![]() | Главная: Библиотека портала
«Воздушный замок» (ВОЗ). |
![]() | Учетная веб-страница с аннотацией данного материала в Библиотеке ВОЗа |
Трилогия «Царство Зверя» представляет собой логическое художественное и философское продолжение и завершение трилогии «Христос и Антихрист».
Антихрист, согласно учению апостола Павла,– «человек греха, сын погибели», который «в храме Божием сядет... как Бог, выдавая себя за Бога» (Второе послание к Фессалоникийцам, II, 3, 4). Это и есть апокалиптический Зверь, лжехристос и враг Христа, которого, однако, Христос победит (Откровение [Апокалипсис] Иоанна Богослова, XVII, 14; Второе послание к Фессалоникийцам, II, 8, 9).
Если в романе «Петр и Алексей» в образе Петра Великого явственно проступают черты Антихриста (он носит личину глубоко верующего, но глумится над Церковью и губит ее), если Антихрист уже тогда появился в России, то в начале XIX столетия, по мнению писателя, Антихрист побеждает, и, хотя победа эта внешняя и временная, Россия, тем не менее, превращается в Царство Зверя. Но христианские страны имеют своих небесных покровителей. Например, покровитель Англии – св. Георгий Победоносец, Испании – апостол Иаков-младший, Франции – св. Денис и т.д. Россия же с древнейших времен называется Домом Богоматери, с Ее иконами шло на битву русское воинство: с Донской иконой – войско князя Дмитрия Донского, с Казанской – войско князя Дмитрия Пожарского, со Смоленской – армия М.И. Кутузова. И поэтому полное ужаса, крови и грязи повествование в романах Мережковского о России неожиданно завершается мажорным заключи тельным аккордом: «Россию спасет Мать».
Хронологические рамки русской истории в трилогии «Царство Зверя» очерчены предельно точно: первая четверть XIX века. Была ли Россия этой эпохи Царством Зверя?
Начнем с Павла I. Конечно, о любой исторической личности можно услышать разное. И все же не часто одному и тому же человеку давали столь противоречивые, а подчас и взаимоисключающие характеристики.
Так, президент Российской Академии наук кн. Е.Р. Дашкова писала: «Ссылки и аресты стали событиями... обыденными... Я была глубоко потрясена... ужасом, сковывавшим решительно всех, так как не было почти дворянской семьи, из которой хоть один член не томился бы или в Сибири или в крепости... Всюду царил страх и вызывал подозрительное отношение к окружающим, уничтожал доверие друг к другу, столь естественное при кровных родственных узах. Под влиянием страха явилась и апатия, чувство губительное для первой гражданской добродетели – любви к родине».1
Герой 1812 года, поэт Денис Давыдов в «Воспоминаниях о цесаревиче Константине Павловиче» говорил, что Павлу «...нельзя было отказать в замечательных способностях и рыцарском благородстве...»2.
А вот взгляд на Павла I из иной эпохи, из более поздних времен.
В.Ф. Ходасевич: «...мы решаемся утверждать, что до тех пор, пока позорное клеймо тирана и изверга не будет снято с императора Павла, все слова о нелицеприятном суде истории будут звучать кощунственною насмешкой. Он осужден своими убийцами. Осуждая его, они оправдывали себя.
Историческая наука согласилась с судом убийц. В борьбе личности с обществом (особенно когда этой личностью является самодержавный монарх) она считала для себя обязательным неизменно брать сторону общества. Всякая оппозиция могла безошибочно рассчитывать на сочувствие науки, так как она являлась носительницей «прогресса», этого кумира минувшего века.
Правда, стараясь быть беспристрастными, ученые-исследователи павловской эпохи особенно подчеркивали психическую ненормальность Павла Петровича и в условиях его личной жизни видели некоторые обстоятельства, как бы смягчающие его личную вину... Но взгляды, свойственные их времени, не позволили им признать, что кроме исторической правоты существует большая правота – моральная.
Допустим даже на миг, что в убийстве Павла общество было исторически право: Павел мешал ему жить так, как оно хотело. Все же высокая моральная правота была на стороне государя, и это вовсе не потому, что он был жертвой, а общество палачом: убийство было последним и сравнительно наиболее благородным приемом борьбы, разыгравшейся между подданными и их государем. Мы также не станем оправдывать убитого государя его сумасшествием, потому что в таком оправдании он не нуждается, да и не имеет оснований на него рассчитывать»3.
Художник А.Н. Бенуа, глубоко изучивший эпоху Павла, признавался: «Как мне понятна ... любовь (вовсе не почтение и не страх, а именно нежное и любовное чувство), которое он умел внушить к себе...»4.
«Император Павел по характеру не был тупым, кровожадным извергом, каким не раз его изображали историки русские и иностранные. От природы человек одаренный, он стал жертвой душевной болезни... Неограниченная власть самодержца превратила его личную драму в национальную трагедию»5. Это мнение человека, весьма осведомленного в русской истории,– писателя Марка Алданова.
Дело историков – беспристрастно и нелицеприятно воссоздать историческую ситуацию и образ императора Павла I. Можно сказать только, что кн. Дашкова не покривила душой, создавая столь мрачную картину. Но также известно, что она питала антипатию к ненавистному сыну обожаемой ею Екатерины II и, будучи сослана Павлом, не могла быть к нему объективна. Она совсем не упоминает о его благих деяниях: он отменил тяжкий рекрутский набор, объявленный Екатериной, отменил разорительную для крестьян хлебную подать, запретил продажу крепостных и дворовых без земли, освободил Радищева и Новикова, освободил и щедро наградил бунтовщика Костюшко. Указ от 5 апреля 1797 г., подписанный в день коронации Павла, запретил работу на барщине по воскресным дням и содержал совет ограничиваться трех дневной барщиной. Похоже все это на деяния Антихриста?!
А что можно сказать об отношении современников к Александру I?
Там – громкой славою, Сильной державою
Мир он покрыл. Нас осенил,– |
Это А.С. Пушкин («Боже! царя храни!»). Но у него Александр и «венчанный солдат» («На Стурдзу»), он же и «враг труда», и «Нечаянно пригретый славой, // Властитель слабый и лукавый» («Евгений Онегин», гл. X). И о нем же: «Покойный царь еще Россией // Со славой правил» («Медный всадник»), и еще:
Ура, наш царь! так! выпьем за царя! Он человек! им властвует мгновенье. Он раб молвы, сомнений и страстей. Простим ему неправое гоненье: Он взял Париж, он основал Лицей. 19 октября («Роняет лес багряный свой убор...») |
Александр отличался «тонким, просвещенным умом, мужеством, хладнокровием, очаровательным обращением»6.
А вот как характеризует Александра выдающийся русский историк В.О. Ключевский: «...Александр вступил на престол с запасом возвышенных и доброжелательных стремлений, которые должны были водворять свободу и благоденствие в управляемом народе, но не давал себе отчета, как это сделать. Эта свобода и благоденствие, так ему казалось, должны были водвориться сразу, сами собой, без труда и препятствий, каким-то волшебным «вдруг». Разумеется, при первом же опыте встретились препятствия; не привыкнув одолевать затруднений, великий князь... приходил в уныние. Непривычка к труду и борьбе развила в нем наклонность преждевременно опускать руки, слишком скоро утомляться; едва начав дело, великий князь уже тяготился им... имея 18 лет от роду, он уже чувствовал себя усталым и признавался, что его мечта – со временем, отрекшись от престола, поселиться с женой на берегу Рейна и вести жизнь частного человека в обществе друзей и в изучении природы... После царя Алексея Михайловича император Александр [производил] наиболее приятное впечатление, вызывал к себе сочувствие своими личными качествами; это был роскошный, но только тепличный цветок, не успевший или не умевший аккли матизироваться на русской почве. Он рос и цвел роскошно, пока стояла хорошая погода, а как подули северные бури, как наступило наше русское осеннее ненастье, он завял и опустился.
Такие недостатки, вынесенные из воспитания, всего сильнее отразились на первоначальной преобразовательной программе»7.
Перед нами самый обыкновенный человек, со своими достоинствами и недостатками, и уж меньше всего пригодный для роли Антихриста.
Николая I мы видим только в день восшествия на престол и в не скольких последующих эпизодах. Что ж, всякий человек имеет право защищать свою жизнь и уж тем более жизнь своих близких: войдем же и в его положение и не забудем, что Каховский, как бы ни относиться к нему, был убийцей. Не забудем и о том, что вдове Рылеева император назначил пенсию. А самое главное, невозможно говорить о «Царстве Зверя» применительно к человеку, только что принявшему бразды правления.
Но может быть Антихрист – Аракчеев? Это, пожалуй, фигура, наиболее подходящая, и тут уместно будет вспомнить, что существовал не только Аракчеев сам по себе – существовала и аракчеевщина. Так может быть, аракчеевщина и есть Царство Зверя?
Спору нет: в России первой четверти минувшего столетия было немало тяжелого и трагического. Крепостное право (существовавшее не только в России, но и в ряде других стран Центральной и Восточной Европы), аракчеевщина с ее военными поселениями, вызвавшими Чугуевский бунт, с непомерной жестокостью подавленный тем же Аракчеевым, а еще раньше – отправка Павлом войск в Индию, отправка им же целого полка в Сибирь, правда, возвращенного с дороги...
Все это так, но была ведь при этом и совсем другая Россия. Но похоже – героические, светлые времена русской истории не интересуют Мережковского.
Это была Россия-победительница – Россия, победившая великого полководца и сильнейшую армию (1812), Россия, не в первый и, как теперь нам известно, не в последний раз выполнившая свою высокую историческую миссию – миссию спасения других народов. Русский флот под командованием Д.Н. Сенявина разгромил турецкий флот в Дарданелльском и Афонском сражениях (1807). Успешно прошел поход русского флота под командованием Ф.Ф. Ушакова в войне с Францией (1798–1800).
В этой же России уже начался новый, невиданный расцвет великой русской культуры.
Не говоря о Пушкине, создавшем в эту пору многие свои шедевры, были Жуковский, которого Пушкин назвал «кормилицей нашей» в поэ зии, Крылов и Грибоедов, Языков и Батюшков, Вяземский и Баратынский.
В 1804–1824 гг. Карамзин создает свой монументальный труд «История Государства Российского», которым не уставал восторгаться Пушкин, называвший «Историю» «бессмертной книгой», ее создателя – «великим нашим соотечественником».
Появились крупные художники – Тропинин, Брюллов, Кипренский, гравер Иордан, за гравюру «Преображение» Рафаэля впоследствии получивший звание не только профессора Императорской Академии художеств, но и члена Флорентийской, Берлинской и Урбинской (на родине Рафаэля) Академий.
Появились молодые композиторы Верстовский и Глинка.
Начался сказочный взлет русского театра – Щепкин, Семенова. Колосова, Каратыгин. Серьезных успехов достиг русский балет – Телешева, Глушковский, воспетая Пушкиным Истомина...
И кроме того, было общество одаренных, просвещенных лю дей, способных понять и оценить великие творения культуры и состав ляющих ту питательную среду, без которой культура немыслима.
Невозможно обойти молчанием и еще одну область русской жизни – область, самое существование которой вряд ли возможно в царстве Антихриста. Это русская церковь.
В 1812 г. Александр I утвердил проект создания Библейского Общества, ставившего своей целью изучение Библии, сравнение переводов библейских книг на разные языки и перевод ее на русский и на другие языки народов Российской Империи. Помимо образованнейших представителей духовенства, к работе Общества были привлечены и светские люди, например, министр народного просвещения граф А.К. Разумовский, граф М.А. Милорадович, знаменитый М.М. Сперанский. В Библейское Общество вошли не только представители православного духовенства, но и других церквей – католической, протестантской, армянской. Из духовных лиц, игравших первостепенную роль в работе Общества, необходимо выделить священника Герасима Петровича Павского – «умного и доброго священника», как называет его в Дневнике Пушкин, выдающегося филолога и гебраиста, составившего грамматику и Хрестоматию еврейского языка, Еврейско-русский словарь, написавшего исследование «О книге псалмов», где, между прочим, первый доказывал ныне общепринятую точку зрения, что Псалтирь составлена не одним царем Давидом, а разными авторами. Он же был ответственным редактором переводов Книг Ветхого завета, а сам перевел на русский Евангелие от Матфея. Впоследствии он написал четырехтомные «Филологические наблюдения над составом русского языка», по поводу которых Белинский заметил, что «Павский один стоит академии».
Деятельность Библейского Общества сыграла в просвещении народов Российской Империи роль, которую трудно переоценить.
Евангелие от Иоанна перевел на русский язык архимандрит Филарет (Дроздов), впоследствии митрополит Московский, выдающийся деятель Русской Церкви. К митрополиту Филарету обращено стихотворение Пушкина «В часы забав иль праздной скуки...».
Выдающимся ученым был митрополит Киевский Евгений (Болховитинов), крупный историк и археолог. Помимо целого ряда трудов по русской истории, ему принадлежит находка «Грамоты великого князя Мстислава Владимировича и сына его Всеволода Мстиславича» («Вестник Европы», 1818), а археологические раскопки, которые он вел в Киеве, обнаружили фундамент Десятинной церкви, Золотых ворот и другие бесценные находки. Крупным церковным писателем и знаменитым церковным оратором был митрополит Платон (Левшин).
И, наконец, в эпоху, о которой идет речь, жил один из величайших, один из наиболее чтимых русских святых – Серафим Саровский, к слову сказать, любимый русский святой Мережковского.
Отдавая должное Мережковскому-художнику, Мережковскому-мыслителю и Мережковскому-эрудиту, мы должны ясно представить себе, что писатель, как это почти всегда с ним бывало, упорно оставался в плену той или иной своей идеи или исторической концепции, мало считаясь или даже вовсе не считаясь с реальной исторической ситуацией.
Но и сам Мережковский твердо верил в грядущее спасение России: «Россию спасет Мать».
Опубликовано: Мережковский Д.С. Собрание сочинений: В 4-х т. Т. 4. – М.: Правда, 1990. – С. 657-661.
1 Екатерина Дашкова. Записки 1743–1810. Л., «Наука», 1985, стр. 182, 184.
2 Денис Давыдов. Воспоминания о цесаревиче Константине Павловиче.— В кн.: Денис Давыдов. Сочинения. М., Государственное издательство художественной литературы, 1962, стр. 459.
3 В. Ходасевич. Павел I. — В кн.: В. Ходасевич. Державин. М., «Книга», 1988, стр. 291—292.
4 А.Н. Бенуа. Мои воспоминания. М., «Наука», т. 1, стр. 256-257.
5 М.А. Алданов. Заговор. Святая Елена, маленький остров. М., «Московский рабочий», 1989, стр. 7.
6 Денис Давыдов. Сочинения. М., Государственное издательство художественной литературы, 1962, стр. 460.
7 В.О. Ключевский. Сочинения. М., Издательство
социально-экономической литературы, 1958, т. V, стр. 210–211.