Кургинян С. Седьмой сценарий. 1.5

Создавая данный программный документ, мы исходили из того, что сегодня в истории КПСС наступил, наконец, момент, когда необходимо переосмыслить, переоформить уже не частности, не детали, не отдельные эпизоды и теоретические положения, а всю теоретическую базу, на которой была построена партия.

Не преследования и репрессии, не конфискация партийного имущества, не антикоммунизм и сброс памятников являются главной опасностью, угрожающей КПСС. В первую очередь партии угрожает ее догматизм, ее консервативность, ее вялая благопристойность, потеря ею языка, энергии, воли, всех тех качеств, которые определяют силу политической партии. А поскольку КПСС не просто одна из партий, а структура, на которой во многом строится общество и государство, то ее слабость оборачивается слабостью государства. Мы не обсуждаем при этом вопрос о том, хорошо или плохо, что стержневую роль в обществе и государстве играет идеологическая структура. Для нас это факт, из которого мы исходим.

И именно в силу этого настаиваем на немедленном пересмотре фундаментальных принципов данной идеологии. Мы сознаем болезненность подобного пересмотра не только для партийного аппарата, но и для рядовых коммунистов, усвоивших определенные принципы и идеи и не желающих отказаться от них. Мы уважаем эти идеи и принципы. И еще больше – уважаем людей, готовых в сегодняшних условиях бороться за свои взгляды и убеждения. Мы ценим труд этих людей, их вклад в историю общества и государства.

Но, отдавая дань прошлому, мы обязаны думать о будущем. Без коренного обновления теории партия будет уничтожена, выброшена из политической жизни. Ее уделом будет общественное безразличие, ее социальной базой – наиболее консервативная часть общества, ее платформой – возврат к старому, ее языком – язык штампов и догм. Трагедия партии обернется трагедией страны и народа. Отдав коммунистической идее неимоверный труд поколений, принеся на ее алтарь столько крови, мучений и веры, народы СССР в условиях краха этой идеи вряд ли сумеют найти новую, столь необходимую им для борьбы за достойное будущее. Отстоять идею – долг партии перед обществом и страной. Позорным было бы в этой ситуации стремление «верхушки» КПСС превратить себя из политической структуры в хозяйственный концерн, в совокупность отелей и издательств, в общество потребителей. Народ никогда не простил бы такого «сальто-мортале», и народный гнев по отношению к ним был бы правомерен и естествен. Этот народный гнев сумели бы в этом случае использовать силы, нацеленные на прямое разрушение данного государства.

Вспомним – гнев народа по отношению к беспомощной олигархии однажды уже был использован для разрушения Российской империи. Для отстаивания идеи необходимо ее коренным образом переосмыслить. Программа в классическом ее смысле не соответствует этой задаче. Здесь нужен совсем иной документ. Создание нормальной, добротной, классической программы, пусть даже с разумными принципами и идеями, бессмысленно в обстановке тектонических сдвигов общественного сознания, в той накаленной добела атмосфере, в которой существует сегодня общество. Партии нужен, на наш взгляд, сегодня концептуальный, стратегический документ, обозначающий новые фундаментальные идеи и принципы. Исходя из них, далее могут быть построены проекты и программы государственного развития, проекты и программы реформ. (Один из подобных проектов мы уже представили обществу.) КПСС должна ответить себе, способна ли она быть на высоте тех теоретических и концептуальных утверждений, которые выдвигаются, к примеру, в последней энциклике Иоанна Павла II. Если да – партия будет жить и работать, если нет – она умрет. Сначала теоретически, затем идеологически, затем социально. Дальнейшее зависит от меркантилизма и приспособляемости ее номенклатуры, но не имеет никакого отношения к политике. В доме с перекрашенным фасадом все равно поселится смерть. Предлагаемый документ – это наш вклад в то, чтобы не допустить непоправимого, чтобы предотвратить смерть идеи, которая необходима для жизни общества. Речь идет, по нашему убеждению, именно о Судьбе.

Часть I
Марксизм-ленинизм сегодня

Общественно-политическая ситуация достигла той остроты, при которой политические партии, борющиеся за власть, перестают уделять внимание проблемам теории. В результате они оказываются в плену ложных представлений, стереотипов, диктующих им ложные нормы политических действий. Эта болезнь в равной мере касается как новых зарождающихся партий, так и КПСС, которая в течение долгого времени являлась монополистом в сфере идеологии.

Никто более, чем КПСС, не нуждается сегодня в ломке идеологических стереотипов. И никто не сопротивляется новым идеям больше нее.

Теоретическая реформа, пересмотр идеологических постулатов, пересмотр фундаментальных представлений, лежащих в основе политической практики КПСС в течение всей истории нашей партии,– насущно необходимы.

Реформа такого масштаба может быть названа «реформацией». Необходимость такого шага вытекает из основных черт идеологии предшествующего периода – догматизма и конформизма.

На протяжении многих десятилетий идеология КПСС, ее теоретическая мысль находилась в плену догматики и была абсолютно невосприимчива к новым теориям развитого общества. И одновременно – эта «теоретическая» мысль была настолько бесхребетной, что ей удавалось освещать одними и теми же цитатами и доктринерскими рассуждениями самые разные политические курсы правящей партии. Такой «теоретический компас» с угодливо вихляющей «стрелкой» не мог не завести общество в тупик. Выход из тупика возможен лишь при отказе от догматизма и конформизма, на пути серьезного осмысления истории, на пути создания новой теории, обладающей мощным прогностическим потенциалом. Теории, конкурирующей с другими теориями, а не подавляющей их.

Отсюда необходимость коренного пересмотра роли марксизма-ленинизма в теоретическом арсенале партии. Сегодня необходимо признать, что марксизм-ленинизм в нынешней ситуации может быть уже отнесен к фундаментальным достижениям научной мысли прошлого, а не к тому, что представляет собой суть современного понимания развития общественных процессов и мегатенденций. Марксизм-ленинизм, взятый в его действительном, недогматическом понимании, аналогичен классической научной парадигме, геометрии Евклида, физике Ньютона, биологии Ламарка.

В современной теории развития общественных процессов давно уже сделаны открытия, по своему масштабу аналогичные открытиям Лобачевского, Эйнштейна, Менделя. В той же мере, в какой эти открытия нe отрицают классической научной парадигмы в сфере естественных наук, открытия в сфере наук общественных не отрицают исторического вклада Маркса и Ленина. Но как нельзя проектировать современные технические системы на основе только классических научных дисциплин, так нельзя обеспечить теоретическое отражение и прогнозирование развития общества только лишь на основе марксистско-ленинского учения. В этом смысле призывы вернуться к ленинским истокам, к очищенному от искажений марксизму-ленинизму не соответствуют остроте политической ситуации. Уводя партию от современной теории общества, они тем самым компрометируют ее, препятствуют выработке конкретных политических решений во всех ключевых вопросах.

Часть II
Что необходимо пересмотреть в ходе теоретической реформации

Необходимо коренным образом пересмотреть марксистско-ленинскую концепцию общественного прогресса с ее идеей линейного поступательного развития. Пересмотреть представление о коммунизме как формации, завершающей общественное развитие («от царства необходимости – к царству свободы») и являющейся его высшей точкой. Пересмотреть попытку изобразить коммунизм и социализм как всеобъемлющий принцип организации всей системы общественных отношений. Пересмотреть идею бескризисности развития коммунистической формации и, главное, пересмотреть идею единой универсальной модели развития человечества, не зависящей от типа мышления, традиций, культуры.

Необходимо понять, что следование указанным догмам привело к тому, что политическая победа коммунистической партии в 1917 г. обернулась сокрушительным теоретическим, а к концу столетия и практическим ее поражением.

В теоретический арсенал партии должны быть включены крупнейшие концептуальные достижения западной мысли (от социологии М. Вебера и экономической антропологии Леви-Стросса до Фромма, Адорно и Тоффлера), достижения отечественной философии начала века, имевшие прямое отношение к развитию представлений о коммунизме (Булгаков, Бердяев, Флоренский и другие), объявленные «враждебными» исторические прозрения Хайдеггера и Шпенглера, Гумилева и Ганди, Рериха и мыслителей, которым мы обязаны религиозным возрождением конца XX века во всех конфессиях – от ислама до католицизма, а также духовные искания Тейяра де Шардена, Вернадского, Федорова, Циолковского, взятые на вооружение теоретической мыслью наших политических оппонентов.

Этот список можно продолжать долго.

КПСС нужны будут еще годы и годы для того, чтобы обновить коммунистическую идеологию в полной мере. Однако уже сейчас необходимо обозначить новые подходы, имеющие прямое отношение к политической практике коммунистической партии, к судьбам советского общества, перспективам его государственного переустройства и экономического реформирования.

Часть III
О сущности коммунизма

Утверждение классиков марксизма-ленинизма о том, что коммунизм «венчает собой историю», должно быть пересмотрено в первую очередь. Должно быть пересмотрено ошибочное положение о неизбежном крахе капитализма, который эту историю «собой не венчает», а значит, «обязан рухнуть». Лишь после этого могут быть преодолены и глубокое разочарование, связанное с кризисом коммунизма, и панические умонастроения, которые это обстоятельство вызвало во всем мировом коммунистическом движении.

Нечто сходное происходило, по-видимому, лишь без малого тысячелетие назад, в связи с отсутствием конца света и второго пришествия в 1000 г. нашей эры. Тем самым мы имеем дело вначале с религиозным упоением, а впоследствии со столь же религиозным отречением и поворотом в сторону нового, теперь капиталистического, Мессии. Только новое понимание места коммунизма в мировом развитии, его реальной функции в истории, его частичности, его неспособности существовать в чистом виде и вместе с тем осознание его геополитической и метаисторической роли способно остановить катастрофический для всей цивилизации скачок от веры к разочарованию.

Так что же такое коммунизм? Некий реальный, осязаемый, существующий в живой практике народов мира принцип бытия человека и общества или пресловутый, постоянно исчезающий «горизонт», размытая идея и нереализуемый идеал, под флагом которого могут быть осуществлены любые суеверия и преступления? На этот вопрос партия должна ответить прежде всего. Этого требует ее ответственность за огромный исторический период, «красное столетие», прошедшее под знаком невероятных жертв, принесенных на алтарь коммунизма. Этого требует страна, возглавившая коммунистическое движение и оказавшаяся у края пропасти. Этого требует жизнь.

Современное обществоведение способно дать ответ на этот вопрос. Оно показывает, что коммунизм – это принцип, на котором базируются в своей социальной и экономической практике особые коммунитарные общества. Что, развиваясь вместе в этими обществами, коммунизм движется в историческом процессе и является жизненно важной частью этого процесса. Оно говорит о нем как о реальности и исследует его как реальность. И оно видит будущее за этой идеей и этим принципом. Более того, оно считает, что отказ от коммунизма как принципа организации коммунитарных обществ будет пагубен для подавляющего большинства народов, населяющих СССР, и прежде всего народов славянской и тюркской группы, народов православия и ислама.

Такое современное понимание коммунизма возвращает его, а вместе с ним и партию, коль скоро она не на словах, а на деле готова отстаивать этот принцип, на политическую арену. Однако оно крайне затруднено догмами и стереотипами всего марксистского этапа развития коммунизма – именно как утопии сначала живой и раскаленной, а затем вяло гаснущей и прикрывающей свою беспредметность вымученными рассуждениями о «научности» коммунизма.

Верное понимание сути коммунизма невозможно без того, чтобы не были пересмотрены теории развития экономики, производства и общества в целом, предложенные К. Марксом и слишком долгое время воспринимавшиеся коммунистами в качестве догматов столь же непреложных, сколь и не требующих умственных затрат для своего освоения.

Часть IV
На пути к новому пониманию принципов социальной организации общества

Одним из центральных мировоззренческих штампов, в тисках которого оказалось сегодня советское общественное сознание, и надо прямо признать, что не без содействия со стороны классиков марксистско-ленинского учения, является идея тотального лидерства западной цивилизации, под стандарты которой надо подогнать свое общество, коль скоро ты хочешь выйти из состояния дикости, варварства и невежества. Вследствие распространенности этой идеи в социальных науках (в т.ч. и в классическом марксизме), а также в политических и идеологических программах различных партий (неявно – и в предшествующих Программах КПСС) в общественном сознании формируется установка на унитарность во всем, что касается принципов социальной организации, и осуществляется подгонка правил и норм социального поведения «под западный образец». Конечно, можно объявить плохим все, что не укладывается в западные стандарты, но разве это не путь к диктатуре либерального образца, разве это не путь к жесткому унитарному «новому мировому порядку»? И почему идея плюрализма, распространенная самими же либералами на все сферы человеческого бытия, вдруг неожиданно исчезает именно в сфере цивилизационных подходов. Разве, исходя из современных представлений о человеке и человечестве, мы не обязаны заявить о необходимости различных путей развития различных стран, народов и наций?

Анализ различных теорий, составляющих основу такого европоцентризма, показывает, что они абсолютизируют крайний индивидуализм, порожденный специфически западным миропониманием, специфически западным видением исторического развития как однолинейного процесса.

Это противоречит логике исторического развития большинства народов нашей планеты. Тем не менее с каждым днем все с большей силой навязывается принципиально неверное утверждение о том, что все народы планеты рано или поздно должны пройти путь западных стран, переняв у них современный научный метод и определенные правила индустриализации, а вместе с тем и новый мировой социальный порядок.

В результате исследований внеевропейских культур сегодня получено слишком много аргументов против подобной трактовки мирового развития. Ряд ответственных политических сил и течений как на Западе, так и на Востоке сегодня во всеуслышание заявили, что индивидуализм как принцип социальной организации необходимо рассматривать как нечто отмирающее, уступающее место иным идеям и принципам. Об этом говорят компаративистские исследования в области философии и культурологии, определившие как базисные тенденции XXI века слияние индивида с общественным целым и утверждение коммунитарного начала (общины) для постиндустриальной цивилизации. Историки, осмысливающие опыт развития мировой цивилизации как сложной, разветвленной системы, показали, что, в то время как на Западе и в его перифериях происходило скачкообразное, формационное развитие, в результате которого из общественного целого выделялись классы, социальные группы, а затем и индивиды как автономные субъекты культурно-исторического действия, Восток и весь остальной мир пребывал в состоянии медленной эволюции, но отнюдь не в застылости, отупении, небытии. Те формы исторического движения, которые рождались и созревали вдали от Европы,– жизнеспособны и высокоэффективны в условиях XXI века. Об этом свидетельствует и живой опыт этих стран, и выводы новейших социальных теорий.

Как показал анализ многообразных форм социальной организации западных и восточных обществ, во всем их разнообразии выделяются два типа: индивидуалистические и во многом противостоящие и противоположные им коммунитарные, общинные (или коммунистические – в широком смысле этого слова).

Индивидуалистические общества характеризуются развитой рыночной системой. Не имея эффективных компенсаторных механизмов, эта система способна к опасным трансформациям, при которых обмен будет все более противоречить социокультурным нормам, этническим или родственным узам. Социальный порядок в таком случае, основываясь только на предпосылках индивидуальной целесообразности, явит собой столкновение личностей-атомов, пресловутую «войну всех против всех». Общество захлестнет стратегия поведения, ориентирующая субъекта только на получение прибыли. Высокий уровень развития и взаимозависимость всех элементов системы, процессы дифференциации и кристаллизации в основных институционных сферах, рост автономии человека и зрелости общества одновременно с их способностью ускоренно развивать производительные силы могут продолжаться достаточно долго, но у них есть при этом свои пределы и ограничения.

Чем выше будет уровень исторически созданных производительных сил по отношению к природным, овеществленного труда – по отношению к живому, чем «свободнее» индивид по отношению к коллективу, тем напряженнее станет «война всех против всех», тем большим будет изоляционизм личности, ее отчужденность от мира и от себя самой.

Не имея компенсаторных механизмов, этот тип развития порождает аномию – девальвацию нормативов, правил и ценностей, что, в свою очередь, может стать импульсом к криминализации общества и к его фашизации, когда общество в патологизированной форме начнет возвращать себе утерянные ценности и ориентиры, «землю и кровь».

Коммунитарные общества характеризуются преобладанием коллективных форм труда, а необходимость совместного выживания обусловливает наличие форм коллективной адаптации. Индивид действует, ориентируясь на многочисленные неформальные нормы, санкции за нарушение которых достаточно значимы. Изменения характеризуются постепенностью и отсутствием прорывов в традиционных сферах человеческой деятельности. Здесь возможны глубокие традиционалистские тупики, окостенение, так называемая азиатская деспотия. И тем не менее, и это следует осознать, сегодня, прежде всего, развитие процесса индустриализации в этих обществах, вызванное первоначально потребностью преодоления зависимого от Запада пути развития, а затем закрепленное системой международного разделения труда, показало, что коммунитарные общества обладают исключительной способностью преодолевать подобные тупики, в кратчайшие сроки мобилизовать весь общественный потенциал на приоритетных направлениях и достичь высоких темпов сбалансированного и пропорционального роста. Примером тому могут служить Япония и так называемые «новые индустриальные страны» Юго-Азиатского региона, уверенно бросающие вызов экономике западных стран, а также Индия и Китай.

Для коммунистов практической задачей, определяющей их деятельность, их стратегию и тактику, является ответ на вопрос о том, к какому типу общества относится наша страна.

Исторический опыт неопровержимо доказывает, что подавляющее большинство народов, населяющих сегодняшнюю территорию СССР, следовало в течение многих столетий по коммунистическому пути развития. Проводить для них стандартный набор либеральных преобразований, предназначенных для обществ иного типа, бессмысленно, разрушительно и преступно.

Осознавая существование двух типов общества, надо различать понятие реформы и революции. Революция представляет собой попытку изменить тип общества. Реформа же создает условия для дальнейшего развития общества на собственной основе.

История нашей страны дает ряд примеров того, что революционные преобразования неизбежно ведут к катастрофе.

В этом смысле революций в России было две: эпоха Бориса Годунова с закономерным переходом в Смутное время и эпоха революций 1917 г. с последующим переходом в гражданскую войну, интервенцию и последующий террор.

И в том, и в другом случае Россия и проживающие на ее территории народы вместо радикального продвижения «вперед», задуманного революционерами, оказывались отброшены в своем движении «назад», т.е. к более примитивным, варварским, жестким формам именно коммунитарного, «восточного» бытия. Исторический опыт тем самым свидетельствует: перед народами, проживающими на территории СССР, стоит выбор между окончательным осознанием своей принадлежности коммунитарному пути развития и коммунизму с вытекающим отсюда алгоритмом существования и развития и катастрофой, связанной с тщетной (и, возможно, уже последней) попыткой переплыть на чужой берег.

Самоопределяясь в этой новой всемирно-исторической ситуации, в настоящее время уходя от унитаризма во всех его проявлениях, как либерально-буржуазных, так и марксистских, необходимо последовательно проводить идею плюрализма во всех сферах жизни человека, включая возможные формы социальной организации общества. Отсюда – отказ от идеи вестернизации мира, ее отказ от растворения в этом принципе и абсолютизации его. Отсюда – принцип плюрализма социальных форм организации общества, который гласит: каждое общество имеет право на свой путь развития, отвечающий его культурным и социальным особенностям.

Часть V
На пути к новому пониманию принципов экономической организации общества

В теоретической мысли давно уже осознана ограниченность того анализа хозяйства, который был осуществлен К. Марксом для начальной индустриальной стадии развития капитализма, и показано, что Маркс нуждается в существенных дополнениях.

Дело в том, что, работая над «Капиталом», Маркс планировал наряду с разработкой теории менового хозяйства и в контексте этой теории решить в «Капитале» также проблемы религии и государства. Однако ни то, ни другое решено не было.

Природа предмета и логика теории не позволили этого сделать ни Марксу, ни его ортодоксальным последователям. Многие из выдающихся марксистов, убедившись в принципиальной невозможности воссоздать на этом направлении целостную картину общества, порывали с «экономическим материализмом», с тем чтобы искать ответа в совершенно иных измерениях. Характерно в этом смысле творчество С. Булгакова, с предельной остротой поставившего вопрос о втором измерении в теории хозяйства (см. его «Философия хозяйства», «Два града» и др.). То, что проблема возникновения социальных и культурных предпосылок того строя, который рождается из недр капитализма, им не раскрыта, чувствовал сам Маркс. Этим объясняются и незаконченность «Капитала», и многолетнее изучение им архаических и восточных обществ, русской общины. Сегодня теоретическая мысль, располагая результатами исследований в области социологии, экономической антропологии, востоковедения, религиоведения и, самое главное, бесценными и трагическими свидетельствами советского послереволюционного опыта, способна и обязана восполнить пробелы в теории развития общества.

Научно состоятельной является точка зрения, согласно которой структуру общества составляют две взаимодействующие сферы: сфера обращения товаров и услуг, в которой происходит движение отчужденных результатов труда, реализуемое посредством известных механизмов обмена (так называемое меновое хозяйство, абсолютно полно и адекватно описанное Марксом), и равнозначная ей сфера общения, в которой происходит движение потребностей (целей), процессов их формирования и удовлетворения, в том числе потребностей в самореализации человека, посредством механизмов договора (так называемое договорное хозяйство). Последнее включает в себя механизмы личностного сопоставления потребностей, нормы и способы коммуникаций, такие, как мораль, религия, наука, государство и т.п. Если основной формой менового хозяйства является капитал, то основной формой хозяйства договорного является план, понимаемый в широком смысле этого слова как проектная деятельность вообще, включая моральные и религиозные установления, управление обществом, идеологию и т.п.

Функционирование каждой из этих двух сфер обеспечивает особый общественный слой. Сферу обращения (меновое хозяйство) – слой собственников, «хозяев»; сферу общения – слой «старейшин», носителей и поставщиков знаний. Борьба этих социальных групп за командные высоты в обществе сопровождает всю историю человечества.

Тип общества определяется по тому, какая из указанных сфер, а значит, и какой из слоев задает основные «правила игры» и ориентиры, принимаемые в данном обществе, и прежде всего – в процессе материального производства. От этого зависит общественный строй.

Если лидирует меновое хозяйство, если несущей, «базисной», определяющей правила игры, структурой является сфера обращения товаров, то это – капиталистический строй – в смысле гораздо более широком, нежели это принято в классических дефинициях марксизма. Мы говорим о капитализме как принципе, сквозной идее. В этом смысле М. Вебер усматривал капиталистический принцип уже в государствах Междуречья II тысячелетия до нашей эры, где частный оборот земель начинал преобладать над религиозной и бюрократической регламентацией. Там же, где базисной является сфера общения, где лидирует договорное хозяйство, там господствует коммунитарный (коммунистический) строй, коммунитарный (коммунистический) принцип, в таком же широком смысле рассматриваемый нами как сквозной, через всю историю проходящий принцип существования общества.

Таким образом, коммунистическое общество и капиталистическое общество не следуют друг за другом, не реализуются на разных последовательных этапах развития производительных сил, а сосуществуют во времени и пространстве. Они определяются, далее, не тотальными различиями во всех структурах и системах, а лишь соотношением двух одинаково присутствующих и в том, и в другом обществе подсистем, находящихся всего лишь в различных соотношениях друг с другом. Мы не можем, таким образом, и не должны, исходя из современных воззрений, говорить о том, какой из типов общества является наилучшим, наисовременнейшим, наипрогрессивнейшим. И тот, и другой тип общества эволюционирует во времени, совершенствуя себя вместе с развитием производительных сил и сохраняя при этом свою самоидентичность в истории. Недопустимо называть один из этих типов общественной организации «хорошим», «благим», а другой – «злым» и «ложным». Как недопустимо было считать капитализм «плохим», так недопустимо будет теперь считать «плохим» коммунизм. Такая «менторская» оценка глобальных мегатенденций является либо наивной и архаичной, либо просто провокационной.

Механизм развития общества в принципе таков, что на каждом этапе активная в данный момент подсистема (сфера общения или сфера обращения, в зависимости от типа общества) развивается до того максимального уровня, который возможен при данном уровне развития второй, «заторможенной» подсистемы. Если мы имеем дело с коммунитарным (коммунистическим) обществом, то там развитие определяется эволюцией сферы общения. Однако пределы этой эволюции находятся в зависимости от того, в каком состоянии пребывает в данный момент сфера обращения (рынок). Этот общий теоретико-экономический принцип сформулирован еще в прошлом веке и развит в течение XX века в сложную систему научных воззрений. В той же степени, если мы имеем дело с капиталистическим обществом, его пределы будут определяться состоянием сферы общения. Парность капитализм – коммунизм позволяет человечеству избежать катастрофического срыва, двигает его вперед, создает предпосылки для его выживания в ситуации глобального кризиса.

Попытка заменить эту «пару» «одной магистралью», спроектировать двумерный процесс на одну ось спекулятивна. И вне зависимости от того, в чью пользу осуществляется на данном историческом этапе подобная спекуляция, она одинаково ведет к сокрытию истины. А в итоге – к потерям и издержкам, субъективизму, волюнтаризму, ложным надеждам, безосновательным разочарованиям, к чванству, стремлению диктовать миру свою волю, а значит, к насилию, крови, жестокости, рождаемой этими заблуждениями. Один раз это уже произошло в связи с абсолютизацией идеи договорного хозяйства и плана и обошлось в десятки миллионов жизней. Нельзя допустить, чтобы абсолютизация рынка и менового хозяйства привела к катаклизмам того же масштаба. Недопустимо это шатание из крайности в крайность. Каждый раз – вдобавок со ссылкой на Маркса и Ленина. Сегодня нужно отмести наивные надежды на то, что рыночные механизмы избавят страну от всех наших хозяйственных и социальных забот, и идти путем развития сбалансированной экономики, где рынок выступит как компенсатор в структуре договорного хозяйства, а не как панацея от всех бед. И – не как новая идеология.

Часть VI
О кризисных и застойных явлениях в различных типах общества и возможностях их преодоления

Коммунитарный («восточный») тип общества считался в «западной» цивилизации неподвижным, застывшим, неспособным к развитию. Маркс разделял это общее заблуждение своего века. Однако XX век обозначил и с каждым десятилетием все жестче и неумолимее обнаруживает ограничения в развитии западного типа общества, выявляя симптомы его глубокого кризиса. Здесь и «закат Европы» в объятиях цивилизации, и смерть в тисках неуправляемого технического прогресса, и экологический кризис, определяемый пределами роста того самого материального богатства, которое было и остается целью данного общества, и многие другие явления.

Анализ современных тенденций показывает, что далеко не случайно задача обеспечения все возрастающих темпов инновационного процесса, формирования необходимого для него интеллектуального ресурса на этапе перехода к постиндустриальному обществу решается во многом за счет «импорта мозгов». Это в целом свидетельствует о несамодостаточности западного типа общества для развития цивилизации на современном этапе.

Наиболее громко говорит сегодня о кризисных явлениях сам Запад, сознавая дефектность своего – капиталистического в широком смысле слова – типа общества. Внимание его во многом обращено на Восток, особенно в связи с успехами ряда восточных – по сути, а не только по географии – стран в XX столетии.

«Восточная» система, определяемая также как коммунитарная (или общинная), характеризуется преобладанием сферы общения, базируется на том, что производственная деятельность выступает не в аспекте затрат рабочей силы и вещей, т. е. не как «труд», а в аспекте потребности (цели), которую эта деятельность удовлетворяет. Это означает, что на новом витке развития производительных сил Восток будет обладать определенными перспективами, с чем и связано особое внимание к нему со стороны Запада. В целом формула коммунитарного (или общинного) общества базируется на том, что развитая сфера общения способна удержать значительную массу потребностей от немедленного предъявления, аккумулируя их в большие, далеко идущие программы, планы, цели, делая жизнь общества осмысленной.

Вместе с тем устойчивое воспроизводство развитых форм общения может быть обеспечено только соответственно развитыми формами обращения, рынка. В случае отставания последних неизбежно истощение общественного организма, замедление развития, застой.

Традиционалистские тупики являются здесь столь же опасной болезнью, сколь опасна для общества западного дистрофия сферы общения. Борьба с традиционалистскими тупиками, или застоями, должна строиться исходя из понимания их механизма и будет настолько эффективна, насколько отчетливо «восточные» общества осознают себя как целостность и перестанут стремиться к разрушительным экспериментам, отбрасывающим их в еще более глубокий застой.

Исторический анализ показывает, что традиционалистские тупики периодически воспроизводятся данными обществами на протяжении тысячелетий. Изначально в них обременительные формы религиозного общения, периодические конфискации крупных состояний консервировали частный оборот на зачаточном уровне. Это, в свою очередь, нарушало взаимодействие таких обществ с миром вещей. Вещи, продукты не удерживались в сфере обращения, например, в денежной форме в качестве капитала, а сразу же потреблялись, что, естественно, становилось тормозом на пути технического прогресса.

В результате слабое развитие сферы обращения ставило людей не только в духовную, но и в материальную зависимость от «старейшин», которым в этом случае приходилось уже не только регулировать общение, но и, выполняя функции «хозяев», распределять продукты, в частности осуществляя политику цен. Это отражалось и на сфере общения. Утверждались непродуктивные в духовном смысле, грубые формы религии и деспотические формы государства. Таким образом, не следует преувеличивать преимущества восточного типа цивилизации.

Их дефектность, как показал исторический опыт, обнаруживает себя в следующем: механизмы общения подавляют, вытесняют и потому вынуждены подменять механизмы рынка. Само общение, беря на себя такую роль, приобретает властный, вертикальный, деспотический характер. Очевидно, что чем более массивно материально-техническое хозяйство, лежащее в основе такого общества, тем более насильственны те формы общения, которые утверждаются в нем. Но и они в конечном счете не спасают от застоя.

Все это прекрасно продемонстрировала практика реального бытия коммунистического общества в нашей стране на протяжении полувека индустриального развития. Вместе с тем история показала, что бездефектных обществ не существует, и не следует выдавать дефектность нашего общества за его тупиковость, как это проповедуется теперь. Пример Китая говорит нам о том, что даже при сохранении и укреплении своего общинного стержня китайское общество сумело обеспечить высокую интенсивность развития и доказать каждому здравомыслящему человеку тот факт, что даже классически понимаемое коммунистическое общество в чистом виде способно преодолевать свои застойные тупики.

За счет чего же удалось это сделать Китаю и в чем философский, методологический, теоретический опыт этой страны, который КПСС еще предстоит осмыслить, выделить методологические принципы, применимые к условиям нашего общества? Разумеется, не допуская слепого копирования практики решения поставленных задач.

Здесь необходимо четко выделить следующие моменты:

Первое. Китайские коммунисты сегодня признали, что переход «на другой берег реки» для них неэффективен и чреват гибелью государства и общества.

Второе. Китайская коммунистическая партия отказалась от радикальной ломки системы ценностей.

Третье. Коммунистическая партия Китая сохранила и укрепила плановое, точнее, проектно-плановое начало.

Четвертое. В полной мере осознав катастрофичность традиционалистского тупика, Коммунистическая партия Китая провозгласила вслед за Японией: «Чем больше хочешь сохранять планово-проектную, религиозно-целостную доминанту, тем в большей степени обязан стимулировать рынок». Короче говоря: «Плана – сколько возможно, рынка – сколько необходимо».

Запад в начале 30-х годов, напротив, осознал необходимость насаждать проектно-плановую форму, и сегодня его модель развития такова: «Рынка – сколько возможно, плана – сколько необходимо».

Перед советским обществом возникает со всей непреложностью вопрос о том, к какому типу оно принадлежит. И именно на этот вопрос Программа КПСС в сегодняшней кризисной ситуации должна ответить прежде всего.

Часть VII
Национальный вопрос

КПСС считает слишком неполным представление марксизма о природе наций и видит основную причину перекосов в национальной политике предшествующего периода в том, что партия при ее проведении руководствовалась превратным пониманием сути так называемого «национального вопроса».

История XX века показала реальность существования наций как без своих территорий, так и без общей экономики и при наличии нескольких языков. Таким образом, определяющим фактором для понятия нации является общий культурный и психический склад, возникающий из единства национальной культуры как фундаментальной системы ценностей и общей исторической судьбы, определяющей специфику коллективной личности народа, творящего свою и мировую историю.

КПСС считает, что марксистское представление о том, что движущей силой исторического процесса являются классы, что у пролетариев нет отечества, что интернациональные классовые интересы доминируют над национальными, явилось следствием ошибочной в историческом плане ориентации Маркса и опровергнуто ходом истории XX века.

Дело в том, что, расходясь с западным либерализмом в вопросе о сути тех закономерностей, которые управляют западным обществом, Маркс разделял методологическую ошибку либералов, считавших эти закономерности применимыми к любому другому типу общества. И в этом – ограниченность его воззрений, здесь он разделял заблуждения своего времени.

История XX века показала, что только те классы, которые поднялись до осознания своих классовых интересов как общенациональных и государственных, являются движущими силами в историческом процессе. История опровергла тезис о слиянии наций, коль скоро под таковым понимается фактический отказ наций от своих культурно-исторических традиций и следование их принципам западного общества, выдаваемым за универсальные.

Историческая практика доказала, что именно нации являются главным субъектом истории и в роли этих субъектов осознают и осуществляют свои интересы, потребности и исторический долг. Общность культуры есть результат синтеза как традиционных устоев в виде авторитетной системы ценностей, так и современных образов и типов культурной и духовной жизни всей нации и входящих в нее народов, включая наряду с высшими духовными достижениями также и ошибки, падения, заблуждения.

Исходя из осмысленного ею опыта исторических ошибок и заблуждений, КПСС считает себя обязанной пересмотреть ограниченную, неполную теорию о существовании двух течений (прогрессивного, освободительного и реакционного, эксплуататорского) в культурно-исторической жизни каждой нации. Этот дуализм, это необоснованное разделение общества или нации на ведущий класс и на ведомое косное общество уходит своими корнями все в те же западные теории одномерной мировой цивилизации и универсалистского понимания прогресса.

В своей общественно-политической практике КПСС отказывается от такого дуализма.

Далее следует признать ошибочным и исторически поспешным разделение наций на революционные и контрреволюционные. Признать, что из опыта XX века стало очевидным: сложившаяся национально-государственная картина мира есть промежуточный результат национально-исторических и этногенетических процессов, где все субъекты находятся в различных фазах собственных процессов развития, вмешиваться в которые по меньшей мере нецелесообразно, а зачастую – просто преступно. Происходящие события на территории нашей страны в области национально-государственной политики в последнее время так тревожны, что требуют немедленного переосмысления, пересмотра и многих других классических принципов. В противном случае целенаправленное воздействие на эти процессы окажется невозможным, что чревато общесоюзной, а возможно, и общемировой катастрофой.

В первую очередь следует решительно пересмотреть все, что касается национальной политики нашего собственного государства. Формальное причисление государственной политики России XIX века и предшествующих веков к колониализму следует признать, очевидно, тенденциозным. Оно не учитывает как хозяйственно-экономических факторов («метрополия» вовсе не жила за счет своих «колоний»), так и исторических судеб народов, проживающих на этой громадной территории.

Если пассионарная энергия западных европейцев была направлена на экспансию и насильственный захват заокеанских территорий, то в России этот же фактор вел в целом, в масштабе ее истории к достаточно мягкому освоению огромных пространств Евразии. Историческая судьба русской нации со славянскими православными корнями и сильной диффузией в нее восточных соседей, само положение этой нации, подчинившей себя централизованной власти и пожертвовавшей элементами свободы для укрепления государственности, вобравшей в себя и сохранившей все народы, проживающие на территории Евразии, позволяют говорить об особом подходе к этой проблеме и особом историческом пути.

Этот особый путь и особое понимание смысла и цели человеческого бытия оказали решающее значение на принятие Россией коммунистической идеи, и мы обязаны говорить о специфических истоках и специфической роли русского коммунизма, равно как и коммунизма других славянских и неславянских народов. Здесь каждый шел от себя, от своих христианских или исламских истоков.

Сегодня можно считать установленным, что принятие коммунистической идеи в нашей стране было вызвано не классовым мировоззрением, а культурно-историческими мотивами народной психологии: здесь сошлись воедино и мессианство, и коллективизм, и эсхатологическая устремленность, и многие другие свойства, как принято говорить на Западе, «загадочной русской души».

А значит, коль скоро русский народ осознает себя наследником российской истории и государственности, осознает себя не только объектом, но и субъектом и правопреемником истории, эту государственность обусловившей, он наследует ее во всей полноте и трагизме и даст отпор всем попыткам профанировать эту полноту и этот трагизм. Он экзистенциально ощущает себя наследником не только обанкротившихся вождей, но и величайшей в мире культуры и страны, достаточно мирно собравшей на своей земле много народов.

Признавая свою историческую вину, КПСС считает своим долгом сегодня возрождать культурные традиции, духовные устои, осваивать и переосмысливать исторический опыт и непреходящие ценности. Это следует делать по отношению ко всем нациям, как малым, так и большим, и ни для одной из них не может в этом вопросе быть сделано «исключений».

Следует заявить, что русский народ за всю историю фактически не был хозяином на своей земле, но он был ее заступником и защитником, потому что был ее сыном. Следует заявить, что, возрождая чувство привязанности и любви к своей малой родине, необходимо сказать о Родине, о той главной общности, что делает каждого человеком, а нас – народом. Русский народ, проделавший колоссальную историческую работу, не должен стать жертвой неверной теории и преступной общественно-политической практики. Сегодня необходимо такое национально-государственное устройство, которое учитывало бы как сложность современных явлений, так и долговременный исторический процесс. Сегодня суть принципа самоопределения наций – это возможность осознанного выбора каждой нацией своей исторической судьбы с учетом традиций и проделанного исторического пути, а не ее вхождение в лишенную цвета, вкуса и запаха абстрактную «мировую» цивилизацию.

Исходя из этого, КПСС заявляет: нации и народы СССР уже начинают осознавать, что процессы происходящего стихийного самоопределения наций, огосударствления этносов, стремление к перестройке границ и обретению государственности во многом навязаны желанием национальных компрадорских элит и слоев свернуть на путь западно ориентированного развития, игнорируя общность судьбы, традиции совместного проживания в течение веков в едином русле евразийской общности. Однако близость культурно-психологических черт западнославянских и соседних с ними народов к русскому и восточным народам проявляется даже в формах этих движений. Пренебрежение этой близостью может привести к нарушению устойчивости их собственного существования, потере в конечном итоге их национальной идентичности, обезличивающей вестернизации.

Представляется, что принадлежность нации к тому или иному типу – восточному, коммунитарному или западному, индивидуалистическому – в значительной мере определяет характер взаимодействия не только представителей нации между собой, но и нации в целом с другими нациями. Атомарность, стремление к самодостаточности индивидуумов и наций западного типа, разумеется, не исключает возможности их совместных действий в общих интересах, однако проявление и развитие чувства коллективизма, достижение подлинной духовности в общении людей и наций более характерно для восточного типа.

Только полное непонимание или пренебрежение к своему народу и к другим народам, чьи судьбы переплелись с его судьбой, может позволить строить модели отношений между этими народами на основе выгоды. Уяснение принадлежности к восточному типу русского и других народов, населяющих территорию СССР, осознанное следование этому пути не могут не способствовать преодолению эгоистических центробежных тенденций и единению этих народов.

Часть VIII
Отношение к конфессиям

КПСС считает своим долгом пересмотреть отношение к религии и конфессиям. Коммунисты считают, что марксизм по отношению к религии оказался в плену собственных претензий на полноту «научной» картины мира и ошибочно вывел отсюда положение о реакционной роли религии. Религия должна рассматриваться как мощный источник национально-культурных традиций, иррационального знания, духовной опоры и объединяющей силы для многих народов. Исходя из понимания метафизической и космологической сущности проблемы добра и зла, КПСС отказывается от возможности глобального решения этой проблемы в русле прогресса социально-экономических формаций. Понимая огромную роль мировых религий в решении этих вопросов и удовлетворении духовных потребностей личности, принимая их неоспоримые достижения в воспитании, становлении человека и приобщении его к высшим ценностям мировой культуры, разделяя нравственный пафос морально-этической стороны религиозных учений, КПСС видит в лице церкви надежного союзника и сотрудника.

В своей общественно-политической практике КПСС отказывается как от любых форм политического и идеологического контроля над религиями, так и от секуляризации церкви.

КПСС высоко ценит заслуги всех конфессий, духовный подвиг Русской православной церкви в период отпора немецко-фашистским захватчикам и надеется на их консолидирующую, миротворческую роль в наше непростое для страны время. При этом задачу духовного объединения народов страны и оказания реальной поддержки многим потерявшим надежду, опору и духовные ориентиры людям церковь сможет решить лишь при условии сохранения целостности.

Коммунисты считают исторически ошибочными и общественно опасными конфессиональный сепаратизм, создание автокефальных конфессий, противоборство между существующими конфессиями и религиями. Очевидно, что сепаратистские стремления в церкви не отвечают ни интересам верующих, ни интересам самой церкви, ни общим национально-государственным интересам. Очевидно, что конфессиональный сепаратизм вызван, во-первых, стремлением национальных элитных слоев, толкающих свои народы к разрыву культурно-исторических связей и отказу от традиций, лежащих в основе их собственных национальных культур, получить «помазание» на свое правление из рук церкви и тем самым как-то легитимизировать свою власть, во-вторых, частичной утратой ориентиров в жизни самой церкви. Однако выход из кризисной ситуации в церкви возможен, во-первых, на пути осознания отцами церкви своих конфессиональных интересов как общенациональных и национально-государственных интересов как жизненно важных, а во-вторых, при опоре на те слои и группы верующих, которые понимают собственные корпоративные цели как общенациональные.

Часть IX
Разные взгляды на перспективы «конца истории». «Конвергенция», или «Рокировка» Востока и Запада

Экологическая проблема, проблема нехватки ресурсов, целый комплекс других глобальных проблем говорят о пределах роста, некоторых глобальных лимитах, отпущенных человечеству.

Историческая целесообразность диктует нам сопряжение восточной формы, позволяющей жестко лимитировать потребление дефицитных ресурсов, с западной формой, направляющей развитие технического прогресса на решение задач, связанных с выживанием человечества.

Таким образом, глобальной программой с гуманистической ориентацией станет в XXI веке программа «позитивной конвергенции», основанная на совмещении лучших черт двух типов исторического движения. Не исключается и другая альтернатива, та, при которой продвижение Запада с наращиванием свойственных ему форм бытия начинает происходить за счет ресурсов всего человечества. Пристальное внимание Запада к Востоку в этом смысле может быть интерпретировано именно как «рокировка», при которой производящая функция будет в ущербном и усеченном виде передана Западом Востоку, а функция общения присвоена Западом в ущерб Востоку. В результате в конце истории некие формы коммунизма окажутся в руках у капиталистической элиты, а худшие формы и нерешенные проблемы капитализма будут переданы ею бывшим коммунистическим оппонентам.

Часть X
О стратегии развития советского общества

Многообразие форм существования цивилизаций, их культурно-историческая самобытность не исключают наличия стержневой линии развития человечества. Эта линия, безусловно, проходит через различные этапы развития производительных сил. В этом смысле мы вправе выделять патриархальный, аграрно-патриархальный, аграрный, аграрно-индустриальный, индустриальный, постиндустриальный, информационный, постинформационный этапы развития производительных сил, через которые в том или ином виде проходят все типы цивилизаций.

В соответствии с этим мы можем на каждом этапе развития производительных сил заново вводить ту или иную форму организации общества. В этом смысле, как это ни странно звучит, можно говорить не только о первобытном, но и об аграрном (феодальном) коммунитаризме, равно как и об аграрном либерализме, можно говорить, далее, об индустриальном коммунитаризме и об индустриальном капитализме, можно говорить о постиндустриальном коммунитаризме и постиндустриальном индивидуализме и т.д. Почему этот вопрос для идеологии партии является ключевым?

Дело в том, что партия оказалась мировоззренчески не подготовленной к тому, чтобы дать оценку не только событиям 17-го года, но и – и это главное – тому явлению, которое названо «сталинизмом». Такое положение следует считать недопустимым. События советской истории должны быть осознаны во всей их трагической взаимосвязи. Здесь следует выделить ряд направлений, не существующих одно без другого:

Первое. Октябрьская революция 1917 г. была реакцией на тотальный развал общества, происшедший задолго до семнадцатого года и завершенный либералами, получившими власть после февраля семнадцатого года. Альтернативой большевизму в этих условиях был только тотальный развал страны, хаос, анархия, прекращение истории Российского государства. Российский либерализм, стремившийся, вопреки исторической реальности, к недостижимым целям и продемонстрировавший полное отсутствие политической воли и нулевой градус государственности в ключевых вопросах, решавших тогда судьбы России,– вот кто больше всех ответственен за случившееся. Либерализм стремился и продолжает стремиться сменить тип исторического развития народов, проживающих на территории СССР, вопреки их воле и законам исторического развития. Он стремился сделать это в феврале семнадцатого года, он стремится к тому же и сейчас. Финалом таких устремлений может быть лишь общенациональная катастрофа. Учитывая исторический опыт, свои ошибки, опыт развития всех народов и стран мира в период после 1917 г., КПСС заявляет – «нет» либеральным авантюрам, «нет» безответственным экспериментам, основанным на стремлении разрушить тысячелетнюю историю страны, «нет» великим потрясениям и революциям, как социальным, так и политическим. «Да» – радикальному реформированию советского общества на путях развития его культурно-исторической самобытности.

Второе. Социальный регресс, оказавшийся логическим следствием безответственных либеральных авантюр, далеко отбросил страну назад к формам общественного развития, свойственным далекому прошлому. С невероятным трудом удалось удержать от развала и распада единое многонациональное государство. В условиях социального хаоса формы и методы удержания общества от распада были кровавыми и жестокими. Эту кровь и эту жестокость следует категорически осудить в морально-нравственном плане. Но недопустимо делать из этого исторические выводы, перенося бытовую мораль в сферу законов исторического развития. Совершенно очевидно, что в условиях резких смен формаций и форм существования общества в начальном периоде этих смен всегда наличествуют жестокость, насилие и кровь. Всегда диктатура, всегда нарушение фундаментальных человеческих прав, всегда горе многих миллионов людей. Достаточно вспомнить в этом смысле опыт Великой Французской буржуазной революции, чтобы расставить в этом вопросе все точки над i. В этом смысле всем, кто возмущается кровавостью большевизма, «сталинщиной», можно ответить: «Коль скоро вы не хотите крови, жестокости, насилия – не призывайте к революциям, не требуйте резких смен общественного строя, не обещайте построить капитализм в кратчайшие сроки. Ибо закон истории учит нас тому, что ускоренное построение новых форм социального бытия возможно лишь на костях и крови народа». Таким образом, извлекая уроки из исторического опыта, КПСС заявляет: история – трагична, но осуждение ее, с точки зрения морально-бытовых норм, обращение с ней по законам настоящего – абсурдны и комичны. Нельзя подвергать суду историю, если не хотеть воскрешения худших ее эпизодов. Можно лишь осмысливать ее и извлекать из нее исторический опыт.

Третье. Построенные Сталиным государство и общество явились типичными экстенсивными, индустриальными, коммунитарными. В этом смысле, отвлекаясь от несущественных деталей, можно сказать, что индустриальный коммунитаризм (коммунизм) в СССР мог возникнуть лишь в тех формах, в каких он существовал в эпоху, когда страной руководил И. В. Сталин. Коммунитарный индустриализм – вообще не лучший вид общества. Только идеалистические заблуждения коммунистического утопизма, считающего, что «коммунистическое – это отличное», мешают понять суть устройства Советского государства и общества в эпоху Сталина. Столь же плох и столь же противоестествен и доводимый до своего логического завершения индустриальный капитализм, империализм, рано или поздно ввергающий народы и в мировые войны, и в тоталитарные формы общественного устройства – «фашизм».

Индустриализм, двигаясь дальше тех ограничений, которые ему ставят законы социального развития, неизбежно порождает государства-монстры, неизбежно порождает тупиковые формы общественного устройства. Преодолеть эти тупики – это значит перейти от индустриализма экстенсивного к индустриализму интенсивному, а после этого к постиндустриальному этапу развития производительных сил. Этот переход означает переход от экстенсивного индустриального коммунитаризма – «сталинизма» к другим, более совершенным формам государственно-общественного строя. Такой переход наметился после смерти Сталина и должен был быть осуществлен коммунистами именно как радикальная реформа, а не как революция.

Четвертое. Вместо этого в стране и в партии началась очередная либеральная судорога, кончившаяся очередной волной реакции в брежневский период. Закономерно, а не случайно, что попытка осуществить набор либеральных реформ вместо радикальной реформы, основанной на закономерностях данного типа общества, может кончиться лишь новой волной реакции. И эту закономерность следует учитывать и осознавать тем, кто сегодня пытается вновь заставить общество «переплыть» на чужой берег. С точки зрения общественного развития либеральное мышление в СССР не могло выдвинуть ничего нового, кроме идеи прямого копирования, прямой имитации тех способов производства и общественного устройства, которые существовали на Западе. Но если Запад, учтя опыт фашизма, т. е. доведенного до предела индустриального капитализма, сумел, осмыслив творчески социальный опыт СССР, вовремя перейти на рельсы интенсивного индустриального, а впоследствии и постиндустриального развития и тем избежать тупиковых форм организации общества, то СССР и КПСС не сумели осуществить такие творческие преобразования. КПСС заявляет, что вина лежит полностью на партии как руководящей силе общества. Именно партия не сумела дать проектов и программ, переводящих страну в индустриальную интенсивную фазу, и именно партия не дала ориентиров постиндустриального развития коммунитарного общества. И, наконец, именно партия пошла путем имитаций, выражающихся формулой «догоним и перегоним по...». Эта формула изначально порочна, поскольку опыт общественного развития говорит о том, что тот, кто догоняет, никогда не догонит. Догнать может только тот, кто способен, осмыслив ситуацию, перейти от движения по «траектории преследования» к движению «на перехват». Такой тип движения предполагал бы учет и прогноз перспектив как своего общества, так и общества западного и после анализа ключевых тенденций стратегическую переориентацию общества на новые, опережающие технологии в сфере производства и на новые, опережающие принципы социальной организации. Вместо этого руководимые КПСС государство и общество, «догоняя» и «преследуя» западный мир, в силу этого все более и более отставали от этого мира и теряли способность к самостоятельному развитию. СССР в 70-е годы все более напоминал устающего бегуна на длинной дистанции, махнувшего рукой на возможность догнать уходящего от него на большой скорости лидера – капиталистический мир. Подражание лидеру, копирование худших его черт стало нормой уже в 70-е годы.

Именно поэтому необходимо отказаться от копирования западных моделей и принципов. Следует исходить из законов собственного развития.

Наше общество должно идти вперед, и его ориентир – послеиндустриализм, где действуют совершенно иные законы, где информационная свобода есть необходимое условие развития производительных сил, где конвейер уступает место компьютерной общине, а рабочий класс, пролетариат, уже не является главной движущей силой. Опыт послеиндустриального развития Японии, США, Германии показывает, что ключевым слоем, ключевой социальной группой является уже не буржуазия и не пролетариат, а новое сословие – когнитариат, объединяющий высокопрофессиональную часть интеллигенции, рабочего класса, аграриев, военных специалистов, государственного и негосударственного менеджмента. Эти работники информационной сферы,– высококвалифицированные, самостоятельно мыслящие, готовые действовать инициативно, конструктивно,– способны принимать решения и осуществлять их. Послеиндустриальная революция идет во всем мире. Попытка противостоять ей безнадежна и опасна. КПСС видит во всех процессах, происходящих сегодня в советском обществе, рациональное зерно постольку, поскольку эти процессы несут в себе зародыши послеиндустриального будущего СССР. КПСС, оставаясь на позициях категорической и безусловной поддержки рабочего класса, вместе с тем видит эту поддержку в том, чтобы содействовать скорейшему переходу рабочих от экстенсивного, изматывающего конвейерного труда к высокопроизводительному, послсиндустриальному труду, освобождающему работника. КПСС видит свою задачу в том, чтобы осуществить этот переход без ломки традиций и норм социальной жизни нашего общества.

Именно исходя из такого видения перспектив, КПСС считает первоочередными задачи модернизации экономики, сдвига промышленного производственного контура страны в сторону интенсивного, современного индустриализма, осуществления новых форм во всем, что касается инновационного процесса, информационного производства, даже в случае, если такое освоение, такое осуществление потребует от страны инвестиций, не дающих выхода в течение ближайших нескольких лет. Создание постиндустриальных очагов, подобных постиндустриальным зонам в Японии, США, Германии, является для страны вопросом ее судьбы, от того, сколь быстро это будет осуществлено, зависит будущее всех сограждан, зависит то, будут ли они жить в слаборазвитой и полунищей колонии или в процветающем свободном обществе. Сегодня создание предпосылок для послеиндустриального развития в виде специальных, пользующихся особым приоритетом зон советского высокотехнологического производства, новая политика в образовании и здравоохранении, восстановление разрушенной инфраструктуры – вот стратегические ориентиры.

Поэтому, обращаясь к обществу, КПСС считает необходимым сказать правду обо всех посулах и обещаниях, связанных с возможностью обеспечения здесь, в нашей стране, уровня потребления товаров и услуг, аналогичного высокоразвитому обществу стран-лидеров (так называемому «обществу потребления»). КПСС заявляет, что такие обещания являются заведомо лживыми, популистскими, так как, во-первых, высочайший уровень жизни в этих странах основан на их неэквивалентном обмене со странами – источниками сырья. Ни при каком изменении социальных и общественных ориентиров, ни при каких революциях СССР своей доли в таком неэквивалентном обмене не получит и разве что сам станет предметом сырьевой эксплуатации; во-вторых, сами высокоразвитые страны начинают сворачивать уровень потребления в связи с экологическим, энергетическим и сырьевым кризисом; в-третьих, «тектонический сдвиг в сторону товаров народного потребления», даже если бы он и был возможен, оставил бы за бортом вопросы об обновлении разрушенной инфраструктуры и основных фондов и привел бы к тяжелейшим последствиям в самом ближайшем будущем.

Создавая с другими силами концепции, программы, проекты экономического и социального развития страны, КПСС будет стремиться к тому, чтобы максимально правдиво и реалистично учитывать реальные ресурсы общества и его возможности и максимально эффективно использовать эти возможности и ресурсы. Стратегические ориентиры, изложенные в данном документе, помогут КПСС при создании серьезных экономических и социальных программ двигаться с открытыми глазами к ясно осознанной цели, а не блуждать на ощупь во тьме, бесконечно уповая на живое творчество масс и прикрывая этими пустыми словами свою теоретическую беспомощность.

Часть XI
Место партии в социально-политической жизни нашего общества

Сложившаяся на сегодняшний день ситуация неопределенности в решении всех ключевых проблем действительно выводит КПСС из политического процесса. Вернуться в него партия может лишь самоопределившись. И крайне важно то, что самоопределение – здесь и сейчас. Партия – на распутье.

Первый путь.

Выражая на деле интересы олигархии и консервативно настроенного меньшинства, противостоящего крупным реформам, КПСС выступает в качестве тормоза.

Второй путь.

Выступив с позиций радикальной вестернизации и построения дикого западного капитализма руками коммунистической партии, к чему многие призывают ее сегодня, КПСС поведет страну к катастрофе, обеспечивая интересы, в корне противоречащие национально-государственным. Таким образом, она будет обречена в этом случае на деградацию и окончательное перерождение. Она станет партией нисходящих социальных сил, теряя рабочий класс, который слишком хорошо видит двусмысленную игру своего якобы авангарда, КПСС ничего не приобретет взамен.

В итоге она превратится в партию социального регресса, в партию нисходящих социальных групп и слоев, защищающих самих себя и никого более, неспособных прикрыть свой групповой эгоизм какой-либо формулой – национально-государственной или общецивилизационной.

Третий путь, на который сейчас многие уповают, состоит в социал-демократизации КПСС. На эту возможность нацелены серьезные силы. Проведенный в этой программе анализ говорит о том, что социал-демократической КПСС могла бы стать лишь обеспечив перевод общества на западный «берег реки». Этот перевод невозможен и неэффективен. Он чреват катастрофой, и, наконец, он предполагает самороспуск КПСС, прекращение ее деятельности на длительный период становления диких форм западного общества и вырастание социал-демократии уже на следующем этапе из другой социальной ткани, на другой социальной почве.

Таким образом, подобного рода проект является в качестве возможности (безусловно, иллюзорной) не менее катастрофичным, сколь и первый.

И, наконец, четвертый путь – это превращение КПСС в партию радикальных коммунитарных реформ.

Осознав свое место в обществе, консолидировав свои ряды, очистив их от людей, которым чужда подобная ориентация, и вовлекая в свою орбиту представителей тех слоев общества, которые сегодня испытывают глубокое разочарование невнятностью и беспомощностью линии КПСС, партия обязана заявить:

Первое. Тип исторического движения, совместно воспроизводимый народами нашей страны, имеет историческую перспективу и является единственно возможным движением этой культурно-исторической общности.

Второе. Кризис, который испытывает наше общество сегодня, есть кризис преодоления очередного традиционалистского тупика, осложненный общим переходом цивилизации на новый, постиндустриальный, период ее развития. Его преодоление потребует, во-первых, интенсивного строительства рыночных форм в том виде, в каком они способны быть ассимилированы восточным типом общества; во-вторых, самых серьезных модернизационных программ, связанных со сдвигом промышленно-производственного контура страны и ориентированных на план, отказ от которого равносилен самоликвидации нашего общества; в-третьих, создания нового инновационного механизма с выделением зон и структур, берущих на себя роль точек роста, мостов, обеспечивающих переход от коммунизма индустриального к коммунизму послеиндустриальному; в-четвертых, создания программ и проектов, обеспечивающих наилучшее использование движения по «восточному берегу» в связи с крутым послеиндустриальным поворотом «реки» исторического развития.

Третье. Наше общество способно выйти из застойного тупика лишь мобилизовав все свои ресурсы, как материальные, так и духовные. Мобилизация подобных ресурсов в обществе, где приоритет духовного над материальным изначально присущ всему ходу его исторического развития, возможна только на основе сильной духовной идеи. Носителем ее могут стать в совокупности все традициональные институты данного общества, включая КПСС, которой в этом случае придется пережить этап самоочищения, консолидации и реформирования.

Четвертое. Выполняя все предшествующие условия, КПСС превращается в партию нового, восходящего, постиндустриального слоя – когнитариата, объединяющего высокопрофессиональную часть интеллигенции, рабочего класса, аграриев, военных специалистов, государственного и негосударственного менеджмента. Ощущая свою невостребованность на новом историческом витке развития производительных сил, этот слой сегодня в большинстве своем видит в КПСС противника, тормоз исторического развития.

С другой стороны, антигосударственная направленность части нового предпринимательского сословия, его очевидная ориентированность на компрадорство, обеспечение чуждых стране интересов, предчувствие катастрофических последствий, связанных с «ломкой тысячелетних парадигм» исторического развития, делают когнитариат носителем государственных умонастроений и заставляют его искать выразителя своих интересов. Реформируя себя, КПСС становится возможным стержнем для консолидации прогрессивно мыслящих представителей восходящего класса.

Пятое. В этих условиях КПСС, отстаивая исторически сложившийся тип движения и борясь как против вестернизации, так и против застойного тупика, выражает коренные интересы всего народа, как материальные, так и духовные. В этом смысле когнитариат рассматривается КПСС не как нечто самоценное, «в себе и для себя существующее», а как локомотив, вытягивающий на новый исторический виток весь «поезд» советского общества. Традиции отечественной интеллигенции соответствуют такой роли.

Таким образом, концентрируя прогрессивный класс и организуя его, КПСС сможет выражать коренные национально-государственные интересы.

Шестое. Отстаивая послеиндустриальный коммунитаризм, ориентируясь на позитивную конвергенцию, борясь за гуманистический метод решения глобальных проблем и противостоя методу антигуманному, КПСС явится партией действующей в створе мощных духовных идей XX века. А это значит, в свою очередь, что традиция, лежащая в основе нашей культурно-исторической коалиции, традиция России остается сохраненной и укрепленной. Свое место в мировом процессе, своя роль и свой путь.

Тем, кто говорит об агонии коммунизма и коммунистов, мы отвечаем: «Коммунизм есть не выдумка, а историческая судьба народов, населяющих нашу страну, и, пока живет наше государство, оно этому пути не изменит.
Все народы страны, верящие своей исторической традиции, все слои общества, для которых государство есть ценность, а не пустой звук, все нации, конфессии, сознающие, какую угрозу принесет с собой разрушительная вестернизация общества, все мыслящие люди, способные проанализировать альтернативы, стоящие перед страной,– объединяйтесь!»

Программа подготовлена авторским коллективом клуба «Постперестройка» в составе:
С. Кургинян (руководитель), Б. Аутеншлюс, А. Балакирев, А. Батурин, В. Кабаченко, Б. Портянкин, Э. Савенок, Н. Тимофеев, Ю. Федорцов, Н. Яцкевич.

«Московская правда», 26.07.1991

6.2. КОММУНИЗМ НАЧИНАЕТ ПОБЕЖДАТЬ В МИРОВОМ МАСШТАБЕ

– Сергей Ервандович, ваши взгляды на коммунизм весьма нетрадиционны и во многом противоречат тем, что господствуют в КПСС. Зачем вы вступили в КПСС в то время, когда многие в партии уже собирали чемоданы? Это что – своего рода эпатаж, вызов?

– Да, мое отношение к марксизму не такое простое, как, с одной стороны, у либералов или, с другой стороны, у всякого рода ортодоксов. И в партию я пришел не рядовым статистом, а из желания сделать ее действительно коммунистической. Для этого прежде всего нужно отказаться от марксизма-ленинизма. Он должен остаться в истории – как классика, к которой нужно и должно относиться с уважением, но понимать, что это – в прошлом. За пределами марксизма – весь XX век – мир во многом уже другой, и анализировать его с помощью Маркса невозможно.

Для меня понятие «коммунистическое» первично по отношению к марксистскому и практически равно «коммунитарному». В каждом обществе и на каждом этапе его развития есть «коммунистическое» и «капиталистическое», и они сосуществуют. Вопрос лишь в том, какое начало доминирует. В этом понимании можно говорить, например, о первобытном коммунизме. Поэтому коммунизм и капитализм – это не две стадии, формации, а два способа существования. Магистральное же развитие человечества идет по другим направлениям: от патриархального к аграрному, аграрно-индустриальному, индустриальному и постиндустриальному... Вот стержень. И на каждом из этих этапов мы можем выделить «коммунитарное» (коммунистическое) и «капиталистическое». К примеру, Вебер говорит, что в цивилизации Междуречья он уже видит капитализм, потому что частный оборот земель начал побеждать бюрократическую и религиозную регламентацию. С моей точки зрения, он и сказал истину. И потому вопрос «коммунистическое – капиталистическое» подменяется для меня вопросом: Восток – Запад или: культура – цивилизация. То, о чем писали Шпенглер, Тойнби, Булгаков, Бердяев...

И тот факт, что за шесть лет КПСС и ее идеологи не удосужились обсудить эту проблему – им все было некогда, они нас назад, к Ленину, возвращали,– это диагноз их интеллектуальной ограниченности.

Для меня очевидно, и я готов это доказать, что Советский Союз или Россия (что для меня одно и то же) – это восточный тип общества, традициональный. Ведь даже индустриализация произошла здесь без признаков тех либеральных трансформаций, которые делают общество зрело-рыночным. Общество не было атомизировано, продолжало оставаться солидаристическим, коллективным и безымянным, с определенным отношением к богатству. В значительной степени оно базируется на восточном христианстве и исламе. И мы должны все это принимать как реальность. В этом смысле исторический результат 1917 г. абсолютно далек от того, что задумывалось его творцами. Для меня он заключается в том, что вброшенный в Россию марксизм фактически начисто в течение 10-15 лет, был переработан материей того самого восточного типа общества.

Дважды – во времена Бориса Годунова и во времена Керенского – делались попытки перетащить Россию с восточного берега на западный. Попытки преступные – по уровню непонимания сложившегося здесь социального вещества. Сейчас мы наблюдаем третью такую попытку. Чем все это может закончиться? Вероятно, гибелью этноса, народа.

– Значит ли это, что мы обречены на фатальное отставание от Запада в рамках своего восточного пути?

– А кто сказал, что восточный путь – это плохо? Он имеет ряд больших преимуществ, которые можно эффективно использовать. Сейчас человечество входит в постиндустриальную эру, когда именно коммунистические начала будут доминировать. Именно поэтому все мыслящие люди – от Баварии до Токио и Нью-Йорка – с пристальным вниманием изучают свои общества с одной-единственной целью: осталось ли там хоть что-то от традиционного? Можно ли опереться на какие-то фрагменты традиционных структур, чтобы начать этот постиндустриальный этап? В нашем же обществе таких элементов сохранилось очень много,– и это создает определенные преимущества при переходе в постиндустриализм.

И вот здесь возникает такое понятие, как «прорыв»,– за которое нас яростно критикуют, потому что ничего не понимают... Представляют так: «прорыв» – это когда все берутся за руки и со страшной скоростью бегут в светлое будущее. А кто не хочет, того подгоняют палкой. На самом деле этот термин – из теории сложных систем, в основном технических. Суть его можно показать на таком примере. Предположим, летит один самолет, а за ним другой – по кривой преследования – и никогда не догоняет первый. Чтобы догнать, он должен идти на перехват. Так вот «прорыв» и есть перехват. Этот аналог «перехвата» – в приложении к развитию общества – для нас очень важен. Необходимо уже сегодня намечать и культивировать фрагменты постиндустриальной культуры. Потому что догнать Запад на индустриальном этапе невозможно – здесь мы обречены на фатальное отставание. В брежневскую эпоху, между прочим, пытались это сделать – результат налицо. А вот обогнать Запад, осуществив «прорыв», вполне возможно – у нас есть все для этого...

– Какими средствами этот «прорыв» может быть осуществлен?

– Это прыжок в XXI век путем концентрации материальных и интеллектуальных ресурсов на стратегических направлениях в сфере высоких технологий. Технологий завтрашнего дня. Наша наука располагает такими прорывными разработками в разных сферах – электронике, биотехнологии, медицине... Прорыв возможен только с пользованием новых форм мотивации труда-духовной, этической. Что требует и особого способа организации труда – общинного, гуманитарного.

Наша страна располагает примерно 3 миллионами работников очень высокой квалификации – по мировым стандартам. Это специалисты в самых разных областях – рабочие, инженеры, ученые. Лидирующая американская корпорация «Дженерал электрик» имеет полмиллиона работников и годовую прибыль в 25-30 миллиардов долларов. Элементарный подсчет показывает, что при соответствующей организации наши 3 миллиона лучших работников дадут годовую прибыль в размере 150-200 миллиардов долларов. Это позволит в кратчайшие сроки,– в 2-3 года,– удвоить наш национальный доход. Без существенного снижения уровня народа. Вот вам и прорыв. А постепенно в прорыв втянется и вся экономика.

– А что вы понимаете под «общинной организацией труда» и его «этической мотивацией»?

– Да хотя бы то, что было при Петре Великом и даже при Сталине, если, конечно, без демонизации, спокойно проанализировать тот период. Не перечеркивая все огульно, а пытаясь выделить открытия, которые были в ту пору сделаны в области организации управления экономикой, производством. Когда мне про какую-то историческую эпоху говорят, что там были только безумие и маразм, я начинаю спрашивать себя, умен ли тот, кто делает подобные заявления? Ведь вы не найдете ни одного исторического периода, где нет чего-то важного, полезного для современности.

Именно в 20-е, 30-е годы у нас возникает такое понятие, как «отсрочка вознаграждения» – когда крупная цель, поставленная перед обществом и конкретным человеком, делает второстепенным сиюминутное вознаграждение. Это позволяет концентрировать усилия и ресурсы на стратегических направлениях. А что, Днепрогэс, Магнитка, Победа, Гагарин не являлись выплатой этого «отсроченного вознаграждения», не принимались народом как коллективная награда? Конечно, нельзя утверждать, что подобная мотивация труда появилась впервые при Сталине. Был аскетический и высокоэффективный труд монахов в монастырях – во имя Бога, была и есть фантастическая работоспособность ученых, художников, всецело увлеченных своим делом... Есть и опыт Японии, ее рабочих и бизнесменов.

Все очень просто – достаточно совместить рабочее время и свободное, период нагрузки и период разгрузки, проще говоря, одухотворить труд возникает бесконечная стимуляция трудовой активности. Опыты по реализации такого типа производства породили в XX веке новый тип экономики – «человеческая», или «этическая», экономика. Это и «силиконовая долина» в Калифорнии, и в определенном смысле Бавария, другие технопарки; – там все. больше и больше внедряются общинные принципы. И это тоже вопрос к КПСС и к ее идеологам – почему развитые формы коммунизма находятся у них, а не у нас?

Внутри субъекта производства в ближайшее время начнет доминировать именно коммунитарное, нетрадиционное начало. Это значит, что коммунизм начинает побеждать в мировом масштабе. А рынок при этом будет сворачиваться, уступая место программно-проектной организации производства. Уже сейчас эта тенденция в мировом хозяйстве начинает преобладать – ЕЭС, «семерка», жесткое регулирование рынка... Кстати,– о каком рынке речь? Мы рискуем начать реализацию рыночных идей тогда, когда рынок повсеместно начинает сворачиваться. Вместо того чтобы модернизировать свои корпорации – отраслевые министерства, крупные объединения,– мы их ломаем.

– Так вы считаете, что наша система в принципе была неплоха и достаточно ее модернизировать, нащупать точки прорыва, сконцентрироваться – и... мы в XXI веке? Но возможно ли это в нашем уставшем, разочаровавшемся во всем обществе? На что вы надеетесь?

– На разрушение, которое сейчас идет. Разрушение дает надежду. Я думаю, оно будет задержано где-нибудь в полосе 60-65 процентов и не пойдет дальше... Все это, конечно, страшно, но, если бы разрушения не было,– не было бы и надежды. Самой лучшей помощью нам американского империализма было «внедрение» таких «агентов», как Брежнев и Черненко,– с целью продолжения в их лице «дела Ленина» как можно дольше. В этом смысле начавшийся процесс – благо. Разрушение позволило начать диффузию наверх определенного человеческого материала, что раньше было невозможно. Эта диффузия очень быстро переросла в революцию снизу. Суть ее в том, что эта революция среднего слоя против партийной олигархии, которая настолько жирная, насколько съевшая саму себя, настолько пассивная и непрофессиональная, что ее надо сметать любым путем, с любыми издержками. И в этом смысле – да здравствует Ельцин, да здравствует кто угодно, поднявший эту волну. А остановить ее уже невозможно – возврата в застой нет.

Но вот что дальше? Это очень важно,– и здесь начинается моя жесточайшая конфронтация с нынешними идеологами нашей демократии... То, что идет снизу, на смену олигархии, должно осознавать себя как национально-государственно ориентированную элиту. Это то, чему не удавалось созреть ни при Сталине, ни при Александре II – никогда. Уникальный момент для этого – сейчас. Это важнейшая задача – формирование такой элиты и занятие ею своего места в обществе. Но вместо этого идет пока другое – тление, распад... Вместо этого – серия подмен и демагогических «сальто-мортале». Все это издержки того разрушения, о котором мы говорили. И с этим я буду бороться, что бы обо мне ни говорили – фашист, Распутин – безразлично... Шанс же заключается в том, что определенная критическая масса людей, осознавших, что происходит в этой «демогласности», смогла бы создать систему кристаллизации этой элиты и ограждения ее от всего остального. Если ее удастся вырастить на протяжении 3-4 лет в этом нестабильном режиме, когда еще возможны всякие шараханья и влево – вплоть до анархии, и вправо – до чрезвычайного положения, то – все спасено и ничего не поздно.

Именно сейчас есть исторический шанс, преступно упускаемый нашей интеллигенцией,– преступно! Ей надо было сделать только одно. Притом, что она могла проклинать кого угодно – Горбачева, Лигачева, Ельцина, Полозкова,– она не имела права трогать государство. Достаточно ей было определить себя государственно и свой личный, шкурный интерес хоть как-то сопрячь с общенародным, она бы давно была там, где хотела быть. Вместо этого занялись всей этой «политикой» – атаками на государственные структуры, армию,– и здесь я всегда буду солидаризироваться и с Прохановым, и с Рашем. При всем том, что генералов я вижу как облупленных – их уровень, их ментальность... Но нет других! Нет, и все! Да, нужен другой офицерский корпус – качественно другой. Но не делается это за один год,– неужели не ясно?! Оказалась попранной «русская идея». К чему это привело? К ее захвату теми, кто может ее только марать. И в чьих руках она окажется завтра?

Но шанс все-таки остается. И он заключается в том, что никогда еще темп разрушения не был таким медленным. И в этом Горбачев молодец – он ли это делает или вместе все они молодцы – с КПСС, Лигачевым, Полозковым... Раньше было как – трах-бах, интеллигенция еще ничего не успела понять, как все уже обвалилось до конца – шашки, Махно, ЧК... Либо же все стояло железно и интеллигенцию никуда не пускали. Только эти два состояния. А сейчас существует рыхлая, диффузная структура, в которой можно двигаться и создавать элитный слой. Но самое главное, что эта надежда страны – новый восходящий слой должен осознать: он не революционная демократия, ведущая к власти криминальную буржуазию. Он – когнитариат (когнитус – знание),– сам идущий к власти. Он должен отказаться от этого марксистского бреда, что кого-то там к власти приводит и чьи-то интересы представляет... Себя ведет и себя представляет! И единственное условие – идти к власти когнитариат должен с программами будущего, с программами опережающего развития, конфронтируя жесточайшим образом по отношению к старой олигархии и одновременно жестко отстаивая национально-государственные интересы. Четко разделяя борьбу с олигархией и интересы государственные.

– Почему же наша интеллигенция оказалась такой, как вы говорите, «антигосударственной»?

– Она патологизировалась в недрах этого самого застоя. Как шел процесс патологизации, я себе хорошо представляю. Кто сделал интеллигенцию антигосударственной? Да тот же ЦК КПСС! И отсутствие государственного сознания, изначально подмененного партийным, идеологизированным.

– А где гарантия, что эта ваша новая элита, дорвавшись до власти, не выродится в такую же, если не худшую, олигархию, как старая?

– Да, генная инженерия, ускоренная эволюция, словом, все то, что мы собираемся делать,– это очень опасно. И заниматься этим можно, только понимая, что хороших средств нет. Слишком мало времени, слишком сложна задача. Что делать? Только гибнуть или идти на прорыв, хотя это и чрезвычайно опасно. Да, плохой способ. Но другого нет. И в осознании этого – шанс на успех.

Ну а вообще, сколько может продлиться «прорыв»? Лет десять, не больше. И переход в следующий, не экстремальный, не стрессовый период должен быть заложен в самом механизме прорыва. Иначе – новая «онкология».

Беседу записал А. Подкопалов

«Комсомольская правда», 13.08.1991

Обсудить

Веб-страница создана М.Н. Белгородским 3 июня 2011 г.
и последний раз обновлена 4 июня 2011 г.
This web-page was created by M.N. Belgorodskiy on June 3, 2011
and last updated on June 4, 2011.

Cодержание страницы

Раздел 6 ОГОНЬ «БЕЛОГО КОММУНИЗМА»

6.1. СУДЬБА КОММУНИЗМА От догматизма и конформизма – к осмыслению и реформации

Введение

Часть I Марксизм-ленинизм сегодня

Часть II Что необходимо пересмотреть в ходе теоретической реформации

Часть III О сущности коммунизма

Часть IV На пути к новому пониманию принципов социальной организации общества

Часть V На пути к новому пониманию принципов экономической организации общества

Часть VI О кризисных и застойных явлениях в различных типах общества и возможностях их преодоления

Часть VII Национальный вопрос

Часть VIII Отношение к конфессиям

Часть IX Разные взгляды на перспективы «конца истории». «Конвергенция», или «Рокировка» Востока и Запада

Часть X О стратегии развития советского общества

Часть XI Место партии в социально-политической жизни нашего общества