Ларец Скифа

Бахыт Кенжеев

Избранные стихи
Из сборника: Кенжеев Б. Стихотворения последних лет.
– М.: Тип. (2-й Магистральный туп., д. 7а), 1992. – 86 с. – Обл. 5.000 экз.
«Доктору наук Александру Садецкому...» (с. 11). Смерть.
Памяти Арсения Тарковского. (с. 14). Поэзия и поэты.
«Век обозленного вздоха...» (с. 16). Перестройка.
«Хорошо на открытии ВСХВ...» (с. 18). Сталинский период.
«Киноархив мой, открывшийся в кои-то...» (с. 19). Четвертая волна.
Родной язык-1. (с. 20). Поэзия и поэты.
Родной язык-2. (с. 21). Поэзия и поэты.
«Словно тетерев, песней победной...» (с. 22). Поэзия и поэты.
«В долинном городе – пять церквей...» (с. 24). Перестройка.
Каменщик... (с. 25). Перестройка.
«Запрокинувший голову раб...» (с. 26). Древний Рим.
«Законы физики высокой...» (с. 29). Посмертие.
«Безымянное небо. Зеленка, и йод...» (с. 30). Перестройка.
«И темна, и горька на губах тишина...» (с. 31). Поэзия и поэты.
«За головокружительною далью...» (с. 32). АЭ. Иной мир.
«Куда плывет скрипучим кораблем...» (с. 33). Человек.
«Расскажи мне об ангелах...» (с. 36). Перестройка.
Послания (Монреаль, 1889). Эмиграция.
«То могильный морозец, то ласковый зной...» Человек.
«Седина ли в бороду, бес в ребро...» Посмертие.
«Обманывая всех, переживая...» Любовь.
«Молоко ли в крынке топится, усыхает ли душа...» Человек.
«Когда безлиственный народ...» Поэзия и поэты.

* * *

Доктору гуманитарных наук Александру Садецкому,
предложившему автору беспроигрышный способ
игры на рулетке.


Раз, заехав в Баден-Баден,
и оставшись на ночлег,
убедился я, как жаден
современный человек.
Там с пучками ассигнаций
муж, подросток и жена
с гнусным шулером толпятся
у зеленого сукна,
там иной наследник пылкий,
проигравшись в прах и пух,
смотрит с завистью в затылки
торжествующих старух.
И выигрывает шарик
миллионы в полчаса,
И Меркурий, как фонарик,
озаряет небеса.
Саша! Метод твой искусный
покорил меня давно,
почему же с видом грустным
я покинул казино?

Нет, к другой меня рулетке
тянет, тянет без конца!
Там покинутые детки
венценосного отца
без особенной охоты
покоряются судьбе,
и проигрывают сходу
не фортуне, а себе.
И царит над ними дама,
седовласа, как зима.
Кто она, мой друг упрямый?
Смерть? Гармония сама?
Улыбаясь, ставит крупно,
глядя в будущую тьму
по системе, недоступной
просвещенному уму.

Даже если Баден-Баден
наградит иной азарт,
если выиграть у гадин
вожделенный миллиард,
не ликуй, профессор Саша,
не гляди удаче в рот –
все равно царица наша
ту наживу отберет.
Лучше бедно жить и гордо,
добиваясь до конца
превращенья грешной морды
в вид достойного лица.

Памяти Арсения Тарковского

1.

Пощадили камни тебя, пророк,
в ассирийский век на святой Руси,
защитили тысячи мертвых строк –
перевод с кайсацкого на фарси –

фронтовик, сверчок на своем шестке
золотом поющий, что было сил –
в невозможной юности, вдалеке,
если б знал ты, как я тебя любил

если б ведал, как я тебя читал –
и по книжкам тощим, и наизусть,
по Москве, по гиблым ее местам,
а теперь молчу, перечесть боюсь.

Царь хромой в изгнании. Беглый раб,
утолявший жажду из тайных рек,
на какой ночевке ты так озяб,
уязвленный, сумрачный человек?

Остановлен ветер. Кувшин с водой
разбивался медленно, в такт стихам.
И за кадром голос немолодой
оскорбленным временем полыхал.

2.

Поезда разминутся ночные,
замычит попрошайка немой –
пролети по беспутной России –
за сто лет не вернешься домой.

От военных, свинцовых гостинцев
разрыдаешься, зубы сожмешь,–
знать, Державину из разночинцев
не напялить казенных галош...

Что гремит в золотой табакерке?
Музыкальный поселок, дружок.
Кто нам жизнь (и за что?) исковеркал,
неурочную душу поджег?

Спи без снов, незадачливый гений,
с опозданием спи, навсегда.
Над макетом библейских владений
равнодушная всходит звезда.

Книги собраны. Пусто в прихожей.
Только зеркало. Только одна
участь. Только морозом по коже –
по любви. И на все времена.


* * *

А.В.

Век обозленного вздоха,
провинциальных затей.
Вот и уходит эпоха
тайной свободы твоей.
Вытрем солдатскую плошку,
в нечет сыграем и чет,
серую гладя обложку
книги за собственный счет.

Помнишь, как в двориках русских
мальчики, дети химер,
скверный портвейн без закуски
пили за музыку сфер?
Перегорела обида.
Лопнул натянутый трос.
Скверик у здания МИДа
пыльной полынью зарос.

В полупосмертную славу
жизнь превращается, как
едкие слезы Исава
в соль на отцовских руках.
И устающее ухо
слушает ночь напролет
дрожь уходящего духа,
цепь музыкальных длиннот...



* * *

Хорошо на открытии ВСХВ
духовое веселье.
Дирижабли висят в ледяной синеве
и кружа́т карусели.

Осыпает салютом, и ливнем наград
пастуха и свинарку.
Голубые глаза государства горят
беспокойно и ярко.

Дай-ка водочки выпьем – была не была!
А потом лимонаду.
На комбриге нарядная форма бела,
все готово к параду.

И какой натюрморт – угловой гастроном,
в позолоченной раме!
Замирай, зачарованный крымским вином,
семгой, сельдью, сырами.

И божественным запахом пряной травы –
и топориком в темя –
чтобы выгрызло мозг из твоей головы
комсомольское племя.


Киноархив мой, открывшийся в кои-то


Родной язык-1


Родной язык-2


Словно тетерев, песней победной


В долинном городе – пять церквей


Каменщик


* * *

А.Ц.

Запрокинувший голову раб
застывает в восторге. Над ним
виноградные кисти горят
темно-розовым и золотым.

Хорошо. И свобода близка.
Но шестнадцать столетий подряд
звуков варварского языка
сторонился имперский закат.

И куда в эти годы ни кинь
одинокого взгляда – везде
обреченная славе латынь
распростерта в родильном труде.

Улетел несгораемый дым,
ослепив византийских детей.
И всю ночь твои пасынки, Рим,
голосят на могиле твоей.


* * *

Законы физики высокой
мы постигаем с каждым днем:
крошится зуб, слабеет око,
вот-вот сорвемся, поплывем

мирами газовых скитаний,
и смерть положенной порой
стоит не райскими вратами,
а гнусной черною дырой.

Я огорчил тебя? Ну что ты!
Жизнь – это жизнь, ее не след
судить за ямы и пустоты
в вокзальной очереди лет.

Ведь умный физики не знает,
и в биологии не спец.
Он незаметно умирает
и воскресает наконец.

Не узнаваемый живыми,
сжигает звезды по одной,
и забывает даже имя,
своей печали ледяной...


Безымянное небо. Зеленка, и йод


И темна, и горька на губах тишина


* * *

За головокружительною далью,
где отдыхает житель неземной,

не ведая терпенья и страданья,
которые таскаются за мной –

там хорошо, там в чаще бродит леший,
подругу зазывая калачом,

но человек, смешон и безутешен,
печалится – Бог ведает о чем.

Он раньше жил любовнее и проще,
прислушиваясь к дождику над рощей,

он выбирал меж ветром и огнем –
забудь о нем. Обнимемся, вздохнем –
и отвернемся. Знаешь эти окна
в вечернем небе – шепот сквознячка

иных миров, алмазные волокна,
холодный свет у самого зрачка?

Все это блажь, побочная работа
русалочьей болезни лучевой,

рисующей сговорчивые ноты
на влажной оболочке роговой...


* * *

Куда плывет громоздким кораблем
летучий град в бессоннице осенней?
То в дерево, то в озеро влюблен,
небритый мой зеркальный собеседник
по-рыбьи раскрывает черный рот –
а я молчу, и глаз не подымаю.
Так беззаботно радио поет.
А у него мелодия немая
на языке, и в горле белена –
корабль плывет, сирены молодые
сидят на мачтах, жизнь еще влажна,
еще легка, еще она – впервые...

Не за горами ранняя зима.
Рассеется туман, сгустится иней.
Один умрет, другой сойдет с ума,
как мотылек в бесхозной паутине.
И человек вздыхает, замерев.
Давно ему грозит зима другая,
все дни его и годы нараспев
на музыку свою перелагая.
А из краев, где жаркий водород
шлет луч на землю в реках и могилах,
глядит Господь – жалеет, слезы льет,
одна беда – помочь ему не в силах.


Расскажи мне об ангелах


Послания (Монреаль, 1889)


* * *

То могильный морозец, то ласковый зной
<Текст подготавливается.>

19__
__.


* * *

Седина ли в бороду, бес в ребро
<Текст подготавливается.>

19__
__.


* * *

Обманывая всех, переживая
<Текст подготавливается.>

19__
__.


* * *

Молоко ли в крынке топится, усыхает ли душа
<Текст подготавливается.>

19__
__.


Когда безлиственный народ




Веб-страница создана М.Н. Белгородским 17 января 2013 г.
и последний раз обновлена 30 октября 2013 г.






































.