – духовным окном... – Чьи жалобы, чьи воздыхания Сквозь слух твой сочатся к нам?      Неизвестный, слабо вскрикивая Это они! Узнаю! Их державный Облик, багровую ткань покрывал... Вон, среди них тот колосс, что недавно Из саркофага смертного встал!      Даймон Пленники, вечные кариатиды, Ныне поддерживающие Цитадель; Те, кто ковал былые победы Царства,         теперь растущего вдаль; Ваши прапрадеды,                 ваши деды, Старых триумфов былая скрижаль.      Неизвестный Да, – сединою нездешней седы Бурые лики... Щемяще жаль Мне этих узников. Но... как странно: Нет, они движутся! Камень и сталь Медленно приподымают... Туманно Вижу унылый и жесткий стиль Сумрачных зданий этой вселенной, Этих дорог багряную пыль... Голоса движущихся кариатид – смутные, невнятные, –  отдельные  слова, еле связанные друг с другом; стенания, почти лишенные смысла    – Строй,    раб, поддерживай    Свой    плен – Груз глыб живой! -179-    – Пусть    труд бездомника:    Жар    магм припомни-ка!..    – Смерть    если б смилостивилась...    – Ночь    если б сжалостивилась!    – Хоть    в персть развеивание...    – Хоть    в прах расслаивание...    – Хоть    в пыль размалывание!..    Нет    нам помилования. Безмолвие. Никакого ответа. И опять стоны, похожие на мольбу.    -Дух!    Храм    вверх строящийся!    – друг,    брат,    брат кающийся!    – Ты,    гнет    барм сбросивший!    – Ты,    смысл    карм взвесивший!    -Ты    знал    крест царствования;    – Ты    блюл    долг бодрствования... -180-      Голос Императора-Искупителя      с огромной высоты, далеко над катакомбами Схожу,       но порог ваш засыпан                           и взгорблен, Правящий игва мудр, как Ликург, И гекатомбы неслыханной скорби Спуск преградили                 в ваш                      Друккарг. Теперь ухе не ветер, не стоны кариатид, но медленные удары глухого, с огромными  интервалами,  всю  землю  сотрясающего  пульса  различаются  в звуках, которые недавно казались порывами ветра.      Даймон Ты мечтал о траурных лунах –     смотри, поэт! Других     в преисподних лонах          Нет. Три светила тусклого цвета, похожего на темно-лиловый,  проступают  в рыжем пространстве среди несущихся  паров. Одно  из  них  кажется  почти черным. Представление верха и низа сдвигается:  область  лун  кажется  то небом, то глубиной пропасти.      Даймон Так видят игвы               миры страданья, Тлеющие        в средоточье земном, Преддверья обратного мирозданья, Первые       из его наружных хором. Смотри, коли смеешь, на это солнце, Яснеющее         сквозь клочья паров: Его ль инфракрасные протуберанцы В твой сон возносились                       со дна миров?      Неизвестный Его.      Даймон     Любуйся ж на дымные космы, – Лик ада, рассматриваемый в ребро: Это – не солнце: лишь Антикосмос, Творчества дьявольского ядро. -181- Теперь крипта катакомб кажется затерянной в недоступной высоте и едва мерцает, как звезда.      Неизвестный Вижу неимоверную крепость, Подобно хребту –                 острием                        вниз: Да, конус из черных базальтов                              в пропасть     Венцом повис. Черными молниями                 ширяют, Снуют вокруг – Не знаю, кто – помавают, реют,     Блюдут порог.      Голоса игв – Упитаны ли по стойлам бойцы?     – Вскармливаются;     – Ох, вскармливаются. – Просачивается ли шемойя в сердца?     – Всачивается...     – Ох, всачивается! – Готовы ли раругги соседних шрастр?     – Вскидываются...     – Ух, вскидываются... – Наш луч пепелящий достаточно ль остр?     – Взлизывается!     – Ух, взлизывается!      Даймон Сквозь них... напрямик... твердо, Не оборачиваясь – спеши: Всем ярусам этого города Открой слух души! Точно  порыв  раскаленного  воздуха  опаляет  окрестность. Слышится клокотание,  стремительное  снование,  сплетание  и  расплетание  чьих-то обширных  «я», объединенных тревожным и поспешным трудом.      Голоса раруггов – Всплеснулся ль к мирам демиурга наш круг?     – Всплескивается...     – Ух, всплескивается! – В Небесном Кремле нерушим ли порог?     – Взламывается!     – Да: взламывается! -182-      Резкий голос Великого Игвы С подземного Юга грядут войска      Раругги     – Вздыбливаются!     – Вздыбливаются!      Великий Игва Уж рвутся из Северного тайника –      Раругги     – Вспучиваются!     – Вспучиваются!      Игва С подземного Запада летят, как смерч.      Раругги     – Взвеиваются!     – Взвеиваются!      Игва Из скважин Востока змеятся вверх.      Раругги     – Взвихриваются!     – Взвихриваются!      Неизвестный Так вот чье господство чествовали     Наши народы в гимнах... Вот кого мы предчувствовали     В корне зол повседневных... Даймон, не в этом пространстве ли     Небесная наша царевна?      Даймон Вот. Внезапно приоткрывается необозримое  по  своей  длине,  но  невысокое сооружение,  может  быть,  небольшая   часть   кольцеобразной   крепости, окаймляющей Друккарг. Ее стены местами излучают  слабое  голубое  сияние: других источников синего или зеленого цвета в этом слое нет. Неизвестный опускается на колени. Молчание.      Голос Навны Подошел? Приблизился? – милый Мой мальчик, искатель мой смелый! Поведаешь людям, что видел, -183- Что горестный дом мой проведал... Теперь ни в гробу, ни в темнице, Ни в самом глубоком колодце Мой отблеск тебе не затмится, Лазурная нить не порвется. Неизвестный молча целует багряную землю Друккарга.      Даймон Но разве не видишь местами От крепости отсвет другой?      Неизвестный, поднимаясь Да, странное, зыбкое пламя Оранжево-рыжей дугой. Здесь я не думал встретить другую, – О, ее тоже, как встарь, узнаю, – Боже, но те ли               слова ее рдели Пурпуром страстным                   в юность мою?      Стенающий голос Жгут меня душные глыбы... Жмут меня крепкие скобы... Жажда палит мои губы... Вздернуто тело на дыбы!      Голоса в Цитадели Безрассуден твой гнев,                  мать темная: – Иль не видишь – растет                  рать шумная, – Крепнет наших фаланг                  стать дымная,     Неуемная!      Афродита Всенародная Что мне до огненной мощи? Рвут меня крючья и клещи, – Все беспощадней, все резче Ветер из бездны горящей! Плоть моя плачет все горше Каждым бездомным ребенком! По лагерям и застенкам! По безымянным поминкам! По очагам разоренным! По колумбариям! Урнам! По искалеченным кармам! Камерам! каторгам! тюрьмам! – -184-      Голос уицраора Если б мудрость           твою колеблющуюся                   умчало То видение,           что владычествует                   во мне – Как померкло бы           для тебя                этих дней начало В этом городе,           в этой сумеречной стране!      Афродита Всенародная Что мне до лютой гордыни Зодчих вот этой твердыни? Ропщет вся кровь от страданий, В красных стигматах ладони! Ты обещал мне, как чудо, Новые дивные чада, Но от твоей благодати – Только чугунные дети! Строите этот чертог вы Мудростью старшего игвы, Проклято черное семя! Рухнет в ничто ваше имя.      Уицраор Это – призраки               твоей ревности                             и безумья! Что мне игва             с его рассудочным чертежом? Лишь – орудье мое покорное,                            только – зубья, Лишь – до времени,                   перед огненным                                 рубежом. Вижу солнцем себя ликующим,                            и монады, Что вращаются,               торжествующе                           и звеня – Мне покорствующие                  мириады                         и мириады, С гимном ангелов                 погружающиеся                              в меня. -185- Сломан стержень                перенапрягшихся                               коромысел! Иль ты все еще,                ослепляясь,                           не поняла, Что подобного              вседержителя                          не возвысил Никогда еще            дробный хаос                        добра и зла?      Неизвестный – шепотом Вижу его непроглядную ауру, Бурю в мерцающем взоре...      Отдаленный голос Карны Горе последнему из уицраоров,     Горе!      Голос Великого Игвы      в тайнике великого капища, среди посвященных Гордыня бешеная и слепая     Окрепнет пусть: Полезна власть его над толпою,     И гнев, и злость; Чтобы мятежника-демиурга     Швырнуть в Уппум; Чтоб мир, бушующий вне Друккарга,     Нам стал рабом. Великий Игва впадает в транс. – Смотрю в геенну. Мой дух в ознобе,     Лишь ей слуга. Инфра-лиловая в черном небе     Горит дуга. Пылает, блещет от края к краю,     Мостом вверху... Какому гимну доверю тайну,     Хвалам, стиху?.. Гагтунгр! Я внемлю! Я зрю воочью     Сквозь весь Энроф * Метагалактики средоточье –     Итог миров: ___________ * Энроф – космическое трехмерное пространство, астрономическая вселенная. -186- Обитель господа Люцифера     В живом огне... Замкни уста мне. Пусть эта сфера –     Тебе и мне. Великий Игва погружается в беспамятство.      Неизвестный А, сатанинская мистика! Верность глубинной скверне!.. Это – хитрей, чем свастика И пентаграмма черни... Так вот какого владычества, Царства какого ради Длит балаган свой жречество В нашем, в наземном граде...      Слабо различаемый голос Ректора в катакомбах ...За эту химеру немыслимую Мы платим в круговороте Золотом жизней бесчисленных, Ценою народной плоти...      Даймон – грозно Народного духа! Молчание.              – Дальше, ниже: Где души – как клочья дыма... Он плачет о плоти?                   Взгляните же На то, что непоправимо. Теперь делается ясно, что источник ударов, казавшихся ударами пульса, стал ближе. Крипта,   мерцавшая   слабой   звездой   вверху,   исчезает окончательно. Чувствуется  колоссальная  глубина. Обоих   спускающихся охватывает мглистый, едва освещенный туннель со слабым уклоном вниз. Над медленно текущим по дну потоком  возникают  как  бы  завитки  промозглого тумана, бессильные оторваться от бесцветных вод. Однако они  еще  одарены способностью жалобных, почти бессловесных звучаний.      Неизвестный Кто это?.. чьи это голоса,     Дух надрывающие?      Даймон То – неимеющие наименования             владельцы карм           все         длят -187-      свой    плен: Кишат, и носятся, и опускаются             уже без форм,           в хлябь,         вниз,      в глубь    пен: Скорлупы дряблые,                недоразвеянные             там, на земле –           сор         дней,      шлак    душ, Когда-то прядавшие                по стокам города             в поддонной мгле           жерл,         ям,      рвов,    луж...      Неизвестный Вижу – вижу в них                 отсветы Прожитых наверху                 дней, – Стойл, квартирок,                  углов выцветших, Суету      праздных теней...      Всплески слабых голосков – По хлябям вспучиваемся... – Во мгле раскачиваемся... – Чуть-чуть вскарабкиваемся... – От волн отталкиваемся... – Ах, если б в теплышко! В родное дуплышко! – Ах, в норку б черненькую... – Ох, в тельце б жирненькое...      Даймон Это – те, кто растлен                капищем, Кто – без ядер, кто стал                скопищем. -188-      Неизвестный Но они ж невиновны, даймон! Тяжесть страшных вин –                       на других... Объясни мне, ответ дай мне: Что взыскать Ему с малых сих?      Даймон Не знает взысканий, струит благодать     Великое Сердце Вселенной Творя, как Отец, и тоскуя, как Мать,     Как Сын выводя из геенны. В боренье с богоотступными  «я"     Законы и карма возникли: Они – не всеобщи для форм бытия,     Но царственны в нынешнем цикле. Они – равнодействующая, итог;     Мы волим их снять, уничтожить; Страданье впивающий Противобог     Их грузность стремится умножить.      Неизвестный – упорно Что же тем, кто растлил  «малых»? Кто несет всю вину                   воль?      Даймон Скоро, в ужасе небывалом, Ты простишь им всю кровь и боль.      Неизвестный Им?!     Самому Иисусу не вывести     чьих зол след?! Пощады от человеческой совести     Им – нет! Нет им за этих несчастных, извергнутых     Вспять,     в муть волн, Мукою чьей сердце Бога истерзано,     Сам рай полн! Источник  ударов,  казавшихся  биением  пульса,   теперь   становится очевидным. Только  слои,  несравненно  более  глубокие,  чем   Друккарг, способны были бы привести  в  движение  этот  океан,  подкатывающийся  на берега всей тяжестью своих чугунных спондеев. -189-      Даймон Вспомни же миф о бесстрастности мойр, Режущих грешные судьбы: Пояс бушующих магм,                    Укарвайр, Смог ли ты перешагнуть бы?      Неизвестный – резко Я знаю. Я должен. Ступивший на край Ждет спусков до дна, а не свадьбы. Спуск продолжается. Чувствуется минование новых и новых слоев, может  быть,  целых  миров нисходящего ряда, пока внизу не  начинают  вздыматься,  изгибаясь  кривою необозримой длины, гороподобные волны, мутно светящиеся  красновато-рыжим сиянием.      Даймон Напрасны яростные,            задыхающиеся                     хулы, Напрасны самые испепеляющие                     из покаяний, Когда расплющивают            ометалличивающиеся                     валы Неповторимейшее            и драгоценнейшее                     из достояний.      Неизвестный, содрогаясь Как же войдем мы в горящую эту среду?      Даймон     Разве ты чувствуешь жар? Ты призраком, не подлежащим суду,     Проходишь              сквозь Шаданакар.      Неизвестный А ты?      Даймон          Мое телесное тело – здесь,     Твое – в катакомбах спит, Мистическим разумом видь                         и взвесь,     Что на тебе                нет пут. -190-      Неизвестный, погружаясь в стихию Укарвайра Как странно – ни в чем не встречать преград,     Сквозь лавы тенью скользя, Они прозрачными сделались... Брат,     Кто скажет теперь  «нельзя»? Свирепеющие порывы стихии, никогда не видевшей солнца и неба, бушуют со всех сторон.      Даймон Вникни в шумное ликование     Этих демонов, этих бурь, В их безумное тоскование,     В злую алчность, в их гнев и дурь; До Голгофы, до Гефсимании     Воздвигал им народ алтарь, И неистовые их гармонии     Уж не те, что гремели встарь...      Голоса тех,      кто бушует в магмах, начинают и вправду свидетельствовать      о каком-то странном, тоскующем восторге – Торжествуй,              сонм                  кличущий, – Снаряжай,            сонм                плещущий, – Направляй,             сонм                 свищущий,                          Наш корабль                      в путь,                   в даль. – За чертой            душ               брошенных, – На весах           дел              взвешенных, – Навсегда           с нив                скошенных,                          С золотых                нив           воль. -191- – Унесем         их           плавными, Как размах           крыл               волнами, Где царит          Мать              Полночи,                      Глубже магм –                к ней,              к ней. – Измельчим            в пыль                  дымную, – Завихрим           в зыбь                 темную, – Запоем         песнь              шумную                    На помин                 их              дней. Из глубин Укарвайра стремительно поднимается, проносясь  мимо,  нечто прямоугольное, громадное и черное, похожее на гроб.      Неизвестный, вздрагивая Так он был отсюда?                   И снова наверх?     И снова в злосчастный город?.. Где же все те, кого он низверг?     В каких еще адских горнах?..      Даймон Они вокруг нас.      Неизвестный Но я их не слышу...      Даймон Они вокруг нас.      Неизвестный Но я их не вижу!      Даймон Взгляни на дрожанье багровых шаров,     Качаемых в огненной влаге. -192-      Неизвестный Но... это ж не люди!      Даймон          Забудь про Энроф,     Про тех, кто дремал в саркофаге: То были гиганты. Пигмеи – вот тут.     Здесь каждый                 лица лишен: Ты видел когда-то пышный парад     Бездумных людей-машин; Не там, но здесь – решающий плод     Того, что любой свершил. Есть ярусы глубже: тираны, цари,     Псы века там платят долг, Мучители наций, сердца-упыри,     Предтечи и слуги Велг.      Неизвестный, молясь в нестерпимой тоске Плачь, Великое Сердце!               Кому из народных святилищ Благовонным туманом               текли славословия, – плачь! Плачь о хлопьях чистилищ,               о бедных уродах страдалищ, Где вослед за страдальцем               на муку восходит палач! Плачь, Великое Сердце,               о бездомных скорлупах, Чей удел невозвратный               мог быть строг и велик; О мятущихся клочьях               на последних уступах, Обо всех, утерявших               человеческий лик! Плачь о гибнущих ныне –               о живых мириадах, Ежечасно сходящих               по горящей стезе: О потоптанных всходах!               обескрещенных градах! О садах и народах,               обреченных грозе!..      Даймон Готов ли теперь                к последнему спуску: -193- Глубже страдалищ, в тихий Суфэтх?      Неизвестный Я спуска просил. И не отступаю. Сердце сгорело... Ветер подул В душу нездешний...                    Уж затихает Гул Укарвайра – все голоса...      Даймон Ты коснешься миров окончательной пыли, Но и кладбище то – лишь полоса. Выше  и  выше  удаляются,  замирая,  звуки  огненного  океана;  снова минуются за слоями слои; и молчание пустот,  отделенных  от  человечества невообразимыми толщами, поглощает все. Чуть слышное шуршание, похожее  на пересыпание песчаных массивов, одно  говорит  о  жизни,  еще  шевелящейся там.      Неизвестный, тихо-тихо Пустыня... Но сумрак все непроглядней...     Только вверху – лиловатый нимб...      Даймон Все тот же Нергал, – солнце исподнее;     Это – скорлупы, еще шуршащие         Внизу, под ним.      Неизвестный Нет, не осмыслить                  смыслом разумным... Будет ли этим несчастным возврат?      Даймон Не замедляя, прошли мы бесшумно     Мимо щелей               в ад. Тот, кто сорвался                  к Гагтунгру,                              и глубже,     Глубже, на планетарное Дно, Еще не погиб. Но в этой вот стуже     Бессмертье прекращено.      Неизвестный невнятно Давит тоской нечеловеческой Мудрость о семенах и плодах. -194-      Даймон Душу утратив, отсюда в космический     Мрак         выпадает                 развенчанный дух. Спуск невозможен:  «я» гаснет,                      И след его Здесь обрывается под золой...      Неизвестный Значит, и глубже, глубже вот этого         Есть еще слой?!      Даймон Дыры в пространства галактик.                 Дно Мiра.      Неизвестный     ...Вечность?.. Ответа нет.      Неизвестный, трепеща Я понял:     недвижный миг              предельной муки.      Даймон Там нет времен. Но смысл огромных циклов Чтоб время там возникло, как у нас. А над шуршанием пересыпающихся скорлуп снова колеблется – уже яснее – завораживающий и печальный      Женский голос       Магмы глубин,       Волны миров – Мой неумолчно звучащий покров:       Дивно грущу...       Мир ваш пряду... Темных героев на Дно мое жду.       Сдайся! приди!       Дух остуди, Космос угаснет вдали, позади –       С блеском небес,       С плеском морей, С вольными криками птиц и зверей.       Мир отмелькал...       Пир отсверкал... -195- Миру на смену встает мой Нергал...       Снидь же в края       Небытия, Вне вашей утлой вселенной – как я!      Неизвестный Так вот мне откуда звучал этот голос, Маня в неисхоженные пустыри...      Даймон Великой Блудницей когда-то приснилась Она мудрецам христианской зари.      Женственный голос, замирая с беспредельной тоской       Вечно грущу...       Мир мой пряду... Темных героев на Дно мое жду...      Даймон Вечно томит она, вечно неверная, Похотью духа язвит наши сны... Хочешь ли странное имя? –                          Фокерма, Женственная ипостась сатаны. Тишина.      Неизвестный Испепелилось во мне до конца Все от выдумщика и самозванца. . . . . . . . . . . . . Если когда-нибудь,                   сквозь колдовство Этих пучин возвращусь я под солнце...      Даймон Ты возвращаешься.                  Ты возвратился! Веки трепещущие подними: Новым рожденьем дух твой родился       Между людьми.      Голоса в крипте Ты с нами, родной наш скиталец – Наш странник, искатель, пришлец! Прислушайся к рокоту улиц, К гудкам поездов у околиц... Стены  освещенной  крипты   проступают   из   мрака   там,   где   не представлялось ничего, кроме пустынь Суфэтха. -196-      Даймон Друг! настал раздвигающий Миг судьбы твоей: слышишь – Бремена возлагающий Приближается свыше; Будешь миром водительствовать Над уклонами к безднам, Будешь людям свидетельствовать О Благом и о Грозном.      Голос Великого Посвящающего Все ли, что явлено – понято? Все ли, что понято – принято?      Даймон                         Все.      Посвящающий Все ли, что просится – выстрадано? Все ли стороннее вытравлено?      Даймон                         Все. Стройно вязал я для младшего брата В космос – виденья пучин и святынь. Жаждой пророчества сердце объято...      Неизвестный                         Аминь.      Даймон В бурную душу младшего брата Я низводил поток благостынь С фирнов Олимпа, Кремля, Монсальвата.      Неизвестный                         Аминь.      Даймон Мышцам духовным младшего брата Мы сообщаем крепость твердынь Горнего Града. – В путь – без возврата!      Неизвестный                         Аминь.      Голос Великого Посвящающего Знанья верховного чистый чертог – Встань из развалин сознанья! -197- Тишина. Божьего пламени жгучий росток, Вспыхни из ран состраданья! Тишина. Воли верховной творящий поток, Хлынь для чудес созиданья! Тишина. Сердца Вселенной гонец и пророк, Встань для борьбы и скитанья! Тишина.      Голоса в Небесной России Духом пронизанный, К вести помазанный,     Чист пред судом, Стал нашим братом, Венчан Синклитом,     К власти ведом.      Посвящающий – к Посвящаемому Но знай: радушьем этот век Нас не встречает у порога: К кострам сирот, бродяг, калек Сперва скользнет твоя дорога. Казнен изгнаньем, как Адам, Клеймен судом, как лютый Каин, Пойдешь по мертвым городам Скорбеть у выжженных окраин. Сольются искры душ кругом В безбрежном зареве страданий; Им будет чужд и дик псалом Твоих безумных упований. Ты, как юродивый, молясь Бросаться станешь в пыль дороги, Чтоб хоть земля отозвалась На миф о демонах и Боге!      Неизвестный, теперь – Экклезиаст* Ведь наград не ищу я По излучинам ночи: Знаю, действую, чаю – И не властен иначе. * Экклезиаст (греч.) – буквально  –  проповедник. Здесь  –  человек, удостоенный дара  вестничества,  то  есть  провозглашения  и  утверждения эпохальных или сверхэпохальных духовных истин. -198-      Посвящающий Отрада будет: взор детей. Он мглистой ночью городскою Из нор, трущоб, из пропастей Ответит блеском и тоскою; Обступят трепетным кольцом Любви, мечты, надежд, единства, Раскрыв пред истинным гонцом Горячих душ гостеприимство. В дыму окрайн, в чаду квартир Они твой жгучий зов припомнят, В широкий, Бога ждущий мир Они уйдут из затхлых комнат, Они враждующий прибой Утишут мудростью, венчая – Верховным куполом – устой Всечеловеческого рая.      Экклезиаст Только этого, Отче, Я ищу и взыскую: Быть в содружестве зодчих, Строить в высь голубую.      Голос Посвящающего, удаляясь Тогда наступит твой зенит. Тогда тебя Синклитом встретим И Яросвет благословит Тебя венцом:             вторым                   и третьим.      Даймон Во всякий час: среди ли темных вьюг, В разгаре ль битв, на царственном закате ль Всегда с тобой мы, наш любимый друг, Вершин и бездн России созерцатель.

Примечания к актам 5-8 книги «Железная мистерия»

Примечания Б.Н. Романова

Акт 5. Ущерб
Уицраор Жругр вторгся в зону одного из соседей, умертвил его и, пожрав его сердце, отпочковал новое, как бы синтетическое детище. – речь идет о рождении Лай-Чжоя, уицраора коммунистического Китая, упоминаемого далее по тексту «Железной Мистерии». Также см. РМ.
Раины – старинное название рей.
Оцет – уксус.
Император-инок – Александр I; см. РМ.
Вариант рефрена «Господи, помилуй!» (с. 116): «Посети, спаси, помилуй!"
Припомним когда-нибудь и Саваофу//Этот террористический акт! – имеется в виду смерть И.В. Сталина в результате прерывания трансфизического канала инвольтации, связывавшего его с Третьим Жругром. см. РМ.
Новый претендент – имеется в виду Н.С. Хрущев.
Конец прохвосту. Спокойней-ка://На нем – все вины покойника. – имеется в виду арест и расстрел Л.П. Берии.
Я – у ворот...//Рушьте порог... – попытка того, кто в земном воплощении был Сталиным, преодолеть, мощью сил, вливаемых в него демонами, действие закона кармы, проникнуть в шрастр России, воцариться среди античеловечества игв. см. РМ.
Акт 6. Крипта
О плавающих, о затерянных... и далее – здесь: аллюзия на ектинью «О плавающих, путешествующих, недугующих; о вдовицах и сиротах; о в пленении сущих, в судах истязуемых...» (см.: Историческое, догматическое и таинственное изъяснение Божественной литургии. М., 1993. С. 318).
Задумчивой Таней – здесь: героиня романа «Евгений Онегин» А.С. Пушкина.
Гордой Еленой – здесь: героиня романа «Накануне» И.С. Тургенева.
Кроткая Соня – здесь: героиня романа «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского Соня Мармеладова.
Поэту во мгле... и далее – имеется в виду А.А. Блок и его книга «Стихи о Прекрасной Даме» (1905).
Эон – мировой период. см. РМ
Ведомо//Едва ли десятку тысяч//То имя – философ и поэт Вл.С. Соловьев; см. РМ. Его имя было основательно забыто в советский период российской истории.
Трижды он был восхищен – речь идет о мистических видениях Вл.С. Соловьева, описанных им в поэме «Три свидания» (Москва-Лондон-Египет. 1862-1875-1876) (1898); см. РМ
«Рыцарь-монах» (1910) – статья А. Блока о Вл.С. Соловьеве.
Он сжег золотое созданье – Н.В. Гоголь; см. РМ.
А следующий – как молния – М.Ю. Лермонтов; см. РМ.
Запечатленным стихом предварил – имеется в виду стихотворение М. Ю. Лермонтова «Предсказание» (1830); см. РМ.
Тот, кто сходил//В недра душ человеческих – Ф.М. Достоевский; см. РМ.
Акт 8. Спуск
Пентаграмма черни – здесь: пятиконечная звезда.
Кто растлил «малых» – имеются в виду слова Евангелия от Матфея (XVIII, 6): «Кто соблазнит одного из малых сих...» и далее.
Мойры – в греческой мифологии три богини судьбы.

Примечания В.И. Грушецкого

Примечания М.Н. Белгородского

---

Предыдущая: (1) Вступление; акты 1-4.

Далее: (3) Акты 9-12; поcлесловие.